Тебя берут в твой первый фильм — одна из подростковых романтических комедий. Ты играешь лучшего друга. Больше никакого парня под номером 3 или дилера наркотиков. У твоего персонажа есть имя — Грег Барлоу. Съемки местные. Девушка навещает тебя пару раз, но вы оба так заняты, что она не может остаться больше, чем на пару минут.

Фильм выходит на вашу вторую Мечтовщину. Ты ведешь свою девушку праздновать, но каждый пени, заработанный за съемку, ушел на возмещение долга, поэтому празднование включает в себя прогулку в парке вместе.

— Ты все еще любишь меня? — спрашивает она, сидя напротив тебя за столом для пикника. Ты держишь ее руки в своих, нежно поглаживая кожу своими большими пальцами.

— Конечно.

— Больше, чем все остальное?

— Больше, чем что угодно, — говоришь. — Почему ты спрашиваешь?

— Просто соскучилась по этим словам, — поясняет.

Ты пялишься на нее. Действительно, прошло много времени с тех пор, как ты говорил это. Это было не специально. Ты живешь в безумном ритме, но она понимает. У нее даже не хватает времени, чтобы писать историю. Как только у нее появляется шанс, ее мысли в полном беспорядке, слова размыты. Поэтичность исчезла. Метафоры. Символизм. Все исчезло. Просто стало туманной массой упрощенных слогов на бумаге.

— Я люблю тебя, — признаешься. — Больше, чем что-либо, что есть в этом парке. Больше, чем каждую строчку диалогов, произносимых мной. Больше, чем люблю Голливуд. Этого все еще достаточно, Кей? Моей любви?

Она улыбается.

— Конечно.

Ты не знаешь, но эта женщина... Даже когда улыбается, она в ужасе. Твоей любви более чем достаточно для нее, но она чувствует, как кусочки ускользают. Что-то внутри нее распадается. Ее мечта. Она теряет ее. Она приехала сюда с тобой, не совсем понимая, что ты переживаешь. Ты чувствовал себя невидимым, умирал от отчаяния, как хотел попасть на прослушивания. Но куда это привело вашу любовь? Потому что, кажется, чем больше ты видишься с другими людьми, тем меньше видишься с ней. И сейчас она даже не может рассказать свою историю, во всяком случае, не так, как она хочет, потому что ее голос был украден, и никто никогда не сможет прочитать ее слова.

23 глава  

Кеннеди  

Маркус пялится на меня.

Он смотрит. И смотрит. И смотрит.

Удушливая и неловкая тишина наполняет кабинет. Только недавно рассвело, в магазине никого еще нет. Я хотела сделать это до того, как кто-то появится, рассчитывая, что так будет проще, но нет... Все равно неловко.

Продолжает пялиться.

— Итак, да, — бормочу. — Такие дела.

Я написала заявление на увольнение, но нужно отработать еще две недели.

Не знаю, как собираюсь так долго продержаться. Утро понедельника и слухи о событиях, произошедших на выходных, уже распространились. Видео попало в сеть в первые двадцать четыре часа. Оказывается, этот репортер работает в «Хрониках Голливуда».

Маркус прочищает горло и говорит:

— Я был бы рад, если бы ты передумала.

— Знаю, — отвечаю. — Но по-другому никак.

По его выражению лица понимаю, что не рад, но это к лучшему, и глубоко внутри он тоже понимает. На парковке уже стоит полицейская машина, а на двери магазина табличка «только для покупателей».

— Ты же понимаешь, что все это изменится, — говорит, махнув в сторону открытой двери кабинета. — Им это наскучит, и они уйдут.

— Понимаю, но, тем не менее, пришло время.

Настало время для меня разобраться, что я хочу делать оставшуюся часть своей жизни, потому что уже точно не это. Когда мои родители хотели для меня «чего-то особенного», они не предполагали работу в супермаркете, и также это не моя мечта.

