- Фред, я не...

Не спас Ксавье. Как не спас Костю. Как не спас Индию. Как не могу спасти тебя, если ты мне не поверишь. Как не могу защитить Золушку, потому что я даже не понимаю от чего её надо защищать. Лишь чувствую опасность над ней - того самого зверя, раскрывшего полную слюны пасть над её головой, и готового поглотить.

- ...мы должны были с ним уйти сегодня. - Глухо произнесла Фредерика.

- Уйти?

- Я, по-твоему, что, дура?! - Развернулась она. - Или Ксав - дибил? Мы сегодня должны были свалить отсюда!

- Вы... д-договорились? А контракт?

Договорились сбежать от Мастера, и - без меня?

- Только вдвоём? - Вырвалось обиженно. Я же её не бросал никогда. Мучился, не зная как забрать отсюда, но даже в мыслях не бросал.

- Тебя отпустили. Зачем ты... вообще здесь?

Я отвернулся, и полез под кровать за своим рюкзаком. Нет смысла тратить время на нытье. ...Но всё равно обидно.

- Ксавье больше нет. - Я вытряхнул содержимое рюкзака на кровать и перебирал блокноты в поисках носков. И не находя ни их, ни другой чистой одежды. Я привык к тому, что выглаженные и пахнущие освежителем вещи всегда там, где я хочу их найти. Даже не подумал, что закончились.

Правую руку горячо и коротко дёрнуло. Я всё-таки занёс грязь. Теперь пальцы набухнут желтоватым гнилостным гноем, пытаясь от неё избавиться. Сначала пальцы, затем предплечья, разовьётся гангрена... И я умру, источая такую вонь, что никто ко мне не подойдёт.

У арист, конечно, не может быть гангрены, я просто видел в муниципальной больнице женщину с гниющей ногой. Но всё страшно.

- Если ты не передумала, и обещаешь не орать и не драться - сбежим вместе. - Предложил я не оборачиваясь. - Я приведу себя в порядок, а то я заметный очень - и пойдём. Ты не ответила про контракт?

Фредерика достала из кармана шаровар сложенные вчетверо листы. Что-то мелкое и блестящее скользнуло на пол. Фред показал мне оба контракта - свой и Ксавье - и вновь спрятала.

- А мой?

- Остался в столе.

- Ты их... украла? У Мастера?

Ох, Атхена, нужно вдвойне поспешить.

- Они уехали. Не из города, но... я не поняла куда. Седек, Мария и... Этот.

Тьма не проглотила Мастера в Лабиринте. Может быть, даже не навредила ему. Зря я надеялся.

- А Агата?

Фредерика опустила взгляд. На стеклянную подвеску, выпавшую из её кармана. Такие болтались на поясе Агаты.

- Она должна была меня забрать. - Невнятно ответила девушка.

- Что с Агатой? - Повторил я громче, глядя не на Фред, а на сумку Ксавье. Может, у него найдётся чистая рубашка?

- Я её убила. Вроде как.

Показалось, что я ослышался.

Фредерика подняла подвеску и сунула в карман. Скрестила руки на груди:

- Я не знаю, понял! Не знаю я! Я не хотела, она, овца тупая, сама! Схватила за руку, и я её, ну, двинула кулаком... и она не дышала. Я не знаю!

Ох, Атхена, Атхена, Атхеа!

- Где она?

Если Агата без сознания, или ей ещё можно помочь, я должен. Надо быстро.

- В кабинете. Нет! - Фредерика встала наперерез. - Нет, не ходи туда. Не ходи, не надо, ну, пожалуйста...

Фред поймала меня за запястье и больно сжала:

- Пожалуйста, я прошу тебя. Не ходи, не гляди на это.

- Почему?

- Крови много.

Я замер.

Агата... женщина в сером, занудная и строгая, но она никому из нас не причиняла вреда. Как Фред могла? Нет, я знаю, как она могла. Фредерика же взрывается, как собака Павлова, по звоночку в голове.

Шею Фредерики тремя выбитыми линиями сковывал приговор магистрата. Отложенный приговор, отложенная ссылка. Я не спрашивал... может быть, Агата не первая, кого она лишила жизни?

Фред отпустила мою руку и прикрыла татуировку.

- Ты убрала тело? - Тихо спросил я.

Девушка кивнула.

- И свою одежду?

Ещё одно резкое движение головы.

- В лабиринт. - Хрипло добавила она. - Там найдут... не сразу. Если вообще.

