Фрося рассмеялась.

— Марик, Марик, о каком счастье ты сейчас говоришь, его уже не догонишь, как мои молодые годы, оно растаяло, как мой сегодняшний утренний сон.

Я же тебе рассказывала, как, когда-то летела на встречу своему счастью в далёкую Сибирь через весь Советский Союз, а получила такой удар, что впору было задавиться, а дальше…

Ах, ладно, у нас ведь уже нет минуточек, поздравляй меня, ведь ты так красиво умеешь это делать.

Фросик, ты ошибаешься, я умел это делать, а сейчас только умею доллары считать и то, славу богу, а была вероятность, что буду считать только одни долги, но я не хочу о мрачном, ведь только сейчас у меня появилась возможность с полной уверенностью позвать тебя к себе.

Ты мне веришь?

— Я тебе верю, как верила всегда.

И ты мне поверь, обратно не воротишься, а новое строить уже поздно, я же тебе ещё про своих детей и внуков ничего не рассказывала, а их собрать в твоём, забыла, как он называется твой город, сам понимаешь, не могу.

И, самое главное, в Москве у меня есть собственная квартира, машина и привычный налаженный образ жизни, а там только будешь ты…

— И тебе этого мало?

— Да, Маричек, мало, мы ведь никогда не жили общим хозяйством, а характерочки у нас у обоих не подарок.

Кто-нибудь из нас психанёт и, что тогда… в своей будке не спрячешься.

Нет, мой любимый, поздно, уже поздно, не мучай себя и не терзай меня.

— Фрося, не спеши категорически говорить нет, ведь для того, чтобы всё обустроить, надо немало времени.

Фрося услышала голос девушки, что-то сказавшей на английском языке.

— Фрося, Фросенька, до свидания, время наше вышло, я тебе напишу, ответь мне, обязательно, ответь.

Фрося опустила трубку на рычаг аппарата.

Слёз не было, холодно ей было, ужасно холодно, дрожа всем телом и душой, быстро проследовала в ванную и включила горячую воду.

После неожиданного и нелепого разговора по телефону с Марком, тело её буквально сотрясалось от озноба, пронзившего её, от пальцев на ногах до глубины души.

Стоя под сильными струями благодатного душа, постепенно согревающего и успокаивающего её растревоженное сердце, Фрося будто бы продолжала прерванный суматошный разговор с Марком: Нет, мой дорогой, никуда я не поеду, какая там Америка и святой Франциск, кажется, так называется город, где он сейчас живёт.

Когда-то она умышленно солгала младшему сыну, после его вопроса, звал ли её с собой в штаты Марк.

Не задумываясь, ответила, звал.

Это была явная ложь и ложь не во спасение, а если, да, так только во спасение её материнского и женского авторитета.

Никуда её Марк по-настоящему не звал, а в отчаянии от близкой разлуки нашёптывал сумасбродные пустые мечты об их совместной жизни в тайге или в Израиле, в то же время, быстро пакуя чемоданы, подмазывая всем, кому ни поподя, чтобы не чинили препятствий отъезду и выпустили их семью из страны, пока не замело его ОБХСС.

Безусловно, он многое сделал для того, чтобы и она выкрутилась из жуткой криминальной истории с наименьшими моральными и физическими потерями и это сработало, три с половиной месяца, что она провела в тюрьме не в счёт, ведь это капля в море по сравнению с тем, что её ожидало.

Одеваясь и красясь перед зеркалом, она по-прежнему продолжала свой мысленный диалог с Марком: Нет слов, молодчина, сумел подняться на ноги и стал настоящим бизнесменом.

Замечательно, что строит грандиозные планы на будущее и опять в нём чувствуется прежний Марк, умеющий подбирать ключи к различным зигзагам жизни, обстановке и людям.

Ах, ты мой блестящий мужчина вспомнил своего Фросика чуть ли не через шесть лет и теперь хочешь правдами и не правдами вызвать к себе в Америку, как будто она домашний цветок в горшочке, который легко можно перевезти с места на место.

Так и тот не всегда бывает приживается на другом подоконнике, а тем более в другом климате.