— Вопрос снят, — говорит Маркус. — Я разочарован, но не собираюсь притворяться удивленным. Я знал, что когда-нибудь мы тебя потеряем. Просто надеялся, что уйду на пенсию к тому времени, как ты обретешь здравый смысл.

— Облом.

— Это так, — отвечает Маркус, махнув рукой, давая добро на мое увольнение. Я выхожу из кабинета и по дороге на склад, где нужно выполнить много работы, вытаскиваю телефон. Так много уведомлений. Пропущенных звонков. Удаляю все и отправляю Джонатану сообщение:

Ты сможешь отвести Мэдди на занятия?

Его ответ приходит моментально.

Конечно.

Смотрю на его ответ, прежде чем пишу:

БЕЗ нападения на других репортеров?

Видишь ли, теперь нам нужно поговорить об этих нереалистичных ожиданиях.

Ты абсолютно прав. О чем я думала, ожидая от тебя цивилизованности?

Я, правда, не знаю. Но не переживай. Я доведу ее в сад... любыми способами.

Он дополняет сообщение улыбающейся дьявольской рожицей и водным пистолетом, поэтому в ответ я отправляю ему смайл с закатившимися глазами.

Время идет.

Я работаю над инвентаризацией.

Слышу, как люди ходят по магазину после открытия, но никто не тревожит меня. Хотя знаю, что так будет не всегда. Только вопрос времени.

В девять утра пишу Джонатану.

Ты без происшествий отвел ее в сад?

Определенно, без происшествий.

Никто не плакал и никто не побит.

Считается ли младший воспитатель?

Какого хрена?

Ты ударил младшего воспитателя?

Нет, она плакала, просила автограф. Моя большая фанатка.

Снова отправляю смайл, закативший глаза, прежде чем засунуть телефон в карман. Пытаюсь сосредоточиться на работе, но слишком отвлечена.

В десять часов снова пишу Джонатану.

Она позавтракала?

Младший воспитатель?

Мэдди. Она позавтракала?

А да, съела миску «Лаки Чармс».

Довольная, возвращаюсь к инвентаризации, но это не длится долго.

В одиннадцать часов отправляю другое сообщение.

Она же почистила зубы, да? Иногда забывает.

Нет ответа.

Вместо этого телефон звонит.

Джонатан звонит мне.

Отвечаю.

— Алло?

— Разве у тебя нет других занятий, вместо того, чтобы играть со мной в «двадцать вопросов»?

Вздохнув, приседаю на один из ящиков.

— В отличие от тебя, я могу выполнять несколько дел одновременно.

— Мэдди почистила зубы, — говорит. — Также расчесалась, и на ней была какая-то цельная штука. Комбинезон? Боди? Может, синяя? Или все-таки черная?

— А она вспомнила про рюкзак?

— Конечно, — отвечает со смешком. — Даже обулась, перед тем, как мы вышли из квартиры.

— Извини, понимаю, что задаю много вопросов, но аррр… я всегда рядом с ней по утрам. Впервые меня не было, чтобы приготовить ей завтрак или завязать шнурки.

— С ней все хорошо, — уверяет Джонатан. — Когда разбудил ее утром, то сказал, что ты на работе, поэтому сегодня она с папочкой. И я уверен, что когда довел ее до сада, все пальцы на ногах и руках были целы.

— Спасибо, — отвечаю. — Теперь мне нужно закончить кое-какую работу. Скоро увидимся.

Кладу трубку и возвращаюсь к работе, когда раздается стук в дверь. Она медленно отрывается, и вижу Бетани, которая останавливается в проходе. Поначалу она ничего не говорит. Пялится на меня, как и до этого Маркус. Пялится, и пялится, и пялится...

— Тебе что-то нужно? — спрашиваю я.

Она качает головой, когда удушающая тишина из кабинета повисает и здесь.

— Я просто...

— Просто что?

— Просто... это правда? Он серьезно живет в твоей квартире?

— Да.