Если кто ещё не понял – я решил свалить при первой же возможности. Задача кажется невыполнимой. Наверняка сторожевые бульдоги Нисона оберегают меня как следует. Но разве мне впервой сбегать из сработавших капканов?

В последний раз мне помог отец, сам того не ведая. Скоро годовщина его смерти, и если я буду жив, обязательно смотаюсь на кладбище. Он остался в той же позе: сидящий в каменном кресле уставший человек, будто задремавший ненароком, голова слегка запрокинута. После происшествия с матушкой за уходом статуи следил дядя Боб. Заказал кресло, нанимал реставраторов, навещал. А я впервые посетил отца спустя десять лет после случившегося, уже будучи повзрослевшим юношей. Примерно тогда же я и узнал многое из тайного прошлого нашей семьи.

Пожалуй, пора и для вас открыть двери семейных шкафов и вывалить груду спрессованных скелетов. Те, кто продолжают следить за моими приключениями, определённо заслужили.

Итак, Майло Трэпт – метузела. Впрочем, уверен, для многих эта новость не стала неожиданной. Как правило, имуннозащищённость являлась врождённой и чаще всего передавалась по наследству (так же, как и передача супервируса в оставшихся девяноста девяти и девяти десятых процентах случаев, не требуящая от новорожденного пересекать Портал, чтобы заразиться), из-за чего в Э-Системе формировались целые династии метузел. Для прочих же новоявленных уникумов афишировать свою сущность и кричать о ней на каждом углу считалось верхом безрассудства. Позволить себе снять маски могли лишь представители династий, а так же метузелы, добившиеся высокого положения в Э-Системе и способные самостоятельно оплачивать дорогущие процедуры регенерации на Земле. Вроде самого Нисона или Генри Шлуппа, хотя последний официально не числился в списке. Новичкам приходилось скрываться и становиться агентами ХРОМа ради регулярных процедур. Этакое добровольное и полезное рабство. Впрочем, не всегда полезное. Порой Холдинг подвергал своих рабов опасности, отправлял на рискованные задания, порождая ироничный круговорот: в погоне за долголетием бедолаги могли не дожить до «законных, гарантированных Библией и Порталом» семидесяти-восьмидесяти лет. Но бесплатный сыр сами знаете где. Хочешь быть сытым упитанным долгожителем – полезай в мышеловку. Причём, начинать процедуры нужно не позднее двадцати пяти лет, когда запускается процесс старения организма. А можешь плюнуть на всё и наслаждаться отведённым сроком, как душа пожелает. Каждый решает сам, что для него в приоритете. И вот в двадцать два я столкнулся с таким непростым выбором.

Стоит рассказать, куда уходят корни. Я отнюдь не отпрыск династии, всё проще и куда интереснее. У моего инфицированного деда, Тэо Козински, родились неинфицированные близнецы, один из которых – мой отец Саймон, другой – дядя Боб. Дед ухитрился сохранить в тайне не только их метузелувую сущность, но и сам факт рождения, будто знал, чертяга. Ну и, само собой, предусмотрительно разделил яйца по разным корзинам. Боба оставил в своей семье, а Саймона пристроил «кукушонком» в гнездо боевого товарища по фамилии Трэпт и с помощью ранней пластики изменил структуру лицевых костей и мускулов. Определение иммунитета требовало целого ряда анализов. В целом, несложных, но пропагандируемая в Э-Системе свобода личности – в необходимый противовес земному тоталитаризму – не разрешала «Долгому рассвету» или кому-то ещё против воли подвергать граждан обследованию. Что позволяло метузелам беспрепятственно скрываться годами и даже десятилетиями.

По достижению двадцатилетнего возраста разлученные близнецы узнали правду и были вправе распоряжаться своими жизнями сами. Боб выбрал работу на ХРОМ, позже перейдя в дочернюю корпорацию Банк Времени. Саймон же долгое время пользовался подпольными регенерационными клиниками. Дешевле и никакой рабской зависимости от официалов. И побочные действия мелким шрифтом внизу страницы. Проблемы начались далеко не сразу. Саймон успел пожить вволю, сколотить капитал для пользования официальными клиниками и завести семью к началу седьмого десятка. Так появился я. Так появились проблемы.

