Аристарх, пристально глядя Степану в глаза, что-то быстро-быстро пробубнил. Тогда подпрыгнул, сделал два оборота на правой задней ноге и замяукал. После всего с облегчением вздохнул и заметил:

— Вот теперь все будет в полном порядке. Теперь с тобой везде будет внутренний голос.

— А это еще кто такой?

Морда Аристарха невольно расплылась в довольной улыбке.

— Можешь считать, что внутренний голос — это тоже, что и я сам — сказал он — лишь будет находиться при тебе.

— А зачем он мне нужен, тот голос?

— Чтобы постоянно напоминать о моем существовании. Понял? А теперь беги отсюда, пока хозяйка не вышла из хаты. И гляди мне, не жадничай!

Степан вылез из погреба и изо всех сил рванул в направлении Горобцов. Но уже через несколько шагов из головы вылетело все, о чем он собирался рассказать. В ней билась лишь одна-одинешенька жалостливая мысль: «горемычный Аристарх! Он никогда в жизни еще не пробовал молока! Он ни разу не лакомился бутербродами с маслом и колбасой».

Аристарх провел мальчика взглядом к тому месту, откуда начинались густые кусты. После этого положил тяжелую рожу на лапы и закрыл глаза. Во сне он время от времени сладко вздыхал, и счастливая кошачья улыбка светилась на его поцарапанном, грязном писке.

Не иначе, Аристарху снились горы бутербродов и реки молока.

Проснулся кот от голоса бабы-яги.

— Ну как там наш пленник? — спросила она, сходя с крыльца.

Аристарх деланно потянулся, зевнул и безразличным голосом ответил:

— Пленник? А никак. Сидит себе и скучает. Привет тебе передает.

Кот надеялся, что после этих слов хозяйка пойдет дальше. Однако Ядвига Олизаровна направилась к погребу и склонилась над крышкой.

— Как ты там? — позвала она — Не замерз?

Ответа не было. Ядвига Олизаровна склонилась еще ниже. Тогда пораженно посмотрела на Аристарха.

— Слушай, так его же здесь нет!

— Конечно, нет — ответил верный кот, выглядывая уже из-за угла домика — и быть не может. Я его только что послал за молоком и бутербродами.

Ядвига Олизаровна остолбенела.

— Ты его отпустил?

Клюка, выпущенная ловкой рукой бабы-яги, со свистом рассекла воздух и подняла пыль в том месте, где только что находился Аристарх.

Однако тот выглядывал уже из-под куста бузины, который рос в противоположном конце дворика.

— Какой же ты стала несдержанной — укоризненно заметил он оттуда — Нервы у тебя никудышными стали. Лечиться надо.

— Сейчас ты у меня узнаешь, кому надо лечиться! — разъяренно воскликнула Ядвига Олизаровна — А ну, взлезай оттуда!

Но Аристарх уже спешно занимал новую позицию.

— Подожди, не горячись — замуркотел он из-за палисада — ты же меня даже не дослушала! А я дал ему полторы порции забывчивого зелья! И свой внутренний голос тоже послал с ним. Уж кто-кто, а он не даст ему думать о том, что может нам с тобой хоть немного навредить.

Ядвига Олизаровна с недоверием воззрилась на то место, где скрывался ее предусмотрительный воспитанник.

— Ты правду говоришь? — спросила она.

Аристарх выбрался из-под кустов и ударил себя в грудь так, что аж луна пошла:

— Да ты что? Разве я себе враг?

Ядвига Олизаровна прикрыла крышку и посмотрела в сторону Горобцов.

— Вообще ты прав — сказала она — и так с этой девочкой много мороки, а тут еще и он. Наверное, пусть переночует у себя дома, а там видно будет.

— А я? — завопил Аристарх — А мое молоко? А бутерброды?

— Никуда они от тебя не денутся — успокоила его баба-яга — Мы с тобой тоже пойдем в село. Осторожность никогда не помешает. Ох, чует мое сердце, что этот мальчик еще принесет нам хлопот!

— Ничего, нам не впервой. А что будем делать с ней? — спросил Аристарх, кивая в сторону окна, на котором мигали тусклые отблески огня.

— А мы нашу хату замуруем — сказала Ядвига Олизаровна — И станет она без окон и дверей.

Баба-яга вернулась к хате, трижды сплеснула в ладони и громко сказала:

— Тибель-канес-цвибель-клопсс!

