VIII

– Закройте ворота! – гудел Брон. – Ты, возьми арбалет и поднимись на колокольню! Вы четверо – дежурьте во дворе. Скоро вас сменят.

Тяжело раненых заносили в монастырь, остальных провожали в низкое деревянное строение, судя по всему – гостиницу для путников и паломников. Большую часть лошадей пришлось оставить под открытым небом – в конюшню поместилось только два десятка.

– Брат! – окликнул Брон одного из монахов. – У вас есть чем накормить лошадей?

– Только сено, сир, и того немного, – глядя куда-то в сторону, ответил монах.

– А овес? Ячмень? Неужели ничего?

– Брат Ольвин говорит правду, сир, – раздался тихий, скрипучий голос за спиной. – Все равно вы здесь не останетесь.

– Почему это?! – рявкнул Бронвер, поворачиваясь.

Старый монах, подпоясанный простой веревкой, улыбнулся ему. Улыбка его была косой, от зубов остались лишь бурые пеньки. Дряблая кожа болталась на худой, как у цапли, шее.

– Потому что монастырь не сможет прокормить столько мужчин. Мы поможем раненым, а после я советую вам отправиться в Альдеринг. Место, которым когда-то владел герцог Моллард.

Еще несколько мгновений Брон смотрел в лицо старика, а потом бухнулся на колено.

– Инквизитор Кослоу, – пробормотал он. – Неужели это вы?

– Встань, дорогой мой Брон. Я уже давно не инквизитор. Теперь я лишь брат Теор.

Брон поднялся, и они со стариком обнялись, будто отец и сын. Тело Кослоу показалось Брону легким и хрупким – сожми чуть сильнее, и оно рассыплется пылью.

– Мы двенадцать лет боролись со злом вместе. Для меня вы навсегда останетесь инквизитором.

– Полно, рыцарь. У тебя есть инквизитор, и ты должен служить ему, – глядя Брону в глаза, сказал Теор.

– Конечно, – Брон повернулся к лошадям. Брат Ольвин все-таки принес им сена, и теперь усталые скакуны насыщались, чем могли.

– Идем внутрь. Думаю, с нас хватит дождя.

Кослоу взял Бронвера под локоть и мягко повел к дверям.

– Я хочу сказать, что горжусь тобой.

– Почему?

– Потому что ты с достоинством принял свою роль. Ты думал, что я назову тебя, но я выбрал Молларда, – Теор прокашлялся. – Я все сделал правильно, но ты всегда был гордым, и я думал, что ты уйдешь от него, но нет.

– Вы гордитесь, потому что я смирился? – Брон остановился, как вкопанный.

– Ну конечно, – Кослоу снова заглянул ему в глаза. – Люди почему-то всегда думают, что для них есть лучшее место. Немногим удается наслаждаться тем, что есть, и с полной отдачей быть теми, кем им должно быть. Они не понимают, что лишь тогда смогут стать великими, когда прекратят попытки забраться выше, туда, где им не место.

– Может, мне бы стоило, – напряженно сказал Брон. – Тогда все было бы по-другому.

– Все было бы хуже, – сказал Кослоу. – Дэнтона считают лучшим инквизитором, а я считаю тебя лучшим рыцарем инквизиции. Ни легендарный Аллард, ни этот Зверь не сравнятся с тобой. Так что помни – я горжусь тобой, Бронвер.

– Спасибо, – буркнул Брон. В голове его вдруг стало пусто и глухо.

– Идем же внутрь, дождь холодный, – проскрипел Теор. – Да и мне тяжело долго стоять. Братья наварили бобов с морковью.

Брон зашел под крышу и стер с лица и лысины воду. Внутри было тепло, горели свечи, отражаясь в стекле, под которым лежали мощи. Брон и Кослоу сотворили святой знак.

– Где та девушка, ваш новый рыцарь?

– Ее зовут Кассандра. Должно быть, она с Моллардом. Они… весьма близки.

– Не до греха, я надеюсь? – криво улыбнулся Теор.

– Нет. Конечно, нет. Они друзья.

Брону хотелось рассказать правду, но он бы вряд ли решился. Не потому, что желал сохранить эту тайну – Кослоу он бы доверил всё. Наверное, он просто не хотел разрушать его гордость. Ведь старый монах гордился ими обоими – Броном и Моллардом.

– Я хочу с ней познакомиться. Обеденная зала там, – указал Теор. – Поешь и отдохни, рыцарь. Мы еще увидимся.