Постепенно организм Саймона перестал воспринимать регенеро-процедуры. Процесс старения понёсся со скоростью летящей с крутой горы тележки с барахлом, где тележка – это жизнь Саймона, а барахло – нереализованные планы, устремления и мечты.

С годами становилось хуже, первые признаки окаменения проявились, когда мне стукнуло одиннадцать. Отцу удавалось скрывать их, но отчаяние – штука въедливая, точно паразит, поражающий естество. Испробовав все доступные ХРОМу технологии, истратив накопления долгих десятилетий, выразив готовность ещё раз кардинально сменить внешность, получить новое лицо и стать рабом Холдинга, Саймон оказался у черты забвения.

Спасти его могла единственная ниточка, эксперимент ХРОМа под названием «Перерождение». Могла или нет – неизвестно, потому что я собственноручно обрезал её. Но из того, что мне известно сейчас, скорее, не могла. И вот почему. Первые опыты «Перерождения» базировались на синхромодулях. Эти артефакты с Титана пролежали бесхозно почти три столетия и заработали лишь после того, как их заправили, привезя с Криопсиса концентрат гепрагонов. Разложить инопланетную технологию по винтикам оказалось такой же непростой задачей, как и постичь принцип действия Портала или джамп-звездолёта, но, как и в предыдущих случаях, земным учёным удалось запустить процесс эксплуатации. Ситуация из разряда «Машина едет, но мы не знаем, как». Пытались узнать и быстро сообразили, какие горизонты им открывают синхромодули. Ведь речь шла о переносе сознания в другое биологическое тело! До вечной жизни, казалось бы, рукой подать. Но не тут-то было. Имелся ряд нюансов.

Первый: управляющее сознание способно находиться в теле грегари лишь при работающем модуле и постоянной подпитке транс-раствором. То есть, один модуль на одного потенциального бессмертного – непозволительная роскошь. Расу не спасёшь, но на верхушку власти артефактов хватило бы. В экстракте гепрагонов дефицита тоже пока не было, и неудобство сводилось лишь к дальности Криопсиса. Но тут вмешивается второй нюанс: даже если запустить синхромодуль на постоянно основе и раз в неделю делать инъекции ампул, это не спасёт оригинальное тело управляющего сознания от старения и разрушения. Заморозка не подходит, так как нарушит тонкую связь тела и сознания, вынесенного за орбиту привычного обитания. А это значит, что вы сможете жить в новой оболочке до тех пор, пока ваша старая биологически жива. Продлить жизнь – возможно, достичь бессмертия – нет. Но регенерационные процедуры и без того позволяли жить почти до двухсот лет.

И вот тогда идейные проектировщики «Перерождения» пошли ва-банк. Они попытались совершить безвозвратную трансплантацию сознания. Переместить его в донорское тело, приживить и обрезать связь с исходником. Амбициозная задумка, не лишённая смысла и потенциала, но вряд ли осуществимая до тех пор, пока принцип действия синхромодулей не будет тщательно изучен и понят. Судьба проекта «Перерождение» мне неизвестна. Вряд ли его закрыли окончательно, но после ряда неудач синхромодулям нашли иное применение. Так появился совершенно другой коммерческий проект – «Банк Времени».

Я не виню отца. Возможно, он бы относился ко мне иначе, окажись «кукушонком» не он, а дядя Боб. Его убийство не доставило мне удовольствия, уж поверьте. Я просто-напросто спасал себя, расценив в подслушанном разговоре прямую угрозу. Хотя всей подоплёки и масштабов не знал. На похоронах дядя Боб утешал мою мать, которая утешала меня. Братья давно поддерживали связь, тайно. Вероятно, Боб и вывел брата на закрытый проект «Перерождение», хотя сам в этом так и не признался. Чтобы узнать правду, мне пришлось бы воспользоваться синхронизирующим модулем и покопаться в мозгах дяди. Но иногда лучше переворачивать страницы, чем вчитываться в строчки, размытые кофейным пятном. Ко всему прочему, дядя Боб осторожно, не привлекая внимания, взял нас с матерью под свою опеку.