Терем-теремок стоит.

Из него нога торчит,

В винограднике живет,

Людям вред большой несет.

Улитка большой прудовик живет в воде. Ее можно встретить не только в реке, в озере или в пруду, но и почти в любой канаве, даже в довольно грязной. Ползают они, вытянув свою «рогатую» голову, и по дну, и по растениям, и просто по поверхности воды. Когда улитка держится у поверхности воды, то можно увидеть, что она время от времени открывает круглое черное отверстие. Это вход в легкие, точнее — в легкое, легочную полость. Она наполнена воздухом, стенки ее пронизаны обильными кровеносными сосудами, и, как и в легком у позвоночных животных, в этой полости моллюска совершается обмен газов, дыхание. Прудовик открывает свое дыхательное отверстие с громким хлюпом. Когда воздух сменится, то прудовик снова надолго уходит под воду. Так он дышит летом.

Чем теплее вода, тем чаще поднимаются прудовики на поверхность. В хорошо прогретой воде он дышит 7–9 раз в час. Но по мере того, как температура воды становится ниже, все реже и реже поднимается он на поверхность, а когда становится 6–8 градусов тепла, то и вовсе перестает выходить наверх. Еще некоторое время дышат прудовики пузырьками кислорода, выделяемыми растениями, а потом перестают наполнять воздухом свою легочную полость. Что же с нею делается? Полость наполняется водой и начинает действовать, как жабра. Редчайший, удивительный в природе случай, когда один и тот же орган действует то как легкое, то как жабра.

Кроме легочной полости, прудовик дышит еще и кожей! На коже у него есть большое число ресничек, которые быстро двигаются, все время подгоняя к телу медлительного животного свежую воду, богатую кислородом.

Прудовики и летом могут жить без доступа воздуха. Один ученый выдержал большого прудовика в закрытом сосуде 91 день. Дыхательное отверстие моллюска было закрыто все время, но он питался и медленно двигался.

В глубоких озерах или в тех, где есть прибой, прудовики никогда не поднимаются на поверхность для дыхания. В прибойной зоне это было бы для них губительно — прибой разбил бы о камни их нежные раковинки или вовсе выбросил из воды, так и бывает после бури в малых озерах; когда множество прудовиков вместе с донными растениями оказываются на берегу.

У другого нашего моллюска — катушки — органы дыхания еще интереснее. У нее значительно больше полость легкого и у края мантии есть складка кожи, которая действует как жабра. Так что катушка одновременно дышит и легким, и жаброй и может гораздо реже выходить на поверхность для наполнения легкого свежим воздухом. В холодную осеннюю погоду катушка тоже перестает выходить на поверхность. Можно видеть, как она лежит на дне с большим пузырем легочного воздуха у отверстия раковины. В этот пузырь из окружающей воды поступает кислород. Когда воздух в нем насытится кислородом, катушка втягивает пузырь внутрь раковины.

Прудовик зимой хоть и медленно, но ползает, а катушка зарывается на дне в ил и впадает в настоящий зимний сон. Сердце ее в это время вместо обычных 25–30 раз бьется 3–4 раза в минуту.

Очень давно уже, лет пятнадцать назад, когда я только начинал в Доме пионеров работу с ребятами в краеведческом кружке, они часто рассказывали мне о таинственном огромном существе: пиявке не пиявке, червяке не червяке, змее не змее, которая будто бы встречается иногда в наших речках и озерах. Описать его как следует они не могли, потому что все боялись к нему прикоснуться.

Я считал себя знатоком местной фауны и флоры, однако никак не мог догадаться, о каком животном идет речь. Несколько лет загадка оставалась неразгаданной. В наш музей поступали разные экспонаты, собранные в экскурсиях и походах, но все рассказчики хором отвергали и миног, и червей-волосатиков, и крупных ложноконских пиявок…

«Нет, не то животное; которое мы видели, не такое. Оно больше, толще, страшнее…»

