– Быть может, этот мир очень нужен Илларио. Наверняка он хочет собрать еще одну, большую армию.

– Думаешь, я этого не понимаю, Лекко? У него может быть эта причина, или другая, но это не имеет значения! Мы стали на ступеньку ближе к Святому престолу! Такое свершение не обходится без риска.

– Безусловно, повелитель! – Симон потряс короткими руками. – Мы одержали победу и одержим ее снова!

– Вот именно. Энарийские корабли отправятся домой, но их войска остаются у нас. Враги покинут Кроунгард, и к нам приедут друзья. Среди них будет Князь войны Энариона.

– Этот титул носит старший принц крови, не так ли? – спросил архиепископ.

– Вот именно, – Эсмунд не мог избавиться от улыбки. – Говорят, он храбро бьется и хорош собой. Когда вернется Алина, быть может, они сблизятся.

– Прекрасно, ваше величество, – глубоко кивнул кардинал. – Крепкий союз с Энарионом был бы…

Двери приемной распахнулись, и внутрь залетел бледный, как молоко, хранитель покоев.

– Ваше величество, – проговорил он. – Ужасные вести.

* * *

В яркое небо взмыли десятки голубей и клювогорнов и полетели на восток, в земли Лотарии и Дримгарда. Королевское письмо отправилось каждому, кто мог получить его в этих краях.

Солнечные врата Кроунгарда распахнулись, и сквозь них галопом пролетели всадники. Сначала группа гонцов, а после, один за другим, придворные рыцари, которые вызвались лично отправиться на поиски.

Королевский звездочет отчаянно искал в своих наблюдениях знаки, которые бы указали на скорое спасение принцессы, и не мог найти.

В городе кузнецы предлагали бесплатно подковать коня всякому, кто отправлялся в Дримгард. Булочники угощали хлебом, сапожники наспех чинили обувь, факельщики отдавали свой товар задаром. Не только рыцари, но и простые люди, от наемников и прочих авантюристов до ветеранов Великого искупления, немедленно собирались в путь.

Обманщики пытались продать уходящим части святых мощей:

– Глядите, милорд! Фаланга с пальца самого святого Джерри! Эти мощи воскресили инквизитора Лотарии из мертвых! Возьмите, сир!

Городские стражники сегодня не церемонились – мошенникам ломали собственные пальцы и бросали с причала в воду.

Во всех церквях и часовнях города зазвонили колокола. Архиепископ Симон приказал начать молитвенную службу, которая должна была прекратиться только с возвращением Алины Америйской во дворец. Священники и клирики, сменяя друг друга, должны были без остановки молить Просветителя о спасении принцессы. Подобные службы должны были начаться повсюду – от Созвездия до Дримгарда.

В Низарете, в Храме святого Карха зажгли четыре тысячи свечей и положили на алтарь серебряную чашу, когда-то подаренную храму принцессой.

– Чаша сия будет наполняться слезами верующих, – сказал священник. – И сколько бы раз она не переполнилась, мы не опорожним ее, покуда наша возлюбленная принцесса не вернется домой!

Железная инквизиция отправилась в Покаянный город, чтобы приказать грешникам молиться о спасении Алины, и ни о чем другом. В графство Рейнвиль отправили письмо с приказом для Дэнтона Молларда – бросить все и отправляться за Тиир. Такой же приказ получил инквизитор Равель из Вилонии.

Весть разносилась по стране, будто пожар. Еще до окончания дня о пропаже принцессы знали почти по всей Америи.

И на закате, когда поднялся ревущий ветер, распахнулась дверь башни Наместника, и Люцио Третий вышел наружу.

* * *

С тех пор, как Эсмунд принял Великого Наместника у себя во дворце, прошел почти год. Виделись они лишь однажды, в день прибытия и на последующем пиру. А на следующий день, узнав о намерениях Законника, Люцио заперся в башне.

Он почти не изменился за год – все столь же худой и невысокий, напоминающий седого мальчишку. Безбородое, как у всех кальдийцев, лицо, безвольный подбородок и подозрительный, высокомерный взгляд. Просторная белая ряса, покрытые золотом парчовые ленты, стекающие с шеи, и непременный обруч из лучшего серебра, с молниями у висков и на лбу, выложенных бриллиантами. Символ того, что Наместник слышит волю Божью.

