Отэм медленно поднимается, не читаемо улыбаясь ему.

– Каким замечательным епископом ты станешь.

– Я должен. Я уже достаточно наслушался.

– Они расстроены, но в каком– то смысле они поймут, что ты можешь быть прав, или можешь быть любим. Лишь немногие получают и то, и другое.

Он проводит пальцем вдоль флешки.

– Так она здесь?

– Я ее не читала совсем, но разве должна была…

Он ждет один, два, три удара в молчании между ними, перед тем, как наконец– то вдохнуть.

– Хорошо.

Себастиан не привык избегать свою семью. Он – сын, который помогает матери с уборкой, чтобы у нее было время передохнуть перед ужином, который уходит в церковь на несколько часов раньше со своим отцом. Но в последнее время с ним обращаются, как с гостем, которого нужно терпеть. Когда машина Отэм съезжает с подъездной дорожки и исчезает в конце улицы, ему хочется вообще не заходить в дом.

Все стало напряженно с тех пор, как он спросил у своих родителей – гипотетически – что они будут делать, если один из их детей окажется геем. Видимо, отсутствие в нем явной гетеросексуальности уже заметили и обсудили. Он подбросил спичку прямо в лужу бензина.

Это было пару недель назад. Мама снова начала с ним разговаривать, но всего лишь немного. Отца никогда нет дома, потому что ему, похоже, нужно постоянно где– то быть, помогать другим семьям в их кризисах. Его дедушка с бабушкой не заезжали в выходные. Аарону в большей степени безразлично. Фейт понимает, что что– то не так, но не что именно. Только Лиззи понимает детали и – к его отчаянной боли – держится от него подальше, как от нулевого пациента^[19], зараженного.

Что самое ужасное – Себастиан даже не уверен, что заслуживает разбитое сердце. Разбитое сердце подразумевает под собой, что он невиновен в этом, жертва какой–то трагической влюбленности и в значительной степени не несет ответственности в его собственной боли. Он тот, кто действовал за спинами своих родителей. Он тот, кто влюбился, а затем бросил Таннера.

Появление Отэм что–то затронуло внутри него, и он не мог войти в дом и притвориться, что все в порядке, что новость о том, как Таннер защитил его, не перевернула его мир только что с ног на голову.

Он всегда был хорош в притворстве, но не знает, сможет ли поступать так дальше.

Когда штора открылась и закрылась в третий раз, Себастиан, наконец, входит в дом. Его мать не тратит времени зря, и как только дверь захлопывается, она идет за ним по пятам.

– Отэм ушла?

Он хочет уйти прямо в свою комнату, но она блокирует ему лестницу. Он идет вместо этого на кухню, достает стакан из шкафчика и наполняет его водой. Флешка прожигает дыру в его кармане. Руки Себастиана практически трясутся.

Он опустошает стакан за несколько секунд и ставит его в раковину.

– Да, – отвечает он. – Она уехала.

Его мать огибает кухонный островок, чтобы включить миксер, и запах масла и шоколада заполняет воздух. Она готовит капкейки. Вчера было печенье. Позавчера – бискотти. Ее обычный распорядок не изменился совсем. Его семья не разваливается на части. Ничего не изменилось.

– Я не знала, что вы дружите.

Он не хочет отвечать на вопросы об Отэм, но понимает, что это повлечет за собой еще больше, если он не ответит.

– Я только наставник на ее занятиях.

Повисает тяжелое молчание. В теории он был наставником только у Таннера, так что этот ответ не слишком убедителен. Но его мать не давит. Он больше не разговаривает со своими родителями – они обмениваются любезностями, как «передай, пожалуйста, картофель» или «мне нужно, чтобы ты покосил лужайку» – и Себастиан чувствуют, что они теряют эту способность. Он всегда ожидал, что их отношения изменятся со временем, когда у него появится больше опыта, он станет способен относиться к ним, как ко взрослым таким образом, который он никогда не понимал прежде. Но он не ожидал увидеть острые стороны и ограничения родителей так скоро и так быстро. Как будто открыть, что мир действительно плоский. Как будто внезапно пропала другая сторона чудес и приключений, которые нужно исследовать. Вместо этого, ты исчезаешь за гранью.

