— Коней увели да струмент ихний похитили, — сказал один из гренадеров.
— Да ещё уши да носы поотрезали, — добавил другой. — Хотели, видно, голову у трубача отрезать, да кто-то их спугнул. Кафтаны, одначе, содрали.
— Дикие люди! — подытожил лейб-медик, обследовавший тела убитых. — На Бранте сочтено семнадцать ран: кинжальных, ятаганных да стрельных. Все — после умертвия. Стрелами тыкали, лишь бы натешиться.
Пётр был мрачен. Приказал рыть могилу на возвышенном месте у дороги, призвать протоиерея с причтом, отслужить заупокойный молебен.
Священник было заупрямился: Брант-де не нашей веры, лютерской, надо бы его поодаль предать земле. Но Пётр рявкнул:
— Господь не разбирает веры мучеников — всех принимает в своё лоно! Покласть вместе, в общей могиле! Служи!.. — Ругательство застряло в горле. Государь во гневе был великий ругатель, и протоиерею досталось бы, не будь столь скорбной минуты.
— Со духи праведных, — забормотал он торопливо, — души рабов твоих, невинно убиенных, Спасе, упокой, сохраняя иже во блаженной жизни... В покоищи твоём, Господи, идеже вси святые твои упокоеваются, упокой и души рабов твоих Ягана и Кузьмы, яко един ты человеколюбец...
— Господи помилуй! — подхватил причт и добровольные подпевалы...
— Ве-е-чная память, — частил сменивший священника дьякон. — Помилуй нас, Боже, по велицей милости твоей, молимтися, услыши и помилуй!
Укрыли тела досками, нагребли скудной земли. Пётр повелел пройти всем мимо могилы и положить камень. Дабы вырос высокий каменный холм и нехристи не смогли надругаться над могилой.
— Надо бы крест, да всё едино сокрушат, — сказал Апраксин.
Пётр молчал. Молча постояли у могилы все остальные, кто был с ним, пока воины шагали мимо и клали каждый свой камень во поминовение усопших.
Четыре версты, остававшиеся до Тарков, прошли в сумрачном молчании. Пётр наконец разомкнул уста, сказал Апраксину:
— Повели строго-настрого ни в одиночку, ни малою кучкою от воинского расположения не отходить, без приказу никому не отлучаться.
В старый свой лагерь войско входило без музыки.
Глава двадцать третья
ОСАННА СВЯТОМУ КРЕСТУ!
Без креста и жизнь пуста.
Не падёт стена, коль крестом освящена.
Крепость без башен, что дом без окон:
на все стороны глядят.
С соседом дружись, а за саблю держись.
Близ границы не строй светлицы.
Пословицы-поговорки
Земляная работа: перво, зачать линею длиною от реки до болота, а когда оная совершена будет, тогда фортецию зачать делать. Работа камнем: перво, места корабельные, потом магазейн (а буде возможно, и оба вместе); а протчия службы на первый час деревянные, а когда вышеписаное отделается, тогда и протчие службы делать каменныя ж, потом и фундамент под фортецию делать камнем же.
Пётр — шаутбенахту Боцису
Будучи (где случится) в пристанях Персицких поступать дружески, не здоря и не чиня безчинства и не дая какого подозрения. Однако ж, не полагая на их ласку, всегда, везде не веря им, держать доброе опасение; а лутче ближе мушкетной стрельбы не приезжать и на берег не выходить; разве где совершенная безопасность, то приезжать до берега и на берег выходить.
