Так и не удалось князю воспользоваться отдыхом, который мог бы весьма быть полезен для его здоровья. Здесь, в Бахчисарае, под гостеприимным кровом добрых, радушных людей, князю так отрадны были мельчайшие заботы и попечения о его спокойствии простой и с тем вместе деликатной женщины. На другой день, 20-го февраля, мы выехали из дома Подпати.
В Симферополе князю отвели официальную квартиру в прекрасном доме; но здесь было уже не то, что под мирным кровом Подпати. Здесь присутствие должностных лиц и городских властей, донесения, запросы из Севастополя — опять растревожили князя. Он спешил уехать в Николаев; приказал мне изготовиться к 23-му февраля, но прибытие накануне курьера из Петербурга заставило его отложить поездку. Получена была печальная весть о тяжкой болезни государя; великие князья вызывались в Петербург. Князь Меншиков, встревоженный сам, но, чтобы не повергнуть в уныние войска, тщательно скрывая полученное известие, поручил барону Остен-Сакену содействовать ему в том. Вследствие итого, их высочествам было сообщено, что они призываются в Петербург по случаю нездоровья августейшей их родительницы. Великие князья понеслись в Петербург; в Симферополе они не успели повидаться с князем; наскоро пообедали у губернатора. Один А. Д. Крылов, знавший истину, обедал в этот день с их высочествами и рассказал нам о тревожном состоянии духа и о той поспешности, с которыми великие князья неслись в столицу. Окружавшие Меншикова всё еще ничего положительного не знали, но расстроенное состояние духа и принужденность, с которыми князь и Крылов говорили с нами, не предвещали ничего доброго. В унынии бродили мы из угла в угол, мало разговаривая друг с другом, не в силах будучи чем-либо заняться…
Вдруг — зловещий посланный из Севастополя: барон Остен-Сакен извещает князя Меншикова, что союзники, вызвав парламентера, сообщили ему прискорбное известие о кончине императора Николая I!
Как громом пораженные, мы не знали чему верить: болезни ли императрицы, или кончине императора? Нас обдало ужасом; князь слег — у него открылась жестокая лихорадка: доктора настаивали на безотлагательном выезде князя из Крыма.
Тогда князь поручил мне расформировать нижних чинов состава главной квартиры. В то же время он вкратце сообщил мне смысл полученного им, 22-го февраля, рескрипта Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича от 15-го февраля, которым князь, за болезнью, увольнялся от звания главнокомандующего.
Вот содержание упомянутого рескрипта[23]:
«Государь, чувствуя себя не совершенно здоровым, приказал мне, любезный князь, отвечать вам его именем на последнего вашего курьера, от 7-го февраля.
Его величество крайне был огорчен неудачною попыткою, произведенною, по вашему приказанию, генералом Хрулевым, на Евпаторию, и значительною потерею, вновь понесенною нашими храбрыми войсками без всякого результата.
Его величество не может не удивляться, что, пропустив три месяца для атаки сего пункта, когда в нём находился самый незначительный гарнизон, не успевший еще укрепиться, вы выждали теперешний момент для подобного предприятия, тогда именно, когда, по всем сведениям, достоверно было известно, что туда прибыли значительные турецкие силы с самим Омер-пашой. Его величество не может не припомнить вам, что он предвидел этот грустный результат.
Из журнала осадных работ под Севастополем, его величество убеждается, что союзники, подвигаясь всё ближе, устраивая новые батареи, как против 4-го бастиона, так и на Сапун-горе, и получив значительные подкрепления, замышляют что-то решительное, что также подтверждается всеми газетными статьями.
С другой стороны, усматривая из ваших неоднократных донесений, что, при теперешнем числе войск, вы решительно считаете всякое наступательное движение невозможным, его величество видит один только выгодный исход всему делу, а именно: если неприятель покусится на штурм и Бог поможет отбиться, то немедля перейти в наступление, как из самой крепости, так и со стороны Чургуна на Кадыкиой, назначив для сего последнего движения сколь возможно большее число свободных войск с нужною артиллериею и кавалерией, дабы угрожать одновременно центру, правому флангу и даже тылу неприятельского расположения.
Если же неприятель сам предпримет наступательное движение, то его величество не сомневается, что принятыми вами мерами, на крепкой и почти неприступной позиции, ныне вами занимаемой и столь сильно укрепленной, вы везде встретите его и с Божиею помощью остановите всякое дальнейшее покушение.
