Вот только в провинции Каперед не чувствовал себя частью этого титана, этого чудовища. Да и сейчас не испытывал единения.

Разноголосица вокруг оглушила его, привыкшего к провинциальной тишине. Пестрота и рябь толпы утомляли. К счастью, это продлилось недолго. А то Каперед начал ловить себя на мысли, что вернуться назад не такая уж хорошая вещь.

Он все прекрасно помнил: и как в толпе шел домой, и как давили ему ноги, и как ругался с прохожими. Помнил, но чувства забылись.

Пройти через триумфальные ворота было бы лучше. Дорога там широкая, свободная от черного люда, открывается прекрасный вид на храмы и базилики. Но эти ворота расположены на юге, чтобы до них добраться, надо сделать крюк длинной в день, может меньше.

А бенефициарий не привык задерживаться. Такая уж у них работа.

Пробившись через квартал бедноты, они пересекли деревянный мост. Каперед взглянул на набережную и увидел знакомую картину. Земляная набережная, замусоренная, множество лодочек, женщины стирают белье. Вода пахла отвратительно, пить ее опасно, но местным больше неоткуда брать ее.

Общественные фонтаны встречаются не везде.

Может показаться странным, что таберская дорога приводит на грязную окраину. Но строилась она не для путешественников, а для воинов. На ближайшем холме, что виден к северу, располагалась крепость, а у подножия холма проводились смотры войск перед их отправкой.

Сейчас на вершине холма располагается храм оружия, где хранятся не особо ценные воинские реликвии.

Уже в потемках путники достигли каменных домов. Улицы опустели, погрузились в темноту. Лишь единичные огоньки нарушали покой тьмы. Бенефициарий остановил цизиум, нашел под покрывалом фонарь. Не глиняную лампу, а фонарь со стеклянными окошками - дорогая вещь. Внутри располагалась свеча, которую с третьей попытки удалось зажечь.

Фонарь воин поставил на сиденье рядом с собой, чтобы придерживать его рукой. Свет он давал хороший, намного лучше факела или масляной лампы. Вот только все равно дома вокруг скрылись во мраке.

Каперед видел побеленные стены, кирпичные арки въездных ворот. Иногда он замечал вывески, но не мог разобрать надписей.

Почти везде было темно, в редких комнатах горел свет - его видно из-за решеток ставень. Топливо дорого, есть риск пожара, так что редкий горожанин после захода зажигал свет. Обычно все отправлялись спать или занимались ночными делами.

Повозка одиноко катилась по дорогам. Людей почти не трясло, мостовая была ровной, колеса давили кучки навоза, иногда раздавался треск расколотого черепка. Мусор убирают под утро, пока большинство граждан спит. Ночью общественные рабы и патрули обходят улочки, следят за порядком и тушат пожары.

Каперед поник, целый день в пути вымотал его. И он хотел увидеть Город, ощутить его. Видел он только небольшой участок дороги, да бледные стены вокруг. Совсем не то, что он хотел.

Ночь лишила его возможности увидеть родной дом во всем его великолепии. Ведь даже в бедных кварталах можно заметить монументальные строения на холмах, в акрополе.

Теперь же придется ждать утра. Если еще будет возможность выбраться на свет.

Каперед задремал, позволил довезти себя до цели. Он не беспокоился, что сгустившаяся тьма вокруг может стать его постоянным соседом. Не боялся он попасть в темницу. Видел он уже достаточно, душа и сердце разрывались, захлебнувшись эмоциями. Видел Каперед мало, но достаточно.

Повозка продолжала свой путь, ослик повиновался ударам воина, двигался в нужную сторону.

Уже глубокой ночью они добрались до ворот большого дома.

Глава 17.

Проснувшись от того, что они остановились, Каперед увидел ворота, окованные железом. Видел он их хорошо, потому что над входом висел большой фонарь. Этот фонарь здесь не случайно. Сделано это для того, чтобы даже ночью граждане могли найти это место.

Это был не храм, не дворец, а особняк, где жил могущественный человек.

Каперед встал, проследил за бенефициарием, который скрылся за дверью. Цизиум так и осталась стоять посреди улицы, Каперед мог спокойно сбежать.