Стена дома задрожала. Двери жалобно скрипнули и стали покрываться бледной матовой пеленой. Через минуту на них и на окна уже даже намека не было.

— Так-то! — удовлетворено сказала Ядвига Олизаровна — А теперь в село. И по пути заодно решим, что нам там делать.

Внутренний голос Аристарха

Мать уже вернулась из работы и хозяйничала у летней кухни. Оттуда доносились такие вкусные ароматы, что аж в голове затуманилось.

И мать, не прекращая работы, посмотрела на сына.

— Где тебя носит? — спросила она — И где это ты так измазался? В погребе, что ли, целый день просидел?

Но прежде чем Степан подумал, чтобы ответить, его уста уже произносили уклончивое «та-а», а ноги сами поспешили в дом. «Бедненький, голодный Аристарх — нашептывал ему внутренний голос — он столько мечтал о молоке, и ты немедленно его вынесешь. Несчастный, измученный Аристарх лишь однажды ел колбасу, и ты тоже вынесешь ее из хаты».

На кухне Степан прежде всего увидел две больших миски с варениками. Впопыхах взял один и вцепился в него зубами.

«Что ты делаешь, негодяй? — в тот же миг того же миг завопило что-то внутри Степана пронзительным голосом — Забыл, за чем тебя послали? Немедленно бросай все и неси мне есть»!

Забыв о варениках, мальчик ринулся к каморке. Там он отчекрыжил внушительный кусок колбасы, завернул ее в газету и запихнул в карман. Затем схватил пустой горшок и опять направился к кухне, где на столе уже стоял кувшин только что надоенного молока. Он наклонил кувшин, однако в этот миг в сенях послышались шаги и на пороге появилась мама. Она скрестила руки на груди и с упреком посмотрела на сына.

— Куда это ты опять разогнался? — спросила она — А ужинать кто будет?

— Не хочется, ма-ам — как-то странно, точь-в-точь как внутренний голос кота Аристарха, застонал Степан, хотя в желудке все говорило, что одного вареника ой как маловато — я уже поужинал.

Он собирался юркнуть в двери, однако мама поймала сына за воротник и приказала:

— Пока не поужинаешь как следует — и думать не смей выходить на улицу!

Внутренний голос на миг оцепенел.

Степан жадно проглатывал все, что подкладывала ему на тарелку мать. А внутренний голос, опомнившись, заорал так, что аж в ушах заложило.

— Не давись — заметила мать — и после ужина загляни к Василю. Он к тебе уже дважды забегал.

— М-мм… — мурлыкнул в ответ сын и закивал головой.

— Я ему позволила взять бинокль — продолжала мать — пусть, думаю, поиграется, пока моего сына носит неизвестно где.

Однако Степан почти не слышал мать. Внутренний голос кота Аристарха аж надрывался от возмущения. Степан выбрал подходящую минутку и, как только мама отвернулась, перелил молоко в горшок и опрометью выскочил во двор.

«Быстрее неси! — подгонял его неутомимый внутренний голос — да быстрее же, говорят тебе! Впрочем, можешь оставить все вот за этими смородиновыми кустами. А теперь иди себе прочь и не оглядывайся. И запомни: ты ничего не видел и не слышал. Иначе будет такое…».

На этом внутренний голос смолк. Краем глаза Степан успел заметить, как от яра к смородиновым кустам промелькнула чья-то черная тень. Потом оттуда донеслось довольное чавканье и вовсе не кошачье рычание. Видимо, внутренний голос вместе со своим хозяином взялись за ужин.

А через несколько минут во дворе прозвучал удивленный и немного испуганный мамин голос. Степан выскочил с хаты.

Двором, под лесой, очумело носился здоровенный котяра. Вместо головы на нем был рыжий глазурованный шар. Присмотревшись, Степан узнал в нем горшок, в который несколько минут назад наливал молоко.

А черный кот как будто с ума сошел. Он делал стремительные повороты, прыжки, вертелся колесом, с разгона падал на спину и царапал поливу острыми когтями. Из горшка доносилось приглушенное мяуканье.

— Да это же Аристарх! — невольно вырвалось у парня.

От этого возгласа Аристарх подпрыгнул чуть ли не до крыши. Потом описал по двору стремительный круг и с разгона врезался в молоденькую липку, что ее Степан посадил в прошлом году в день маминого рождения.