Когда он зашел в приемные покои, Эсмунд с помощью Йоэна поднялся и совершил короткий поклон. Люцио кивнул в ответ, осенил его святым знаком и жестом приказал паладинам выйти. Эсмунд отправил Йоэна, и в комнате остались трое – король Америи, Великий Наместник и его переводчик, стареющий клирик с неприятным лицом.

Наконец, Наместник покинул башню, но Эсмунд не был рад. Весть о пропаже дочери выжгла всю радость из его души. Он сказал бы, что чувствует себя мертвым, но по опыту знал, что мертвые не чувствуют горя. Но и назваться живым было нельзя – скорее, он болтался где-то между, в месте, где царила бесконечная боль.

Душевные муки перекинулись на тело. Эсмунду весь день было тяжело дышать, ноги похолодели и обессилели, сердце билось болезненно и неровно, а левая рука онемела до кончиков пальцев.

– Зачем вы пришли, ваше преосвященство? – без прелюдий спросил король. – Да еще и в такой момент?

Переводчик мигом превратил дробленую америйскую речь в певучий, гладкий кальдийский язык. Люцио покачал головой и что-то ответил. Клирик повернулся к Эсмунду:

– Мы желаем выразить соболезнования и надежду, что с вашей дочерью все будет в порядке.

Наместник снова что-то проговорил, и через несколько мгновений раздался перевод:

– Мы готовы отправиться в Низарет и среди прочих обязанностей выделить время на службу за скорейшее спасение Алины Америйской.

– Думаете, будет толк? – печально усмехнулся Эсмунд.

Клирик нахмурился и донес до Люцио слова. Тот изысканно качнул головой и коснулся обруча кончиками пальцев.

– Мы чувствуем волю Божью. Просветитель говорит, что принцесса останется жива, если Он будет доволен. Вы уже подготовили мирный договор?

– Да, – бросил Эсмунд.

– Господь не хочет нового кровопролития. Мы требуем, чтобы все ваши войска были отведены. Мы также требуем, чтобы войска короля Феолиппа вернулись в Энарион.

– Это не вам решать.

Люцио сдвинул белые брови. Он совсем не походил на святого – скорее, на вредного мелкого чиновника, который упивается своей ничтожной властью. Наместник цокнул языком и начал говорить быстрее, чем раньше:

– Мы согласились выйти и отправиться в Низарет, потому что Просветитель послал Нам видение. В этом видении был Кроунгард, который светился изнутри – и это значит, что ваша дочь, отмеченная вниманием Божьим, вернулась. Все вокруг было усеяно костями, и люди под знаменами уходили вдаль. Это значит, вам необходимо увести войска и отказаться принимать энарийцев.

– А с чего вы взяли, что Илларио…

Люцио подскочил и что-то громко прокричал, а затем упал обратно в кресло. Эсмунд различил лишь одно слово – Адио, то есть Бог.

– Вы не смеете оспаривать волю Божью, – более спокойно, но с железом в голосе произнес переводчик.

– Я подозреваю, что к Божьей воле примешана воля людская, – сказал король. – Князь войны Энариона и его люди прибудут ко мне во дворец, как гости. Вы не имеете права мне помешать, ибо гостеприимство – это добродетель. Вы сами знаете строки Просвещения, где об этом говорится, – Эсмунд слабо махнул пальцами. – Вам стоит отправиться в Низарет, и очень внимательно послушать волю Божью. Ведь если вы неправильно ее истолкуете, это может вернуться к вам Его гневом.

Люцио Третий выслушал перевод и качнул головой.

– Просветитель видит многое, и разумение Его недоступно человеку.

– Само собой, – скривился Эсмунд. – Но меняет ли Он свои решения с легкостью распутной девки?

– Вы оскорбляете Бога! – разгневанно воскликнул переводчик вслед за Люцио.

– Это вы оскорбляете Его, – Эсмунд с усилием поднялся, – когда выдаете свои желания за приказанья Божьи! Я не дурак, чтоб не понимать – Илларио будет готовиться к новой войне! И я буду делать то же, и никто мне не помешает!