Голос проклятия
От синего неба и синих цветов,
От доброго сердца, от искренних слов,
От вешнего поля и вешних садов,
Как дар, как удар наш, — примите проклятье!
От рук, что трудились на вспаханном лоне,
От наших рождений, от наших агоний,
От песен, от книг, от труда, от объятья —
Проклятье, проклятье!
Нет кары, которой бы вас покарать,
На свете пушинки такой не сыскать,
Что камнем на совести бы не легла,
Когда б эта совесть вдруг в вас ожила!
И нету судьи, что хотя бы на время
Смягчил приговор ваш, несытое племя,
И нету руки равнодушной такой,
Что вам не хотела б отмстить за разбой!
Ведь трупы полегших в карающей сече
Ворье-воронье облетает далече.
Где крик душегуба навеки замолк —
Там воет неистово бешеный волк.
Вода вас не примет, земля не пригреет,
Лишь ветер могучий по свету развеет,
По дикой пустыне, по шири безводной,
Играючи, прах раскидает холодный.
От поля, от моря, от горных высот,
От дыма пожаров, что тмит небосвод,
От вдов, от сирот, от больных, от калек —
Проклятье навек!
И я вижу ее, вижу ту, к чьим натруженным ногам приносили поэты всего мира и всех веков самые дорогие свои дары. Вижу Мать.
Подняла худые руки,
Расчесала кудри русы,
Все пряди неразлучные, —
Или краса наскучила?
Или года не красные,
Иль оченьки не ясные?
Ой, не краса наскучила,—
Гремит-гудит за тучами,
Визжит пургою ярою
Над матерью, над старою.
Иди ж, дитя, кровиночка,
Кровиночка, травиночка,
Мать-мачехой умытое,
Яр-мятою укрытое,
Ухоженное, сытое!
Молчание — устам сулю,
Держать слезу — очам велю,
Возьму коня за поводы,
Сама пойду на проводы.
Ступай, дитя любимое,
Любимое, хранимое,—
Иди за побратимами.
Зовут они — в поход идти,
В поход идти, народ вести.
Кладу тебе зарок один —
Бей ворога нещадно, сын,
Бей ворога, не милуя,
Громи со всею силою,
В грудь поражай недоброго,
Ведь роду ж ты хороброго.
Молчание — устам сулю.
Слезу держать — очам велю,
Твоих, дитя, вестей молю.
И идут сыны, неся в сердцах материнское благословение, — и гудит земля — и шумят воды — и труп вражий землю сырую кроет — и слово в сердце отзывается:
Ты вся — и жажда, и горенье,
Ты лук, стрела и тетива,
Столетий светлое виденье,
Полуденная синева!
Не раз, судьбу свою пытая,
Ты в сердце страх превозмогла,
Когда, паломница святая,
Ты к водам животворным шла.
Когда ж, струи найдя живые,
Ты в отчий возвращалась дом,
Качая ведра золотые
На коромысле расписном, —
Злодей, коварный, как Иуда,
В потемках на тебя напал,
Разбил священные сосуды
И, светлую, тебя распял.
И ты, раскинув скорбно руки,
Смотрела на детей своих,
На их неслыханные муки,
На слезы и на гибель их,
На то, как рушатся и гнутся
Стропила зданий, как, сквозь дым,
Пожары ящерами вьются
По хатам бело-голубым,
Как вишни от огня чернеют,
Бегут бездомные стада,
И зло все пуще сатанеет,
И всё бесстыднее орда, —
И взгляд твой, и немой и властный,
Вдруг прогремел, как вещий зов,
Глуша всех пушек гул ужасный,
Объединяя всех сынов.
И всё восстало на злодея,
Настала грозная пора,—
И нет такого чародея,
Такого не найдешь пера
И нет еще такого свитка,
Чтобы багряно начертать,
Как на борьбу с ордой несытой
Народов наших вышла рать.
Одну у всех увидя рану
И общий увидав пожар,
Идет пастух Узбекистана,
Из Тулы — плотник и гончар,
Идет твой сын, о мать родная,
Со всей семьей одним путем,
И, вражьи громы заглушая,
Везде гремит наш правый гром.
И, хоть еще идти немало
До светозарного конца, —
Заря победы сочетала
Повсюду — честные сердца!
Еще тебя терзают, ранят,
Еще огни костров видны, —
Но знаю: правда не обманет,
Ей сроки вечности даны.
Я верю по свою кончину,
Что свет прольется на долину,
Что воссияет правота, —
И в заповедную годину,
На радость дочери и сыну,
Сойдешь ты, матерь, со креста!
456. ПУТЕШЕСТВИЕ В МОЛОДОСТЬ
Поэма
© Перевод Н. Ушаков
В те дни, когда мне были новы
Все впечатленья бытия…
ПРОЛОГ
Родной народ передо мной сияет
Неугасимым огненным столпом
И сердце мне в ненастье согревает.
И спросит суд: «Завершена ль работа?
Ты не напрасно ль прожил на земле?
По чести говори, суд ждет отчета!
Ты ощущал ли на своем челе
Прикосновенье трудовой ладони,
Грозящей всякой ржавчине и тле?»
В своем допросе — чуждый беззаконий —
Меня он спросит: «Волос твой седой,
Быть может, знак неистовой погони
За радостью, довольной лишь собой,
За песнею, тебе лишь только милой?
Гордиться можешь ли хотя б одной
Страницею, в какой бы чувство было,
В труде бессонном, в длительном бою
Нас наполняющее новой силой?»
Отвечу так: «Я прожил жизнь свою,
И ошибался я неоднократно,
За что страданий чашу ныне пью,
Но не оставил я дороги ратной,
Призванья своего не утопив
В потоках лжи, обманщикам приятной.
Клянусь, что не был я себялюбив.
Мне вымыслов казалось мертвым море
И неживым — мишурных грез разлив.
С народом радость я делил и горе,
По ровному пути и крутизне
С ним вместе шел, его напевам вторя.
Я предан был душой своей стране, —
Сказать о том, что душу согревало,
На склоне жизни захотелось мне.
Хотел я отразить хоть в капле малой
Прошедшее, о нравах давних злых
Сказав всё то, что тут сказать пристало.
О тех, кого давно уж нет в живых,
Но близких сердцу, мне так сладко пелось —
Я видел простоту их душ прямых.
Я знал: земля по-новому оделась
И прошлого весна не озарит,
Но я служил, чему служить хотелось».
Отвечу так. И суд меня простит.
вернуться
135
Слова Мицкевича.