Это ни с чем несравнимое наслаждение, после долгого дня расслабиться и предаться неге среди мыльной пены и обволакивающих запахов. Служанка растирала мое тело мочалкой, а я едва не мурлыкала от удовольствия, подставляя ей спину и плечи. Надоевшие шпильки безжалостно выдернула из волос, и долго полоскала их, натирая бальзамом, который служанка лила мне на ладони. Потом, посвежевшая, разрумянившаяся и горячая после пара, я долго обтиралась огромным полотенцем, а служанка принесла мне платье, не такое пышное, как мое свадебное, но и не простое домашнее, в котором я щеголяла в доме фрау Кёне. Оливкового цвета, с удобным корсажем, оно село на мне, как влитое.

— Скажите, — я замялась, поняв, что не знаю, как обращаться к служанке. — Скажите, милая, носил ли кто-то это платье до меня?

— Нет, нет! — замахала пышечка руками. — Это платье из последнего модного показа, Его Сиятельство купил его по случаю аукциона специально для вас, госпожа. Глядите, как оно прекрасно подходит к вашим волосам!

— Поглядела бы, да зеркал нет, — посетовала я, расчесывая рыжую гриву.

— Они вам и не нужны, — с легкостью ответила служанка. — Нарядить вас и я могу, а вам видеть себя и незачем, женская красота предназначена, чтобы услаждать взгляды мужчин.

— Например, в виде статуй в герцогском саду? — не удержалась я от подколки. Служанка вздохнула и завела глаза.

— Ах, фрау! Если бы вы хотя бы попробовали!

— Попробовала что?

— Влюбиться в Его Сиятельство…

Я фыркнула, и служанка вздохнула опять.

— Не стоит огульно осуждать нашего хозяина и верить слухам, молодая госпожа. Вы ведь знаете только то, что о молодом герцоге говорят злые языки. А ведь в Фессалии слишком много желающих очернить деяния его рук.

— Скажите пожалуйста! — возмутилась я, даже прекратив расчесываться. — Выходит, все очерняют вашего доброго господина? А в чем его доброта? Наверное, в том, что он погубил шестерых невинных девушек? Или в том, что мое нежелание выходить за него замуж совершенно не играло для него никакой роли? Он привез меня сюда как пленницу, как жертву, как приговоренную к смерти! И наговорил такого… такого!

— Это правда, Его Сиятельство бывает не сдержан, — согласилась служанка. — Зато хороший хозяйственник. Герр Мартин фон Мейердорф был отъявленным картежником и едва не спустил наследство с молотка. Наш новый господин сумел расплатиться с кредиторами и восстановить замок, вы наверняка видели, на северной стороне все еще ведутся реставрационные работы.

— Откуда же генерал взял столько денег, если герр Мартин почти разорился?

— Он выиграл две военные кампании, — с улыбкой ответила служанка. — Одну в Кентарии, другую в Альтаре. Теперь Альтарская империя — колония нашего королевства, а Его Сиятельство стал королевским послом. А еще, моя госпожа, у нас самые знаменитые конюшни. Его Сиятельство привез из Альтара невиданные породы лошадей и занялся этой… как его? Селекцией! Теперь только у нас самые выносливые, красивые и быстрые лошади породы Мейердорфская Черногривая.

— А еще виверны, — пробормотала я.

— Именно так. Его Сиятельство одним из первых приручил диких виверн и гидр, и это оказало большое значение на исход войны с Альтаром.

— А еще я видела, как ваш добрый хозяин избил кнутом горбуна.

— Ах, фрау! — всплеснула руками служанка. — Если побил, так было за что! Горбун Игор мелочный, завистливый и озлобленный человек, сплетник и подхалим. Опасайтесь его, моя госпожа.

— Буду, — рассеянно пообещала я.

Часы пробили три пополудни, когда позвали на обед.

— Спасибо, но скажите Его Сиятельству, что я наелась на всю оставшуюся жизнь вперед! — передала я Кристофу, он как ни в чем не бывало поклонился и исчез в глубине замка. А я начала кружить по комнатам и думать, что делать теперь? Решетки на окнах прочные, обрывы действительно глубокие, я выглянула в окно и ощутила головокружение: скала отвесно обрывалась вниз, а внизу тонкой серебристой лентой текла река. Где-то в небесной голубизне кружили горные орлы, и совсем далеко, за холмами, видимая только с южной стороны замка, лежала долина с уютными красными крышами и церквушкой, чья маковка золотисто отсвечивала на солнце.