Пётр — из инструкции капитанам военных кораблей
Месяца с два тому, как набольший при хане Хаджа Улфет спрашивал меня, не ведаю ли я, против кого султан турецкой на войну выступил, против Вашего Величества или против шаха персицкого, сказывая мне, будто такие слова слышал от одного дервиша, которой прошлого году в апреле, когда из Меки назад сюда ехал чрез турецкие области, видал: по указу султанскому безчисленное войско маршировать хочет к Константинополю, так что большая часть деревень тамошних опустела и токмо один женский пол остался. И помянутой дервиш будто слышал от тамошних, что султан имеет войну с немцами. Озбеки всех европейских немцами почитают... Все озбеки дженерально рады бы были услышать такую причину над русскими, нежели над немцами, чтоб Вашему Величеству помеха была и не могли бы войско на Хиву посылати, ибо ныне над оными озбеками (чему весьма верят) пророчество из книг является, что им в здешнем крае не надолго владеть, но иному, постороннему государю...
Флорио Беневени — Петру
При пароли объявить ведомости дербенские (хотя оные и неимоверны), но для опасности людей, чтоб были осторожны и не отставали, а буде телега испортится или лошадь станет, тотчас из верёвки вон и разбирать что нужно по другим телегам, а ненужное бросить. Також объявить под смертию, кто оставит больного и не посадит его на воз.
Пётр — Апраксину
Без сомнения Вашему Царскому Величеству известно, что в армянской земле в старину был король и князья христианские, а потом от несогласия своего пришли под иго неверных. Больше 250 лет стонем мы под этим игом, и как сыны Адамовы ожидали пришествия Мессии, который избавил бы их от вечной смерти, так убогий наш народ жил и живёт надеждою помощи от Вашего Царского Величества. Есть пророчество, будто в последние времена неверные рассвирепеют и станут принуждать христиан к принятию их прескверного закона; тогда придёт из августейшего московского дома великий государь, превосходящий храбростью Александра Македонского; он возьмёт царство армянское и христиан избавит. Мы верим, что исполнение этого пророчества приближается.
Израиль Ория, армянский князь, — Петру
Шамхал Тарковский Адиль-Гирей встретил царскую чету без прежнего подобострастия. Продовольствовал войско небольшим гуртом скота, несколькими копёшками сена. За всё было заплачено сполна.
Закон гостеприимства был соблюдён: во дворце шамхальском устроена трапеза для государя, его приближённых и гарема. Кантемир употребил всё своё красноречие, дабы переубедить шамхала, что у великого царя гарема нет, а есть царская жена и её свита, придворные дамы.
Но шамхал только хмыкал: такого-де быть не может, чтобы у столь могущественного царя не было гарема, какой он тогда царь. Конешно, в его столице наверняка осталась большая часть наложниц: возить за собою весь гарем даже великий султан не вздумал бы, слишком он велик — гарем, да и султан тоже. Расходы, расходы, одни расходы... А удовольствие — от трёх-четырёх, от силы пяти наложниц. Остальные пьют, едят и вводят казну в расход, равно и лижутся меж собой.
У царя, столь могучего роста и сложения, разумеется, иной аппетит: ему и пяти мало. Вот он и не желает с ними расставаться даже в таком далёком и трудном путешествии.
А жена? Что жена? Она существует для того лишь, чтобы рожать, притом преимущественно мальчиков. У великого султана самая почитаемая женщина не старшая из жён, а их у него четыре, а валиде — его мать. А как поживает валиде великого белого царя? Окружена ли она таким же почётом, как валиде-султан?
— Валиде нашего государя давно покоится в могиле — тому уж почти три десятка лет, — сказал Кантемир. — При жизни её почитали как должно почитать родительницу монарха.
Шамхал постарался сделать скорбную мину. Потом, вздохнув, сказал:
— Я не могу пособолезновать царю — так давно это было.
— Государь торопится: он оставляет войско на попечении своего главного генерала, а сам с отрядом телохранителей поскачет вперёд, к Сулаку. Там он собирается построить крепость. Он находит удовольствие в плотницкой работе и с великой радостью станет орудовать топором и долотом.
Глаза шамхала чуть не вылезли из орбит.
— Как? Он возьмёт в руки топор и станет обтёсывать дерево? Ты не обманываешь меня? Столь могущественный царь станет трудиться рядом со своими рабами?