Значит, чем меньше у рыб икры, тем больше они проявляют внимания к своему потомству.

Семга — одна из наиболее ценных рыб наших рек. Часть своей

жизни она проводит в море, часть — в реках, куда приходит для икрометания. Самка откладывает не более 12 000 икринок, поэтому у семги тоже развились особые средства защиты икры. Где-нибудь в небольших реках с чистой водой и быстрым течением самка хвостом вырывает ямку и откладывает несколько икринок туда. Самец, который плывет за ней следом, поливает икру молоками. Потом самка зарывает ямку хвостом и продвигается немного выше по течению. Здесь вновь повторяется процесс откладывания икры.

А дальше? Знаете, что происходит с семгой? Дальше — девяносто рыб из ста умирают, потому что в реке семга, идущая на нерест, ничего не ест, а десять по течению доплывают до реки Печоры, потом они снова по Печоре попадают в океан, там кормятся и быстро восстанавливают свои силы, чтобы через год снова проделать такой же путь. Семга может двигаться со скоростью 80 километров в час! Может прыгать до 4–5 метров в высоту.

А какова сила у других рыб? Например, у щуки?

Вот что рассказал нам как-то охотник Прокопий Феофанович Рочев:

«Река наша сначала состоит из двух рек: Белой Кедвы и Черной Кедвы. Так вот, плыли мы по Белой Кедве с товарищем. Ночью плыли, луна светила, сентябрь был. Сначала думали, у берега бревно лежит. Потом разглядели — щука, как бревно. Только спина над водой видна. Я взял острогу и наколол ее. Острога пошла хорошо, но щука рванулась, и я в воду упал, и щука потащила меня на середину реки. Товарищ растерялся. Потом приплыл на лодке, влез я обратно, а щука с острогой в спине вниз по реке поплыла.

Стали мы за ней спускаться. Долго плыли, километра четыре, а щуки все не видно. Потом опять заметили — лежит на мелком месте, а в спине острога торчит. Тут тихо подплыли и вторую острогу в нее. Убили почти совсем. Стали тащить на берег — никак не вытащим, очень уж щука тяжелая была. Наконец вытащили, отдохнуть хотели. Только я как-то около головы щуки оказался. Она меня хвать за ногу! Прокусила кирзовый сапог, ватные брюки, две портянки и в ногу впилась. Больно стало. Я кричу, а сделать ничего не могу. Товарищ побежал к лодке, принес весло, стукнул щуку по голове — оглушил. Погрузили мы тогда щуку в лодку и скорей в Ухту плыть. Там меня целый месяц в больнице держали.

На лбу у этой щуки мох рос. В желудке много мелких щук было. Длиной метра три, а вес — почти 80 кило. Мы ее в ресторан продали.

Только, наверное, нас люди за это не хвалили. Мясо у нее уже жесткое было, как дерево.

Еще одна большая щука живет у нас в озере Ды-Ты, недалеко от села. Есть там место у водяных мхов, где она греться любит. Ее все село знает. Старики еще маленькими были, а помнят, что уже тогда ее видели. Многие хотели убить щуку из ружей, но зря, очень она осторожная. Острогой убить нельзя — озеро глубокое, если плохо ударишь, утопить может».

Другой крупный и прожорливый хищник наших рек — налим. Налим любит холодную чистую воду и каменисто-илистое дно. Летом он держится под корягами, забирается под камни, плоты, ищет ключи. К осени, с понижением температуры воды, налим «оживает» и выходит из своих «летовок» на более мелкие участки реки. В это время он очень прожорлив.

Нерестится он зимой, с конца декабря по февраль, подо льдом, при температуре воды около 0°.

Прожорливостью налим соперничает со щукой. Молодые рыбы питаются донными рачками, личинками насекомых, мальками рыб. Взрослый налим поедает всех речных рыб — даже колючих ершей и скользких бычков, любит и лягушек.

Ловят налимов продолью — длинной такой бечевкой со множеством крючков. Насаживают хлеб, окатанный в воске (так он — хлеб — неделю пробудет в воде и не размокнет). Пускают сразу несколько про-

долей. Неплохо заходит налим и в «морды». Но все это промысловые способы. Мы ловили не так. Просто брали обычного дождевого червяка и насаживали на крючок. Не всегда налиму нравилась эта приманка, но случалось, что он ее брал.

