Изменить стиль страницы

Раздвигается завеса минувшего. В тумане встают силуэты.

Силуэт первый
Мальчишка в потертом кафтане.
Котомка. В ней хлеба кусок.
И вечер. И город в тумане.
И боль перетруженных ног.
Когда б не упасть, не споткнуться.
Дойти, добрести и войти!
Когда б хоть не взять, так коснуться!
Нет, взять! Отобрать! Унести!
И падает вечеру в ноги
Усталость поблекшего дня.
И грязные брызги. «С дороги!» —
Барчук погоняет коня.
Силуэт второй
Вышивает, распевает,
У окошечка присев.
И никто того не знает,
Где узор, а где напев.
Всё бы пела — без разбору.
Вышивала б — всей земле!
Хата. Мать стара и хвора.
Хлеб зацветший на столе.
«Ты б хоть хлебушка поела,
Огонька бы добыла!..»
…Страшно вытянулось тело.
Ночь. И в сердце — ночь и мгла.
Силуэты
Сотни, тысячи и миллионы.
Сколько выцветших глаз… а седин!
Сколько сгорбленных, изможденных,
И замучены все, как один.
Мир — что радуга! С речки до лесу
Высоко развернулась она,
Сквозь цветистую эту завесу
Виден легкий рисунок челна.
А для них — ни красот, ни приманок,
Что им радуга, небо, земля?
Только хрипы глухих перебранок,
Только рвущая горло петля.
Сотни, тысячи и миллионы…
Боль горба да глухая судьба…
Лишь проклятия, вопли и стоны…
И встает над землею борьба.
Голос
Всё хлещет петербургский ветер
По каменному битюгу,
На коем Александр Третий,
Согнувший весь народ в дугу.
В России холодно и голо,
Россия греется вином,
И обнимается Никола
С тобольским пьяным мужиком.
И ты, и ты, народ мой бедный,
Среди задушенных лежал…
Ужель за этим Всадник Медный
Коня над бездной задержал?
Дыхание бури
Стоял Исакий темно-смутен,
И Медный Всадник не скакал,
Когда подвыпивший Распутин
Вразнос Россию продавал.
Нева стонала от печали,
Войну вершили тиф да вши,
В Таврическом высоком зале
Безумствовали торгаши.
Но дрогнули земля и море,
И ожили слова от дел, —
То на прославленной «Авроре»
Пожар бессмертный загудел.
Просторов талых ветер вольный
В лицо мятежно захлестал…
Дворянский, царский, сонный Смольный
Твердынею народа стал.
О, ни к чему терзать укором
Того, что требует меча!
Дворец Кшесинской, точно форум,
Взметен десницей Ильича.
Сказка
Пустила фея золотой клубок,
За ним вослед ушло дитя долиной.
Погожий день был ясен и глубок
И разливался далью лебединой.
Хворала мать уже давным-давно
И не пускала дочь свою в дубравы, —
Но вечером ушла она в окно,
Чтоб отыскать целительные травы.
Лесами шла, долинами брела,
А если путь вдруг надвое делился, —
То золотая нить ее вела
Туда, где ток воды живой струился.
Сказала фея: «Серебром звенит
Единственный на свете ключ студеный,
Пред ним на страже мо́лодец стоит —
Твой суженый, твой милый нареченный.
Как ясный месяц, светел гордый лик,
Лазоревые зори в ясном взоре.
Из-под камней он выбил тот родник,
Как искру высек… И стоит в дозоре».
Дитя идет. Неровно нить ведет,
Не раз навстречу — страсти да напасти:
То змей шипит, то лютый зверь ревет,
И вылетает дым из смрадной пасти.
Так шла и шла… И на глазах росла,
Превозмогая в сердце страх извечный,
И в некий час ей фея подала
Бесценный дар — булатный меч двусечный.
И шла не день, не два, не год в бору,
И красотой доспела, как пшеница,
Когда вступила в вешнюю пору
С мечом двуострым де́вица-девица!
И ею зверь повергнут не один,
И не одна рассечена гадюка,
Где, между сосен, елок да осин,
Прошла она — нежна и белорука.
И час настал. Из чаши голубой
Лился рассвет потоками рубина.
Так повстречались у воды живой
Октябрь и молодая Украина.
Сон — не сон
Ты вся была звенящей тетивой,
Натянутой до края, до предела.
Ты вся была рассветною зарей,
Что над полями тихими горела.
Рвался из песен вековечный плач —
Минувших лет единая услада.
И позади — так много неудач,
А впереди — цветущий полдень сада…
Днепр рокотал, светло валы подъяв,
В лугах шептали шелковые травы
Про Желты-Воды, славу среди слав,
Про чуб и про сережку Святослава,
Про серый камень с именем Сирка,
Бессмертием и славой опаленным,
Про день, когда рабочая рука
Рвала впервые рабские законы,
Про силу тех неистощимых сил,
Что возводили светлые палаты,
Про день, когда Шевченко возвестил
Науку гнева, страсти и расплаты,
Когда, как речка, рано по весне
Влилась ты в новое большое море,
Спалив на очистительном огне
Неправду всю, бесчестие и горе, —
Ты поднялась навстречу всем ветрам
И на вопрос: «Мы будем иль не будем?»
Мирам, планетам, братьям и врагам
Ответила крылатым Днипробудом.