455. ЖАЖДА
Поэма-видение
© Перевод Е. Благинина
XXV годовщине Советской власти на нашей славной Украине — посвящаю
Тебя — от дней начальных круга
И по скончанье смертных лет,
Не как дитя, не как подругу
И даже не как мать, — о нет! —
Тебя, как ветер в злой неволе,
Как солнце в ледяном гробу,
Как радости свои и боли,
Как юность, как свою судьбу,
Как стоны сердца в час прощанья,
Как усталь наболевших ног,
Что после долгого изгнанья
На отчий клонятся порог,
Как голосок больного сына,
Как проблеск в глубине пути,
Как тень, которой не отринуть
И от которой не уйти,
Как огоньки в ночи живые,
Как трепет счастья по весне,
Как слезы женские святые
В благоговейной тишине, —
Тебя ношу в груди сыновней,
В мозгу недремлющем таю,
Тебя, которой нету кровней, —
Любовь мою и страсть мою!
Большое небо, море света,
Была ты, будешь ты и есть!
Тебе, тебе, Отчизна, эта
Из сердца рвущаяся песнь.
Первый голос
Великой и чистой воде,
Что нас освежает и по́ит,
Что студит в горячем труде,
Что после сраженья покоит,
Что отдых усталым дает,
Что юных на подвиги будит, —
Пусть слово простое мое
Посильною жертвою будет.
Кто жажду без меры знавал,
Тот меру словам моим знает.
Когда, словно огненный вал,
Всю землю жара заливает,
Когда всё, что в зное слегло,
О ливне спасительном просит, —
О, темное тучи крыло
Блаженное счастье приносит!
«Хоть капельку влаги!» — В огне,
В агонии дол бездыханный, —
И катится гром в вышине,
Такой долгожданно-нежданный.
«Хоть каплю! Спеклось… запеклось!» —
В сухом ковыле замирает…
И вдруг взорвалось, понеслось…
Бежит, ворожит, распевает.
И снова весна! И опять
Топочут над пажитью кони,
И миру отрадно сиять
На влажно-дымящемся лоне.
Кто знает походных дорог
И пыль, и ухабы, и камень,
Усталость натруженных ног,
Неистовый солнечный пламень;
Огонь запорошенных ран,
Иссякнувший голос в гортани,
И небо, как высохший жбан,
И землю, сухую до грани;
Кто шел, выполняя приказ,
Вперед — под тяжелой поклажей,
Кто знает, как сладок для глаз
Лазоревый отсвет миражей, —
Тот знает, что значит река,
Прильнувшая к травам зеленым,
Бегущая издалека,
Манящая лоном студеным.
О воды! Земная краса!
Прохладные, страсть утолите!
Разверзшиеся небеса,
Стремите, струите, поите!
О реки! Любимых милей!
Кружася с землею со всею,
Несите вы счастие ей —
И песнею станьте моею!
Второй голос
«Хлеб не швыряйте, он святой!» —
В суровости притворной,
Бывало, скажет дед седой
Нам, детворе проворной.
«Вы не играйте хлебом — грех,
За это бог накажет», —
Счастливый сдерживая смех,
Бывало, мать нам скажет.
И время шло… И подросли
И возмужали дети,
В сердцах забвеньем поросли
Простые речи эти.
И слово «грех», как пыльный хлам,
В архив навеки сдали.
Иным, неслыханным словам
Учить детей мы стали.
Но всё же стойким было в нас
Тех — старых — слов вторженье.
Испытываем и сейчас
Мы к хлебу уваженье.
Затем, что труд, и крепкий пот,
И жита дух медовый
Всему живому жизнь дает
И слов источник новый.
А тот, кто щедрою рукой
Зерно бросает в недра,
Тот сам на ниве вселюдской
Взойдет пшеницей щедро.
Третий голос
Черемуховою вершиной
Играют вешние ветра,
И сердце с песней соловьиной
На поединке до утра.
И в каждом лепестке пахучем,
В любом ростке, ожившем вновь,
Пылает полымем кипучим
Вся жизнь моя и вся любовь.
И тропы сходятся медвежьи
К тебе, властительнице нет,—
На белые твои одежды
Летит черемуховый снег.
Ветрами ахнула, дохнула,
И прилетела, притекла,
И руки настежь распахнула,
И шелк откинула с чела.
Как будто бы дивясь, ресницы
Раскрыла широко — в простор,
И сон, что век не переснится,
С зеленых покатился гор.
И облака цветов душистых
Росою тают на устах,
И ночь в сверкающих монистах
До петухов стоит в дверях.