— Никому ни слова! — пригрозила Марта.

— Вот те крест! — перекрестилась я плюшкой.

Не щи с котлеткой, конечно, но на голодный желудок и это счастье.

Генерал сдержал свое слово и в покои не явился. Я засыпала, нервничая и скручивая в руках простыню, ворочалась с боку на бок, взбивала подушки и подскакивала от каждого скрипа. Приставленная ко мне Марта спала на софе, откинув голову на мягкий валик спинки, и тревожно всхрапывала.

«Нет, это совершенно невозможно!», — наконец подумала я, откинула одеяло и спустила ноги в мягкие пушистые тапочки. Теплая сорочка упала до щиколоток, потянулась за мной шлейфом. Я одернула складки и крадучись прошла по комнате. В приоткрытые шторы лился мягкий лунный свет, месяц улыбался, как Чеширский кот.

— Смейся, — проворчала я. — Тебе там хорошо, не голодно и не страшно. А я одна в этом жутком месте, всеми оставленная и обреченная на голодную смерть, как узник замка Иф.

Мне вдруг стало себя жалко, я даже всхлипнула и закусила губу, чтобы не разбудить служанку. Бедная Маша, бедная Мэрион, в теле которой я оказалась! Умерла ли она от болезни или тихо угасла после того, как я переселилась в ее тело? Или, может, ее сознание тоже перебросилось в другой мир? И теперь она вместо меня очнулась в незнакомом городе перед остановившейся «Приорой» и перепуганной Юлькой? Радует одно, если фройлен Мэрион попала в мой мир, то завалить зачет по немецкому не сможет при всем желании.

Я привычно замотала волосы в хвост, взяла со стола керосиновую лампу и двинулась к выходу.

Фитиль горел ровно, тени сновали под ногами, а в коридорах было безлюдно и жутко. Наверное, в таких замках водятся привидения. Может, даже неупокоенные души мертвых жен. Я зябко поджала ногу, подол ночной сорочки колыхался от сквозняка, и я замерла, размышляя, идти ли мне дальше или вернуться в постель и дожидаться утра.

«Ну уж дудки!» — подумала я, упрямо сдвинула брови и скользнула к лестнице. Мысль о побеге снова затрепетала в мозгу, спуститься бы вниз, оттуда в холл и на выход, мимо часовых, мимо аллеи со статуями, опустить мост…

Я вздохнула и потеребила кулон. Размечталась, Маша! Если и бежать отсюда, то продуманно и хитро. Склонить кого-нибудь на свою сторону, и сделать это до того, как генерал придет исполнять свой супружеский долг. Вот только как, как?

В раздумьях спустилась по лестнице на второй этаж и остановилась. Помнится, Кристоф говорил, что где-то здесь покои самого генерала. Я надеялась, что он не выйдет посреди ночи в уборную, где бы она ни находилась. Представляю, какой будет сюрприз: пичужка упорхнула в третий раз, да еще из его собственной клетки. Пусть злится, сколько угодно! Он не получит меня! Никогда! Хотела перегнуться через перила и посмотреть, стоят ли на страже часовые, но испугалась, что огонек моей лампы будет хорошо виден снизу.

Черт, черт, черт!

Я едва не застонала от бессилия и тут услышала шаркающие шаги. Замерла, вытянувшись в струнку, лампа в руках задрожала, фитиль затрепетал, бросая на стены пугливые тени. Надо потушить лампу и спрятаться в нише! Да хотя бы вон в той, где когда-то стояла скульптура, а теперь нет ничего, лишь голый постамент. Бросилась туда, взобралась, поддерживая длинную сорочку.

Шарк, шарк по коридору.

Кто-то шел неверной походкой, подволакивая ноги. Может, генерал напился и возвращается в постель? С него станется. Вот бы проходил мимо, тогда огреть его по макушке этим самым фонарем. Я подобралась, как дикая кошка, готовясь к прыжку. Вот подходит ближе… сейчас!

— Ах ты, мразь! Получай! — завизжала я и махнула фонарем. Огонь плеснул внутри стеклянной колбы, свет волною окатил перепуганное лицо, на стену прыгнула горбатая тень.

— Чур меня, чур, нечисть! — заорал конюх, падая ничком и закрывая голову руками.

— Спаси мою душу, пресвятая дева! Сгинь!

Я замерла с поднятым фонарем, тяжело дыша и глядя круглыми глазами на хнычущего горбуна.

— Тьфу, черт. Игор, ты?

— Я, госпожа! — пискнул горбун, украдкой глядя сквозь распяленные пальцы. — А вы что здесь? В смысле, не в своих покоях?

— А ты чего?