Что касается до признаваемой вами необходимости нового затопления 3-х линейных кораблей для замены разнесенного прежнего заграждения севастопольского рейда, его величество, не отвергая пользы сего заграждения, не может, однако, не заметить, что мы сами уничтожаем наш флот.
За сим государь поручает мне обратиться к вам, как к своему старому усердному и верному сотруднику, и откровенно сказать вам, любезный князь, что, отдавая всегда полную справедливость вашему рвению и готовности исполнять всякое поручение, доверием его величества на вас возлагаемое, государь, с прискорбием известившись о вашем болезненном теперешнем состоянии, о котором вы нескольким лицам поручали неоднократно словесно доводить до высочайшего его сведения, и желая доставить вам средства поправить и укрепить расстроенное службою ваше здоровье, высочайше увольняет вас от командования крымскою армиею и вверяет ее начальству генерал-адъютанта князя Горчакова, которому предписано немедленно отправиться в Севастополь. До его приезда, его величество вполне остается уверенным, что вы с прежним усердием будете продолжать исполнять должность вами доселе занимаемую.
Известясь также о болезненном состоянии сына вашего, вследствие сильной контузии, его величество разрешает ему воротиться сюда и вместе с тем назначает его генерал-адъютантом.
За сим, государь поручает мне, любезный князь, искренне обнять своего старого друга Меншикова и от души благодарить за его всегда усердную службу и за попечение о братьях моих».
XX
По получении рескрипта, князь Меншиков написал Его Высочеству Государю Наследнику Цесаревичу следующее донесение от 24-го февраля 1855 года (за №553).
«Рескрипт Вашего Императорского Высочества от 15-го сего истекающего февраля месяца с изложением высочайшего увольнения меня от командования войсками в Крыму, застал меня уже в Симферополе, куда я прибыл по сдаче начальства генерал-адъютанту барону Остен-Сакену, и в положении здоровья столь расстроенного, что я лишен всякой физической возможности принимать участие в действующей армии.
Не сумею выразить Вашему Высочеству сколь глубоко чувствую и высоко ценю я то лестное внимание, которое оказано мне при этом.
Убежденный искренно, что в выполнении всего, требуемого настоящими событиями, одного усердия недостаточно — нужны силы и разумение, — я, с благоговейною признательностью приемлю высочайше дарованный мне отдых, так существенно моим ослабевшим силам необходимый.
Священным долгом поставляю себе, при свидании с князем Горчаковым, передать ему всё, что знаю, не только с откровенностью, но и с чувством той дружбы, которая взаимно связывает нас с юных лет.
При всеподданнейшем донесении Вашему Высочеству об этом, да будет мне дозволено обратить внимание Ваше, на — осмелюсь так выразиться — существенную необходимость дать преемнику моему разрешение двигать войска по своему ближайшему местному усмотрению в то время, когда придется ему маневрировать из одного края полуострова в другой и обращать головные войска наступательных колонн, те войска, которые будут ближе под рукой, для стратегического направления их от турок к сардинцам, либо к французам, или к англичанам, и обратно, смотря куда и как понадобится.
В таком передвижении могут быть войска 6-го корпуса и 8-я дивизия. Уполномочие — своевременно и по своему усмотрению распоряжаться сею последнею — необходимо дать моему преемнику потому, что их императорские высочества государи великие князья, между переданными мне высочайшими указаниями, изволили, также именем государя, объявить запрещение сближать к себе 8-ю дивизию. Разрешено было мне только одну бригаду передвинуть в случае крайней надобности и то не далее как до высоты Симферополя.
Вышеизложенное соображение мое повергаю милостивому воззрению Вашего Императорского Высочества.
Тяжкое состояние моего здоровья вынуждает меня, по настоятельному требованию медиков, не оставаться долго в Крыму».
23
Как этот документ, так и последующие, были напечатаны частью в недавно вышедшем сочинении М. И. Богдановича «Восточная война 1853–56 годов», частью гораздо ранее в других официальных изданиях, каковы: «Русский Инвалид», «Военный» и «Морской» Сборники. Тем не менее, они помещены здесь, по тесной связи их с излагаемыми событиями, причем печатаются по точным копиям, снятым с подлинников в свое время, с разрешения князя А. С. Меншикова, составителем рассказов.