И вот совершенно случайно я это животное встретил. В мелкой воде небольшого озерка тихо покачивался в воде толстый зеленоватосерый шнур сантиметров 35–40 длиной и толщиной в руку. Осторожно, чтобы не спугнуть, я присел и стал пристальнее всматриваться в странное существо. Не было заметно ни головы, ни конечностей. Внутри его просвечивали ряды каких-то черных точек, хвостовым концом оно обвивало подводную ветку ивы. Я долго ломал голову и не мог вспомнить ничего, что хоть сколько-нибудь походило на него. Единственное, что пришло мне на ум — описание таинственного червя олгоя-хорхоя из пустынь Монголии, убивающего всех приближающихся к нему разрядом электрического тока… Поэтому я все-таки долго колебался— тронуть мне эту странную «колбасу» или не стоит?

Решился. Толкнул ее прутиком. «Зверь» нисколько не испугался— качнулся и упруго возвратился на место. Я толкнул сильней — то же самое. Взял побольше палочку. Подцепил, рванул к себе. Но «колбаса» мягко соскользнула и возвратилась в прежнее положение. Ну и ну! И тут я заметил, что этих существ много — три, пять, восемь… По всему пространству мелководья раскинулись эти прицепившиеся к подводным предметам «колбасы». Преодолев последние остатки осторожности, я схватил рукой и… ощутив слизистую поверхность шнура, все понял. Это было вовсе не животное, а икра сибирского тритона! До сих пор мне еще никогда не приходилось ее видеть, а только читать описания. Вот какие случаются встречи даже в обыкновенном озерке…

Была у меня и еще одна интересная встреча — с забавными водными животными — щитнями.

Когда-то ракообразные были владыками всей Земли. В древних морях ползали и плавали двух- трехметровые исполинские щитни, закованные в прочный хитиновый панцирь, вооруженные не только мощными клешнями, но еще и острым ядовитым шипом на конце тела, как у скорпиона. Их иногда так и называли — рако-скорпионы.

Шли века, господство одних животных сменялось господством других. Вымерли многие исполины, а карлики дожили до наших дней. Правда, в морях и океанах еще и сейчас нередки довольно крупные раки и крабы. Так, в наших дальневосточных морях живет гигантский японский краб с длиной туловища до 60 сантиметров. Расстояние между растянутыми клешнями у него достигает трех метров! Старые раки-омары вырастают до 70 сантиметров. Крупные ракообразные живут долго. Омар — до 50 лет, камчатский краб — до 30, обыкновенный речной рак — до 20 лет.

Речные раки есть и в наших таежных реках, хотя и не так часто их можно встретить. В некоторых реках есть и рачки-бокоплавы, водяные ослики. И вот в одной канаве у болота, заросшего осокой и мхом, мне удалось встретить удивительнейших ракообразных — щитней.

Сначала в сачок попали остатки их панцирей, похожих на куски желтой прозрачной бумаги, а потом вдруг выловился первый щитень. Был он сантиметров пять длиной. Тело его было покрыто двухстворчатым щитом, на передней части которого находились два почти сливающихся между собой глаза. Брюшко, выглядывающее из-под заднего края щита, было членистое, лишенное конечностей и заканчивалось двумя длинными хвостовыми нитями. Ног у щитня было 60 пар! Когда он плыл, то движения отдельных ножек не замечалось. Казалось, что струя воды движется вдоль тела. Попалось мне 12 щитней, а я целый вечер любовался их быстрыми движениями в аквариуме.

Ни минуты щитни не оставались на месте — так и сновали туда-сюда. К сожалению, на следующий день они все погибли. Живут щитни очень недолго, потому что места их обычных обитаний — лужи и канавы— тоже существуют недолго. Высохнет лужа — погибает и все ее население. Но на дне лужи, в грязи, а потом и в пыли остаются яйца щитней. Они не боятся засухи, даже больше того, они непременно должны просохнуть, иначе зародыш в них не будет развиваться. Иногда проходит несколько лет, пока снова встретишь в этих же лужах щитней. И я очень рад, что хоть один вечер наблюдал этих странных существ. Глядя на них, быстро плавающих на спине, словно переносишься на 500 миллионов лет назад, когда на Земле не было ни людей, ни зверей, ни птиц, а в древних водоемах вот так же бойко плавали их предки.