Фрося улыбнулась своему отражению, вплетая привычную голубую ленточку в по-прежнему пушистые, но уже подкрашенные волосы.

Умеют эти капиталисты делать хорошую краску.

Дорого, конечно, за неё дерут спекулянты, но оно того стоит, а ей, слава богу, это по карману.

Фрося привычно оглядела спальню, как это делала каждый раз, покидая квартиру.

Кровать застелена, ничего не валяется, взгляд задержался на будильнике, и она охнула: вот это да, скоро пол восьмого, о завтраке дома уже речи не идёт, на работу бы не опоздать.

В прихожей обулась в последнее своё ценное приобретение на толкучке — финские, зимние, коричневые сапожки на среднем каблучке, сидели на ноге, как влитые, двести рябчиков отдала при зарплате семьдесят, не считая, конечно, прогрессивки, ещё сотня в квартал.

Быстро облачилась в норковые шубку и шапку, схватила с полки ключи от машины и выскочила за порог.

С большим трудом отворила скованную льдом входную дверь подъезда и задохнулась от морозного воздуха.

Ничего себе, сегодня, похоже, под тридцать, давненько такого не бывало, вот тебе и подарочек на день рождения.

Фрося быстро пересекала двор, устремляясь к гаражу, снег напевно скрипел под сапожками, в воздухе, не смотря на сильный мороз, кружились снежинки и подгоняемые ветерком, больно впивались ей в лицо.

Пока открывала гараж и садилась в машину лицо и руки буквально околели.

Копеечка, к великой её радости завелась с первого оборота.

Надо парочку минут дать ей прогреться и себя родимую не забыть.

Фрося включила обогреватель и следом стоящий рядом на пассажирском сидении японский кассетный магнитофон — щедрый подарок Сёмки.

По салону автомобиля полилось тепло и голос Аллы Пугачёвой:

К своему месту работы в ателье мод на Арнаутской Фрося прибыла за одну минуту до восьми, ну, слава богу, успела.

Цокая каблучками, она вбежала в сапожную мастерскую, в которой было тепло и одурманивающе пахло кофе:

— Танечка, ты где? Я сегодня не успела позавтракать, сделай кофе и на мою долю.

Фрося только успела повесить в шкаф свою шубку, как сзади за шею обвили руки её напарницы по работе Тани, молодой приятной женщины лет тридцати.

— Станиславовна, миленькая, поздравляю с Днём рождения, как от вас вкусно пахнет морозом и духами, какая вы сегодня красивая, держите мой скромный подарок, я сама его связала для вас.

Фрося обернулась, приняла от девушки почти невесомый свёрток и поцеловала её в щёку.

— Танюха, сколько раз тебе говорить, никакая я тебе не Станиславовна и не надо мне выкать, мы с тобой не на приёме в Кремле.

— Ну, не могу я так… выбирайте, что оставить Станиславовну или Вы.

Таня залилась звонким смехом, на щеках округлились и заплясали миловидные ямочки.

— Давай Станиславовну.

И Фрося непроизвольно подхватила смех напарницы.

— Ого, такое веселье и без меня.

В заднее бытовое помещение сапожной мастерской, стуча своей неизменной палочкой, входил заведующий Валерий Иванович.

— Ефросинья Станиславовна, Фросенька, мои сердечные поздравления!

Я подарок тебе не выбрал, да, и трудно это сделать такой избалованной женщине и поэтому сегодня вечером всем нашим небольшим коллективом идём в ресторан «Прага» отмечать твою круглую дату, надеюсь, возражений не будет.

— Не будет, не будет.

Таня заплясала вокруг Фроси, кружа её, обнимая за плечи и талию.

— Вот, это подарок, Станиславовна все мужчины там будут у ваших ног, простите, у твоих, ой, простите, совсем запуталась.

Фрося не стала заострять внимание на смущённом лепете девушки, а обратилась к своему боссу, сделавшему ей неожиданный и щедрый подарок:

— О, Валера, это очень дорого тебе обойдётся, может быть, я сама внесу свою долю.

— Не смеши подруга, тоже скажешь, сама.