Помню, однажды повезло Валерику Торлопову. Долго у нас ничего не ловилось, и мы даже стали поеживаться от вечернего холода и позевывать. Но вот в прозрачной воде промелькнуло что-то темное. Всмотрелись — налим. Он плыл к нашей приманке. Налим вдруг кинулся на грузило (вместо грузила у нас была проволочка). Проволочка налиму не понравилась, он пожевал ее, потом выплюнул и убрался восвояси. Долго мы еще потом сидели. Совсем сгустились сумерки. И вдруг за крючок кто-то сильно потянул. Сразу в несколько рук мы дернули удочку — перед нами лежал тот же самый налим…

И еще один случай был, когда мне удалось налима поймать просто сачком. Интересовались мы с ребятами подводными жителями маленького озерка-старицы у самого города Ухты и облавливали его прочным сачком на толстой трехметровой палке. В грудах водяных растений и тины копошилась масса жуков-плавунцов и водолюбов, их личинок стрекоз, головастиков, мелких рыбок, улиток, клопов-гребля-ков и гладышей, пиявок. Внезапно среди этой мелочи из тины высунулась колоссальная. пиявка… Мы оторопели, а пиявка шириной сантиметра три медленно продолжала, судорожно извиваясь, вылезать из тины. Осторожно, палочкой., кто-то стал разгребать тину, и оказалось, что это… налим!

Да, налим бывает очень жадным — голую проволочку хватает! Но рыбы вообще жадные существа, так что налим вовсе не исключение. На наших окнах стояли аквариумы, в которых жили тропические рыбы и рыбы таежных рек. Даже щука в 60 сантиметров длиной! Я обнаружил ее в мелкой луже, оставшейся после разлива реки. Но она прожила недолго, слишком уж велика оказалась для аквариума — негде и повернуться.

Окуни чувствовали себя среди зарослей элодеи и валинснерии прекрасно. Важно плавали, спокойно брали корм и флегматично разглядывали нас сквозь стекло. Хариусы, выпущенные в аквариум, метались синими молниями. Глаз не успевал увидеть рыбу на одном месте, как она была уже в другом, и в поле зрения мелькала только серебристо-синяя линия. Но через некоторое время они успокаивались и начинали плавать более спокойно и тихо, уже не ударяясь о стекла.

Зато речные гольяны, или, как их еще у нас называют, малявки, кидаются на добычу толпой, торопятся, толкаются, отпихивают и отгоняют друг друга от кормушки. В спешке гольян часто не соразмеряет своих возможностей, хватая добычу куда больших размеров, чем может проглотить. Один гольян схватил большого таракана и… подавился. Судорожно извиваясь, он опустился на дно вверх брюхом. Мы вытащили его и вынули таракана из его глотки пинцетом. Гольян немного отдышался и опять бросился к кормушке, но тут же снова подавился, и спасти его уже не удалось.

Вот эта жадность гольянов и помогает ловить их в простые стеклянные банки. Мальчишки надевают на банку крышку с дырой посредине, кладут внутрь кусок хлеба и опускают на веревочке в речку. Через несколько минут в банке уже мечутся 2–3 рыбешки. Влезть-то влезли, а выбраться не сумели. Особенно хорошо идут гольяны в банки весной. В это время на голове самцов появляются бугорки. Грудь, брюшко и плавники становятся ярко-красными, а у самок — желтыми, синими. Весь остальной год гольяны просто серебристые.

Рыбы в наших реках живут не только в толще воды и на дне, но и в «дне», в песке, в иле. Однажды в маленькой речке Чибью стали углублять дно бульдозером. И каждый раз, когда он подтаскивал к берегу очередную кучу песка и гравия, там извивались темные и светлые животные, очень напоминающие змей. Они быстро закапывались в грунт, но некоторых нам удалось схватить и посадить в банки с водой. Теперь можно было ясно различить, что это уж никак не змеи — у животных имелись длинные спинные и хвостовые плавники. Но вместо привычных жаберных крышек с каждой стороны виднелось по семь круглых дырочек на небольших вздутиях, а вместо рта — присоска с зубами внутри. Плавали они с усилием, все время опускались на дно. Можно было еще заметить, что у большинства из них не было и следа глаз.