— А я к герру Гансу ходил. На эту… как его? Ауди… енцию! — он протянул волосатую лапу и осторожно пощупал мою сорочку. Я отпрыгнула, а горбун глупо улыбнулся, оскалив кривые желтые зубы, и прохрипел:

— Не привидение вы, точно! Не гневайтесь, госпожа! Не признал сразу!

Он пополз ко мне, хватаясь за подол и пытаясь его поцеловать. Я брезгливо дернула ногой:

— Не нужно, ладно? Брысь, Игор, брысь! Поднимись, пожалуйста.

Кряхтя, горбун поднялся на кривые ноги и встал передо мной, подобострастно скалясь и поблескивая глазками.

— Вы не скажете хозяину, что видели меня тут? — жалостно спросил он. — Узнает — побьет. Больно.

Он весь сморщился, почесывая горб, и я вспомнила, как кнут генерала гулял по спине конюха.

— Но ведь ты пришел сюда по приказу адъютанта Ганса, — осторожно заметила я. — Разве он не оправдает тебя перед хозяином?

— И герра Ганса прибьет, — совсем скукожился Игор. — И вас, добрая госпожа, если узнает, что вы здесь были в неурочное время.

— Но ты ведь не скажешь, правда? — забеспокоилась я, прислушиваясь, не раздадутся ли тяжелые шаги по коридорам.

Горбун затряс головой, прижал руки к груди и зачастил, задыхаясь и пуская слюну на подбородок:

— Ни за что! Не скажу! Под плетьми не скажу! Пусть кожу крючьями дерут, не скажу! Пусть ногти рвет, не скажу! Только и вы меня не выдавайте, добрая фрау! Не выдавайте!

— Да что ты, я и не собиралась! — я попыталась улыбнуться, но от слов конюха по спине пополз холодок. Горбун снова кинулся целовать мне подол, повторяя:

— Добрая фрау! Добрая фрау! — поднял уродливое лицо и скривился в улыбке. — Красивая вы! Ах, как красива! Жалко… бежать бы вам.

Мое сердце сразу же заколотилось. Я оглянулась по сторонам, прижала ладонь к груди.

— Бежать! — громким шепотом повторила я. — Как, Игор? Ты знаешь?

Он тоже огляделся и прижал палец к губам.

— Тсс, моя добрая фрау! Не надо так громко, услышат часовые. Вот, доверьтесь конюху Игору! Вы одна добры ко мне, идемте!

Схватив меня за рукав, горбун потянул в сторону, умоляюще глядя своими маленькими слезящимися глазами.

— Куда? — испуганно спросила я. Свет в лампе качался, освещая анфиладу, уходящую во мрак.

— Поверьте мне, поверьте! — умоляюще повторил Игор и дернул за сорочку. — Скорее!

Я колебалась. Инстинкт самосохранения сомневался и шептал: «Не ходи никуда, возвращайся в постель, тебе обещан еще один день, а там увидим…» Но там, куда тянул меня Игор, была свобода, была надежда выбраться из этого драконьего гнезда, надежда вернуться домой… Да и чем опасен этот забитый уродец? Он сам ненавидит генерала, а я не сделала ему ничего плохого, он обязательно поможет, чтобы не наговаривала на него Марта.

И я рискнула и шагнула во тьму коридора.

— Куда мы идем? — шепнула я, наклоняясь к горбуну.

— Потайной ход, — ответил он и засеменил, нелепо переваливаясь с боку на бок. — Идемте, госпожа, идемте!

— Но кругом обрывы и скалы, как же…

— Ход прорублен в скале еще при жизни Его Сиятельства Готтлиба Мейердорфского!

— А генерал о нем знает?

— Мне известно лишь, что он ни разу им не пользовался. Вот сюда, пожалуйста. Ход через библиотеку…

Ту самую, куда женщинам входить нельзя? Я мстительно усмехнулась и плечом отодвинула массивную дверь. Лампа выхватила очертания стеллажей с книгами, горбун метнулся между ними, махнул рукой:

— Сюда, сюда!

Я бросилась за ним, он юркнул влево, и я туда. Свет прыгал, мельтешил по старинным книгам, пыль плясала и лезла в ноздри. Я чихнула раз, другой. Окликнула Игора:

— Подожди!

Топоток ног в глухой тишине, далекий смешок. Я растерянно крутанулась на месте, да где же он?

— Игор!

Повернула влево, потом еще. Стеллажи кончились слишком быстро. И я влетела в ворох каких-то полотен, свернутых в рулоны. Старый мольберт не удержался на подставке и грохнулся на пол, обдав меня пылью. Я громко чихнула и услышала, как за дверью со скрежетом поворачивается засов.