– Оглянись! – завопил Корр. – Наши братья погибают! Лавеллет!

Два америйца бросились вперед и схватили Аллерса. Оставшиеся кинулись в бой, который уже больше напоминал свалку. Паладины отступали к двери башни, Гиральд, несмотря на рану, продолжал размахивать молотом.

– Отпустите меня! – требовал капитан стражи, пытаясь вырваться.

Щит к щиту, паладины отражали натиск. Сокрушительным ударом Гиральд уронил одного из них на пол, но следом Витторио вонзил чекан ему меж ребер. Двухголовый заревел, как медведь, и сделал шаг назад. Зажимая рану, он упал на одно колено, уперев молот в землю.

– Мрак и бездна, – прохрипел Гиральд, и кровь потекла у него изо рта.

– Стража! – воскликнул Аллерс.

– Стража! – эхом ответил ему громогласный голос. – Остановите их!

Стражники Кроунгарда бросились вперед, окружая дерущихся и копьями отгоняя их друг от друга. Сквозь их ряды вперед шагал Эсмунд Первый, окруженный Королевскими Щитами.

Рыцари отпустили Аллерса. Повинуясь королю, он убрал меч, но не отказал себе в удовольствии дать Коррину пощечину.

– Если мы останемся живы, я вызову вас на поединок, сир.

Гвин потер щеку и сплюнул, зажимая рану на груди.

– Да пошел ты, Лавеллет. Твоя честь делает тебя тупее барана.

– На колени перед королем! – приказала Герда, капитан Щитов.

Коррин упал на колено одновременно с Лавеллетом и снял шлем. Покосился на кальдийцев – те продолжали стоять, тяжело дыша. Витторио хмуро смотрел на Герду.

Она шагнула вперед:

– На колени, паладин.

– Пусть король прикажет, – отозвался тот.

Лицо Эсмунда побагровело, так что брови и борода стали казаться совсем белыми.

– На колени, – выдохнул он. – И не заставляй меня повторять, кальдиец.

Паладины бросили оружие и преклонились. Держа запахнутым парчовый халат, Эсмунд оперся на плечо низкорослого Щита и шагнул вперед. Коррин заметил его голые, бледные ноги, опутанные вздутыми венами, и ему почему-то стало жаль короля. Он прибежал сюда к ним из постели, а кальдийцы продолжают свои издевки.

Эсмунд не выглядел жалким, он стоял прямо и пылал праведным гневом, но сейчас Коррин вдруг понял: ему недолго осталось.

– Что с его преосвященством? – слова чугуном падали из уст короля. – Никто не ворвался внутрь?

Витторио молчал. Коррин покачнулся – голова закружилась от потери крови. Он взглянул на затихшего сира Гарона. Под его рукой расплылась огромная черная лужа. Вот кто потерял много крови.

– Отвечай мне! – потребовал Эсмунд.

– Люцио Третий в порьядке, – сказал Витторио. – Никто бы не смог войти.

Законник хмыкнул.

– Я хочу видеть его, – приказал он.

– Простите, король, – отвечал паладин. – Но америйцы войдут сьюда только по нашим телам.

Эсмунд медленно оглядел место схватки, стражников, нацеливших копья на коленопреклоненных. Он стискивал наплечник Щита так, что скрюченные пальцы побелели.

– Заберите мертвых. И прочь с моих глаз.

Коррин сплюнул густую слюну. От стояния на колене рану в бедре сводило судорогой, а горло душила горечь провала. Паладины поднялись, подняли своих и стали собирать оружие.

– Нет! – прервал их Законник. – Ваши мечи коснулись америйской земли. Теперь они принадлежат мне.

Телохранители Наместника поклонились и исчезли в башне. Хлопнула дверь, щелкнула задвижка, и Коррин сжался, ожидая бури. Голова кружилась, будто камень в праще. Тишина оглушала звоном.

– Ты! Как твое имя?! – потребовал король.

Гвину показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он понял, что вопрос задали ему.

– Сир Коррин Гвин, ваше величество, – ответил он, облизав губы. – Постовой у Башни клятвы.

Эсмунд ненадолго задержал на нем взгляд и отвернулся. Коррин облегченно выдохнул и оперся на руку.

– Ты! – король ткнул костлявым пальцем. – Я знаю тебя! Никчемный пьяница по кличке Двухголовый!

– Да, ваше величество, – согласился Гиральд и закашлялся.

– Тебя я тоже знаю! Твой отец был графом Вильсента!