Никаких знаков, обозначающих семью или род, которым принадлежал особняк, Каперед не видел. Такие знаки патриции редко вывешивают на своих домах - всем и так известен хозяин. К тому же, дома часто столетиями передаются по наследству.

Каперед не знал, кому принадлежит дом. Может быть, днем он узнал бы это место. А сейчас видел только большие ворота, в которых имелась дверь. Дверь оставили приоткрытой. Закрывать ее непринято, если в доме живет действующий магистрат.

Гражданин всегда может прийти в дом, просить защиты.

Всегда, кроме особых случаев. Как, например Каперед. Его лишили возможности искать защиты у магистратов. И даже у статуй богов ему нельзя искать спасения. Ведь преступление его носило почти религиозный характер.

Каперед неловко спустился на землю. Тяжело спать в кузове, да и возраст.

На мостовой лежали подвядшие лепестки роз. Похоже, выход патриция прошлым утром был поставлен красочно. Каперед прошелся до ворот, заглянул в приоткрытую дверь. В доме привратника никого не было - он ушел с бенефициарием в особняк.

Можно сбежать. Путь открыт, никто не сторожит Капереда. Но ему не хотелось уходить. Он устал. Эта усталость шла изнутри, из самой глубины души.

Было еще любопытство. Каперед думал, что его повезут в один из особняков, принадлежащих фамилии принцепса. Куда-нибудь, где имеются хорошие подземелья. А привезли пленника в совсем другое место.

Да, это дом патриция. Не сложно догадаться, глядя на эти ворота, стены и усадьбу за ними. А главное - место, которое занимает усадьба. Конечно, на Головном холме располагаются главные храмы, базилики, а в низине раскинулись форумы и рынки. Золотой дворец располагается на противоположном холме, не менее важном. Там располагаются храмы, где хранятся реликвии Государства - щит бога войны, пророческие книги и тому подобное. Принцепс является хранителем всех этих богатств, ведь он верховный понтифик.

А эта усадьба расположена у подножия Головного холма, на расчищенной площадке. Огромная площадь, прекрасный сад - Каперед видел верхушки деревьев, возвышающихся над черепичной крышей. Кедровые макушки серебрились в свете звезд, запах леса доносился со стороны усадьбы.

Кедры были старыми, выращенные еще во времена прадеда семьи. Каперед вспомнил, кому принадлежал дом. Вспомнив, пленник окончательно передумал убегать. Он вошел в открытую дверь, закрыл ее за собой. Каперед не сомневался, что не найдется ни одного человека, способного украсть цизиум с ослом из-под ворот этого патриция.

Усадьба не поражала воображение архитектурой. Строению чуть больше ста лет. Не старше кедров, растущих в перистиле. Семья возводила новые постройки вокруг старой, темной усадьбы - этот новодел явно выделялся из ансамбля. Нынешний владелец и глава рода не стал портить внешний вид отчего дома, по его приказу даже снесли некоторые постройки, отличающиеся особой вычурностью.

Каперед пошел по мощеной дорожке к усадьбе. В правом флигеле горел свет, туда, похоже, ушел его проводник. Этот хитрец словно знал, что пленник не убежит. А раз он служил этому патрицию, то был не простым бенефициарием. Это был не воин, а соглядатай и наемный убийца.

Хотя философ, живущий в этом доме, не может пользоваться услугами сикариев. Так считает народ, видевший патриция только на форуме или судейском трибунале.

Каперед знал этого человека лучше. Этот патриций сумел уговорить лекаря совершить преступление, а затем и обвинил его. И ведь Каперед знал, что старому лису нельзя доверять, но все равно! Каким же глупцом он был.

Неужели патриций решил закончить дело. Похоронить свидетельства преступления. Или он решил обвинить принцепса, используя Капереда как орудие? Вряд ли второе, Каперед очень сомневался, что у патриция хватит сил справиться с неукротимым владыкой.

Добравшись до строения, Каперед остановился возле занавеси, закрывающей вход. За ней горел свет, но голосов не было. Похоже, что лампу оставили для пленника. А еще говорят, что принцепс обожает театральные эффекты!