2. ЖЕНЕ́
© Перевод П. Карабан
Наш Киев сбросил животворный сон
С плечей своих, окутанных туманом.
Ты вышла одиноко на балкон —
И воробьи приветом постоянным
Тебя встречают. Дворник взял метлу,
И солнце быстро прогоняет мглу.
И что в нем, в этом Киеве? Какою
Он красотой пленил навеки нас?
К знакомым чудесам вдвоем с тобою
Приглядывались мы вот тут не раз:
К садам, к нарядным платьям киевлянок,
Что утро открывают спозаранок.
Каштанов лаполистых янтари
На Ленинской горят осенней вестью;
Умылося росою до зари
Соломенское славное предместье,
А там, за ним, лежит аэродром,
Где Киеву махнул я рукавом.
Как повелось, ты вышла, провожая,
И миг прощальный молчаливым был.
А пес, с забавной кличкой Амуртая,
В квартире нашей так наивно выл,
Что мы стояли, сами чуть не плача, —
Хоть преходящи горести собачьи.
Наш сын умчался в школу в ранний час,
Со мною распрощавшись благосклонно,
Как старший с младшим. Дал он мне наказ,
Чтоб я берег себя. И неуклонно
Сыновний выполняю я приказ,
Его нарушив, может быть, лишь раз.
И вот стоишь ты на балконе. Гложет
Тебя тоска: «Уж месяц нет письма!»
И телефонные звонки тревожат,
И подступает, крадучись, зима,
На ум приходят всякие заботы, —
А руки вечно в поисках работы…
Такой тебя мечты рисуют, но…
А если дверь балкона на запоре?
И выходить тебе запрещено?
И ты в постели? И тоску во взоре
Родит безделье? Мучит тишина?
И ты больна? И ты как перст одна?
Возню затеял Тигрик с Амуртаем:
Он хвост собачий ловит, точно мышь…
Вдвоем, бывало, это наблюдаем, —
Теперь же ты со скукою глядишь,
И на цветы, что расцвели чудесно,
Смотреть одной тебе неинтересно!
А может, честной прозою сказать,
В распределитель собралась ты рано?..
Ах, как хочу услышать я опять
Слова, какие слышим постоянно,
С далеких возвращаясь берегов,
И постоянно жаждем этих слов!
Мне кажется — ты вздрогнула с испуга:
Почудился так ясно голос мой!..
Нет, голос не почудился, подруга, —
Что значат расстоянья, край чужой,
Что горы, море, что там километры,
Когда Наталка тужит: «Петре, Петре!»
Благословенна будь, мой друг единый,
И чистый Киев наш благослови!
Узор рубашки вышивая сыну,
И мужа имя тихо назови.
Рука с рукой пройдем мы — до могилы, —
И светит мне всегда твой образ милый!
3. СЫНУ
© Перевод П. Карабан
Ты был еще совсем катигорошек,
Одна из многих человечьих мошек,
Что выползли на солнышко: весна
Тепло струила из ковша без дна.
Блаженно лепеча, они кружили,
И вдруг тебя премудрые спросили
(Таким я сам бы оказаться мог):
«Кем в жизни ты желаешь быть, дружок?»
Серьезный, как и все катигорошки,
Ты на вопрос, подумавши немножко,
Ответил: человеком.
О дитя!
Тебя благословляя и растя
И снаряжая в дальнюю дорогу,
Какой совет, наказ морали строгой
Я б лучший дал, чем дал себе ты сам?
Будь верен слову! Никаким словам
С ним не сравниться красотой и властью!
Познай в любви, познай в работе счастье,
Пусть дружбы человеческой крыло
Навеки от тебя отгонит зло,
И пусть спокойно при своей кончине
«Он — человек» — подумаю о сыне!
285. «Я никогда не знал, что так люблю…»
© Перевод Е. Шумская
Я никогда не знал, что так люблю —
В моем чудесном и родном краю —
Над берегом серебряные лозы,
Березу, что росы прозрачной слезы
В притихшую роняет мураву,
Бурьян колючий в придорожном рву,
Где вальдшнеп, поэтическая птица,
В листве засохшей от стрелка таится.
Я никогда не знал, не ведал я,
Как тяжело мне жить без соловья,
Когда, пронизанный горячим светом,
Трепещет в песне он… (Кто видел это,
Как видел я над тихою водой,
Под розовой, приветливой зарей,—
Тот не предаст холодному забвенью
Очарованье этого мгновенья!)
Я никогда не знал, что светлый взгляд,
Ручонок взмах и голоса ребят,
Когда наш поезд мчится меж полями,
Нас одаряют дивными дарами,
И мы должны ревниво их беречь.
Летя вперед, не нашу слыша речь,
Любуясь городом, где, что ни площадь,
Под солнцем стяги алые полощут,
Людских голов кипит поток живой, —
Я отогнать не в силах голос твой,
Что днем зовет меня и кличет ночью,
И ты в мои заглядываешь очи,
И я руками тень твою ловлю.
Я никогда не знал, что так люблю.