6. НА МОГИЛЕ ГЕРОЯ
Лежит здесь Красношапка Николай,
Сын Украины милой, сын Донбасса.
Такой еще был юный он, такой
Хороший, чистый, светлый, коммунист!
Был глаз его по-снайперски остер,
Без промаха стрелял он по фашистам,
Но у него не только глаз был острый —
И сердце билось жаркое в груди!
Была минута, — и подумать страшно! —
Когда враги могли прорвать рубеж,
Где грозная десница начертала
Слова такие: если перейдут
Враги рубеж — падет наш Ленинград.
Наш Ленинград! Мой друг, ты это слышишь
В земле сырой? Ты слышишь? Ленинград —
Всегда был наш, всегда он будет нашим!
Под Ленинградом, юноша, ты бился
За Украину, за село родное,
Где твой отец, усталый, поседелый,
Друзьям показывает твой портрет
И в гордости и в скорби несказанной!
Ты бился за Москву, за Минск, за нас,
За то, чтоб по земле ходила песня,
Чтоб юноши одних с тобою лет
Своих подружек в губы целовали,
Чтоб дело правды нашей победило!
Гранатою, винтовкою разил
Ты тех врагов, что спешно назначали
В гостинице «Астория» банкет,
Чтобы свою отпраздновать победу,
И уж о том печатали афиши!
Тебе пробила правое плечо
Лихая пуля — что ж? Рукою левой
Схватив гранату, ты ее метнул
В фашистов… В ту же самую минуту
Тебе, земляк мой, рана обожгла
Смертельной болью грудь… Но ты стоял
И, стиснув зубы, стиснув сердца боль,
Успел сказать товарищам своим,
Смертельно побледнев: «Назад ни шагу!..»
И ни на шаг друзья не отступили,
И Ленинград, как счастье, защитили —
Как радость, отстояли Ленинград!
Теперь ты здесь, на кладбище гвардейском,
Лежишь, мой друг, среди друзей отважных,
Что смертью смерть попрали, как и ты!
И небо синее свои цветы
Кладет тебе, земляк мой, в изголовье…
Невесть откуда чайка, залетая,
Как мать горюя, плачет над тобою,—
А Ленинград, а Киев, а Одесса
Уже цветут в сиянии весны
И руки благодарно простирают
Тем, кто за счастье их погиб в бою!
272–280. ПОСЛЕДНЯЯ ВЕСНА. ДЕВЯТЬ СТИХОТВОРЕНИЙ
© Перевод Ю. Саенко
1. «Всю душу бы тучке отдать белокрылой…»
Всю душу бы тучке отдать белокрылой
За то, что ты тенью обласкан немного,
Всю душу отдать бы земле этой милой —
Ведь ходят по ней твои легкие ноги.
Всю душу за взгляд, пусть улыбки — химеры,
За голос, который лукавинку скроет,
За счастье без меры, за горечь без меры,
За то, что ты, может быть, создана мною.
2. «Вот она — весна прощанья…»
Вот она — весна прощанья,
Горек мед очарованья,
Будто яд — в вино!
Чьи-то вновь слова проснулись,
Вновь рука плеча коснулась,
Как тогда, давно.
Ты молчишь? Ты молчалива?
Ты не знаешь — эти дива
Создавала ты?
Что ж глаза твои закрыло?
Радость? Боль? Надежды сила?
Слова не найти.
Тополиный пух летает,
Землю мягко осыпает!
Сон и тишина.
Ах, опять отрава эта!
На дворе июнь! И лето.
Осень? Иль весна?
3. «Приношу я тебе наболевшего сердца дары…»
Приношу я тебе наболевшего сердца дары,
Я кладу свое сердце в крови и горячке: бери!
Я печаль и усталость тебе оставляю у ног,
Это — всё, что одной лишь тебе я сберег.
Я не знаю, правдивы ли милые эти уста,
Я не знаю тебя, не пойму, может, ты и не та,
Ты приснилась мне в странном и путаном сне,
Может быть, ты роднее других, может — нет.
Седины ты коснулась моей, и вдруг голос поплыл:
«Ах, подумать лишь только, не знаю, каким же ты был?»
Был шатеном я, милая, был молодым,
Глупым был — и, боюсь, до сих пор я остался таким.
4. «Я изменял тебе или искал отраду…»
Я изменял тебе или искал отраду,
Ты знаешь это. В каждом карем взгляде,
И в черном, в синем я всегда ловлю
Сокрытое: «Ты любишь ли?» — «Люблю».
В моей измене всё звенит тобою,
Всё полнится, как паводок весною,
В улыбках губ чужих — сияла ты,
И каждый грех — мученье чистоты.
Ты в ревности и в зависти такой,
Лишь брошу взгляд я женщине другой,
Что через улицу легко скользнет одна,
Как мотылек, — я думаю: она!
Ведь это ты! Подумай, в самом деле,
Не две души в моем гнездятся теле,
А сотня целая, они всегда в борьбе,
И для тебя одной, и все они — в тебе.
Ты, милая, не только друг желанный,
Ты жизнь и смерть!
Когда у Дон-Жуана
Гость Каменный заставил стынуть кровь,
Он обессмертил смертию любовь.