Я представил, как она заворачивает тяжёлое тело Агаты в портьеру, и тянет его по коридору, по длинным ступеням особняка, по каменным плитам и по проходам лабиринта. Как трёт стол в кабинете Мастера, где Агата её застала за воровством, пытаясь убрать кровь, и как смывает, захлёбываясь плачем, алое со своих рук и волос.

Я же видел, что ничем хорошим её привычка махать кулаками не закончится.

Бедная Фредерика.

Деджовы сами по себе вряд ли будут серьёзно искать Агату - она приезжая, для магистрата ценность её жизни нулевая. Мастер дефензиву не вызовет, не после выброса Рыбы. Он предпочтёт разобраться сам. Фред от него нужно спрятать.

- Хорошо. - Выдохнул я. - Хорошо. Вещи свои захвати. Переобуйся. И... надень сверху что-нибудь. Не расклеивайся, пожалуйста. Один я не смогу.

Я схватил сумку Ксавье:

- Я быстро. - Пообещал я. - Очень быстро!

И я убежал в душ. Потому что стоять рядом с Фред - такой отчаянной и такой виноватой, за которой я не уследил - а ведь её отец просил меня! - стало невозможно.

В руке опять больно дёрнуло воспаление.

Наверняка в книге рекордов был раздел по скоростному принятию душа. Если да, я его побил. С форой, потому что вода лилась ледяная и всё утончающийся струйкой, а единственным светом служила полоска из-под двери.

Вымывшись, я содрал с пальцев корочки и намылил раны, выдерживая секунды пока жгло так, что дыхание перехватило. Осколки кораллов вышли с пеной, кровью и сукровицей, голубоватой от симбиотических роботов.

Сумка Ксавье магнитом притягивала взгляд.

Вещи мертвецов сжигают или закапывают. Это старинный обычай, ещё со времён Падения, когда не умели определить, отчего погиб человек. Разумнее было уничтожить предметы, а иногда - и жилье, чем рисковать подцепить рыбий вирус.

Мясо давно так не делает, но не мы. Это правильно, потому что Рыба может добраться почти через что угодно, а моя страта по определению уязвима. Поэтому мне нельзя прикасаться к мертвецам. И нельзя прикасаться к вещам мертвеца. Это... скверна.

Я расстегнул змейку на сумке.

Одежду Ксавье хранил отсортированной, выглаженной до хруста и завёрнутой в пищевой полиэтилен.

Я вытряхнул из упаковки сменные манжеты и перевязал плёнкой пальцы, защищая, пока ранки не закроются.

Взял в руки его майку, его рубашку... и застыл. Я просто не мог их надеть. Как не может нормальный человек шагнуть с моста. Как не может отрубить себе палец. Запрет внутри меня, он в моих клетках - в буквальном смысле.

Снаружи холодно, я же не могу в зиму - голым. И к Фред выйти голым я тоже не могу.

Я вдохнул глубоко, задержал дыхание, и влез в огромную на меня майку. Застыл, вцепившись пальцами в раковину, чтобы с визгом не содрать с себя ткань. Как будто надеваешь чужую непрожитую судьбу, сброшенную сухую шкурку. Даёшь обещание, которое никогда не сможешь сдержать.

Медленно-медленно, словно капля чернил, растворяющаяся в воде, омерзение выцвело и поблёкло.

Я постоял ещё немного, привыкая. Рассматривая в полумраке зеркала свои прилизанные влажные волосы, осунувшееся лицо - глаза блестели нездорово и кожа вокруг них воспалилась, а губы белели, будто я страдаю анемией.

Я склонился к крану и долго пил. Я не голоден, но надо что-нибудь перехватить, чтобы не свалиться. Что-нибудь без галлюциногенов в начинке.

Затем надел и тщательно застегнул самую дурацкую из рубашек Ксавье - светло-розовую. Как будто если взять нелюбимую, он не обидится. Она висела на мне как на вешалке, рукава пришлось подвернуть. Я отряхнул свои от коралловой крошки и понадеялся, что так сойдёт.

Чего у Ксавье в сумке не было - так это принадлежностей для рисования. Как будто он больше не хотел их касаться. Никогда. В боковом кармане лежала фотография его жены и сорок муниципальных тхен. Я извинился, забрал деньги и затолкал сумку, вместе со своей грязной одеждой, в шкаф под умывальником.

Когда я вышел, Фред сидела на моей кровати, комкая пальцами ткань шаровар. Она накинула свою красную лакированную куртку, застегнув на единственную верхнюю пуговиц, и перебросила накрест через плечо тонкую девчачью сумочку. Я боялся чемоданов.