– Да, государь. Простите меня.

– Не смей просить прощения!

Король узнал имена у всех остальных и в самом конце повернулся к Лавеллету. Коррин уже плохо понимал, что происходит, но тяжелые слова короля сами собой врезались в память.

– И ты, сир Лавеллет-старший. Я доверил тебе охрану дворца! Твоему племяннику я доверил свою дочь! И так ты отплатил мне?!

– Да, ваше величество, – ответил Аллерс, гордо поднимая двойной подбородок.

– ЧТО?!

– Да, ваше величество! – возвысил голос Лавеллет. – Мы сделали то, что вы бы хотели! Политика связала вам руки, но мы взяли дело в свои. Мы признаем проступок. Лишите нас жизни, если хотите. Мы примем смерть.

«Говори за себя», – подумал Коррин.

– Вы не понимаете, что натворили! – вскричал Эсмунд. – Только милостью Господа теперь мы избежим катастрофы!

Рыцари молчали. Король долго осматривал их, и затем произнес:

– Всех вас я лишаю рыцарского титула и фамилий. Если у вас есть жены и дети, они объявляются вдовыми. Все ваше имущество и владения отходят короне. В темницу!

Эсмунд повернулся и медленно зашагал прочь. Стражники Кроунгарда сомкнулись вокруг.

– Мы вступились за вашу честь, мой король! – воскликнул Аллерс. – И так вы отплатили нам?!

Коррину вдруг стало нечем дышать. Он почувствовал, как его дернули вверх и потерял сознание.

VI

Сколько-то времени после битвы у башни

Коррин очнулся от громкого скрипа, такого противного, что заныли зубы. В глаза ударил свет факела. Заслонившись, он приподнялся, пытаясь понять, что происходит.

Потом он все вспомнил. Южная башня. Схватка. Законник.

– Кушать хочешь? – раздался мягкий мужской голос.

– Я… я… я в темнице? – спросил Коррин. Голос едва повиновался ему.

– Ну да, – пухлый тюремщик вставил факел в кольцо на стене.

Коррин огляделся по сторонам. Он лежал на тонкой подстилке из соломы, вокруг были узкие стены, покрытые плесенью и какими-то рисунками. В углу стояло ведро. Окна не было, даже зарешеченного.

– Кушай, – тюремщик протянул ему щербатую деревянную миску.

Кор осторожно взял, но та оказалась такой тяжелой для него и горячей, что он сразу уронил миску. Серая сурговая каша вылилась на пол.

– Ты чего?! – как-то обиженно воскликнул тюремщик. – Совсем сил нет?

Коррин покачал головой и посмотрел на свои раны. Их перевязали, и повязки были чистыми. Хоть заразы можно не бояться. Но что ждет его и остальных?

Король лишил их рыцарства и даже фамилий. Они теперь простолюдины, опозоренные, никому не нужные.

Толстый тюремщик подобрал миску.

– Как тебя зовут? – спросил Коррин.

– Ромашка.

– Как цветок?

– Ну да. Папаша как увидел, что волосы белые, так меня и назвал, а потом ушел, – Ромашка, хрюкнув, хохотнул. – Матушка с каким-то лотарцем развлекалась, и меня нагуляла.

Коррин посмотрел на разлитую кашу. Есть совсем не хотелось.

– Сколько дней прошло?

– С Битвы подонков? Два.

Битва подонков. Значит, вот как прозвали их героическую вылазку. Сцену с таким названием вряд ли выложат в Аллее славы.

– Нас казнят?

– Не знаю, – Ромашка пожал плечами и вздохнул. – Каши нету больше, могу хлеба принести. Он правда черствый, больше не сухарь похож.

– Не надо.

– А воды?

Коррин против воли улыбнулся.

– Не знал, что тюремщики такими бывают.

– А чего ж, – Ромашка смутился. – Зачем злыднем быть? Мне-то ты ничего не сделал. Ну так что, пить хочешь?

Корр кивнул.

Толстяк забрал факел и ушел, бросив прощальный взгляд на кашу. Дверь темницы с ужасающим скрипом закрылась, и Коррин остался в темноте.

В голове было пусто, как в барабане. Всякий раз, попадая в неприятные ситуации, Корр пытался найти способ, как из них выбраться. В детстве отец называл его изворотливым, как уж. Но теперь, сидя в полной темноте в подземельях Кроунгарда, он понимал, что попался. Скорее всего, из этой камеры он отправится только на смерть.