Отключив миксер, она рассматривает его с другой стороны стола.

– Я ни разу не слышала, чтобы ты упоминал о ней раньше.

Разве она не понимает, что он никогда в действительности не рассказывал ни об одной девушке раньше, даже о Манде?

– Она завезла кое–что для Фуджиты.

Себастиан наблюдает, как она соединяет факты в одно целое. Ее подозрительность возрастает, как темное солнце, на ее лице.

– Отэм же его знает, да?

Его.

– Они дружат.

– И она заезжала не для этого?

Только одно оскорбительное «он», и сразу же за ним одно запретное «этого».

Раздражение вспыхивает в его груди из– за того, что они не называют его даже по имени.

– Его зовут Таннер, – от произнесенного в его сердце свербит, и он хочет добраться до него и резко расчесать ногтями.

– Ты думаешь, я не знаю его имени? Это шутка такая?

Внезапно ее лицо краснеет от линии волос до горловины, ее глаза стекленеют и блестят. Себастиан никогда не видел свою мать такой злой.

– Я даже не понимаю, как мы оказались здесь, Себастиан? Это? Через что ты прошел? – она пронзает воздух жестко скрюченными пальцами, имитируя кавычки вокруг слова «прошел». – Это твое личное дело. Отец Небесный не несет ответственности за твои решения. Только твоя свободная воля лишает тебя счастья, – она поднимает деревянную ложку, втыкая ее в тесто. – И если ты считаешь, что я жестока, тогда поговори об этом со своим отцом. Ты и понятия не имеешь, как сильно ранил его.

Но он не может поговорить с отцом, потому что Дэна Бразера никогда нет дома. С того судьбоносного ужина, он оставался в церкви после работы или ходил на вызовы на дом, один за другим, возвращаясь домой, только когда все уходили в постель. Ужины обычно были полны болтовни. Теперь же только скрежет приборов и редкое обсуждение домашних заданий, и пустой стул во главе стола.

– Прости, – говорит он, как и всегда раскаявшийся сын. Он без сомнения понимает, что ее злость исходит из интенсивности ее любви. Представьте, думает он, волнение, что ваша семья навсегда отдалится от вас. Представьте, истинную веру, что Бог любит всех Своих Детей, кроме тех, кто любит друг друга неправильно.

Представьте, что Бог любит деревья, его мозг цитирует книгу, которую он однажды читал, но осуждает цветение, которое происходит весной.

Себастиан огибает центральный уголок, приближаясь.

– Она, действительно, принесла кое– что с занятий.

– Я думала, что ты закончил с ними.

– Мне нужно сдать рецензию на одну рукопись, которую мистер Фуджита еще не читал, – это не откровенная ложь.

– Но ты больше не виделся с ним? И не разговаривал?

– Я не разговаривал с ним несколько недель, – эта часть тоже правда. Себастиан держался подальше от школы, от мест, где они встречались. Он не ходил на гору. Он снова хочет быть репетитором, но знает, что искушение будет слишком велико. Будет проще простого снова заехать к нему домой, дождаться его после уроков.

У него даже не осталось старых голосовых сообщений. Он удалил их за несколько минут до того, как отец конфисковал его телефон.

– Хорошо, – отвечает она, заметно успокаиваясь. Она отключает миксер и начинает соскабливать с боков чашки, зачерпывая тесто в ожидающую форму для выпечки. – Ты обязан мистеру Фуджите за все, что он сделал, так что можешь прочитать эту книгу для него, если есть время. И у тебя встреча с Братом Янгом и закончи последний запрос на встречу, – его мать счастливее, когда у нее есть список дел, которые она может проверить, поручить и организовать, и Себастиан позволяет ей, даже если это единственный вариант ее общения с ним. – Заканчивай свои обязательства, а затем давай двигаться дальше, пожалуйста.