– Да, -кивнул Брон. – Конечно.

IX

Америя, Кроунгард

Покои короля

– Повтори.

– Кальдийцы взяли Созведие, все три замка, – вещал клювогорн голосом Вигтора Фрамма, герцога Вестгарда. – Теперь мы знаем больше о силах маршала Адричи: у него двенадцать тысяч конницы и втрое больше пехоты, не считая оруженосцев и прислуги. Армия, что мы собрали на западе, вдесятеро меньше, государь. Вестгард готовится к обороне и ждет помощи. Мы продержимся, сколько скажете. Храни вас Бог, мой король.

Клювогорн с щелчком захлопнул желтый клюв. Йоэн подал ему миску с нарезанным яблоком, и птица принялась за угощение.

Эсмунд хлопнул ладонью по столу. Клювогорн вздрогнул и, толкнув клювом миску, отошел к краю стола.

– Запоминай, – сказал король. – Отнеси весть герцогу Фрамму.

Клювогорн издал тройной короткий свист, что означало – я все понял и готов запоминать.

– Армия запада отходит под ваше командование, герцог. Сделайте все, что можно, но не дайте врагу пройти вглубь страны. Не смейте запираться в Вестгарде! Знамена собираются на Длани. Они придут, как только смогут, несмотря на зиму. Господь на нашей стороне. Действуйте.

Эсмунд замолчал и взмахнул рукой. Доев последний кусочек яблока, клювогорн захлопал крыльями и вылетел в окно.

– Люди закидали камнями диакона и едва не ворвались в церковь! В то время как я, архиепископ всея Америи, произносил там проповедь! – пухлые пальцы Симона стискивали подлокотники кресла. – Как они посмели, чернь, отбросы! Если б не доблестная стража Кольца во главе с капитаном Вельдом!

– Мы сами виноваты в том, что произошло, – смиренно произнес кардинал Лекко.

– Простолюдины должны подчиняться нам! У них не должно быть собственной воли!

Эсмунд посмотрел на Йоэна, как всегда стоящего за правым плечом. Глядя на архиепископа, тот произнес:

– Государство состоит из простых, ваше святейшество.

– Нет! Государство – это мы! – Симон сорвал расшитую золотом митру. Жидкие волосы встали дыбом от пота. – Остальные – лишь скот, мы же – пастыри! Господь предназначил нам править, а им – подчиняться!

Йоэн нахмурил кустистые брови.

– А ты, хранитель покоев, слуга! больше не смей перебивать меня!!!

– Довольно, – нахмурился уже Эсмунд. Кардинал Лекко предусмотрительно молчал, разглаживая синюю сутану.

– Ваше величество, я требую решительных мер! – тряся подбородками, воскликнул Симон. – Я приехал на Кольцо, дабы дать этим несчастным слово Божье из собственных уст! А в ответ меня чуть не убили! Проклятые простолюдины! Небытие ждет каждого из тех, кто посмел бросить…

– Довольно! – вскричал король, поднимаясь. – Закрой свой поганый рот, я не хочу больше слышать ни слова!

Архиепископ опешил и отнял от шеи насквозь мокрый платок. Запах пота душил Эсмунда. Сейчас он предпочел бы искупаться в кальдийских духах, чем нюхать Симона.

– Вы глубоко оскорбили меня, ваше величество…

– Именно! Ведь ты оскорбил хранителя моих покоев, мой народ, а значит, и меня!

– Ваше величество…

– Я сказал – закрой рот! Замолчи! Кто ты такой, чтоб ставить себя выше народа? Ты жрешь, объедая его, и срешь на него же! Даже я – я, король! – не позволяю себе ничего подобного! Я положил свою жизнь на то, чтобы америйский закон стал работать на людей, а не против них, как раньше! Все мое правление было ради народа и страны, из которого оно состоит! Ты слышал, что сказал Йоэн? Повтори!

– Ваше величество велело мне замолчать, – пробубнил Симон. Лекко опустил голову, будто скрывая улыбку.

– Отвечай, кусок вонючего сала!

Краска залила лицо Симона. Наверное, он никогда не слышал подобных слов в свой адрес. Что же, пора ему доложить, кто он самом деле! Давно пора было это сделать!

– Пожалуйста, ваше величество…

– Повтори, свинья, оскорбляющая звание пастыря! Что сказал Йоэн, этот простолюдин?! Человек, которому я доверяю гораздо больше, чем тебе, или тебе, проклятый кальдиец! Повторите оба!