Я глубоко вздохнула и в изнеможении опустилась посреди комнаты, бездумно таращась в пустоту, как вдруг послышались шаги.

Это снова был Кристоф. Остановившись на пороге, но не переступив его, он почтительно склонил седую голову и проговорил:

— Госпожа, Его Сиятельство изволит повторить, что ожидает вас на праздничный обед в честь вашей свадьбы.

— Пусть ждет, — равнодушно сказала я. — Передайте генералу, что я утомилась и желаю отдохнуть.

— Его Сиятельство изволил передать, что в случае вашего отказа, он самолично явится к вам.

— К чему такие сложности? — насмешливо приподняла я бровь. — Разве Его Сиятельство не говорил, что все эти обеды, свадьбы, подвенечные платья и обмен кольцами раздражающая чепуха? — я покачала головой. — Скажите генералу, что я не приду. Обед можете принести сюда, Кристоф. Впрочем, я обещаю подумать, если сегодня ко мне приедет моя Жюли.

Поклонившись, он удалился, но ненадолго.

— Что такое? — недовольно сдвинула я брови. — Где мой обед?

— Его Сиятельство велел передать, что гневается, — дворецкий привычно поклонился, а у меня от его бесконечных поклонов голова пошла кругом.

— А что насчет Жюли?

— Его Сиятельство велел передать, что правила в его замке устанавливает только он сам.

— Неужто? — холодно ответила я. — Пусть его хоть на части порвет, я не пойду! И если! — я выпрямилась и вскинула руку в предупреждающем жесте, — если ты еще раз поклонишься, Кристоф, клянусь, я тоже разгневаюсь!

— Как вам будет угодно, госпожа, — ответил дворецкий, и на этот раз от поклона воздержался. Я поднялась с пуфика и зашагала по паркету, отстукивая шаги новыми туфлями в цвет платья.

— Поразительно! — вслух возмущалась я. — Какой мерзавец! Думает, все ему можно? Думает, здесь самый главный? Посмотрим, кто тут главный! Не пойду и все! — я притопнула каблуком. — Забастовка! Голодная забастовка! Пока не привезет Жюли и не поклянется, что отпустит меня!

Воодушевленная решением, я заперла двери и принялась подтаскивать к ним кресла, комод и трюмо. Да уж, это не наша мебель из спрессованных опилок, здесь еще умели делать вещи на совесть. Резные ножки из лакированного дуба елозили по паркету, пол скрипел на все голоса, а я обливалась потом. Вот так! Результат меня вполне удовлетворил: у дверей красовалась баррикада из мебели, которую я только смогла сдвинуть с места. Я торжествующе улыбнулась и вытерла лоб рукавом, как заслышала шаги.

На этот раз шел явно не Кристоф. Лестница стонала под сапогами, а я привалилась спиной к баррикаде и ждала.

Вот сапоги протопали по этажу. Вот крепкий кулак заколотил в дверь и ледяной ненавистный мне голос прогрохотал:

— Фрау Мэрион! Что за самоуправство?

— Какое? — невинно ответила я из-за двери и для убедительности похлопала глазками. Конечно, генерал меня не видел, но надеялась, что мой тон сумел его достаточно взбесить.

— Я трижды велел спуститься к обеду! — глухим от ярости голосом ответил генерал.

— Почему вы ослушались приказа?

— Приказывать солдатам будете, — нагло ответила я. — А даму нужно просить.

Мне показалось, что генерал зарычал.

— К тому же, — продолжила я, — вы тоже не слушали меня, когда я говорила, что не собираюсь выходить за вас. Не слушали ведь?

— Открывайте! — в дверь стукнули, и баррикада дрогнула. Я стиснула зубы и выдохнула:

— Ни за что!

— Откройте, Мэрион, пока я прошу по-хорошему!

— А что мне за это будет? — я сощурилась, разглядывая подпиленные служанкой ноготки.

— Лучше спросите, что за это не будет, — глухо ответили за дверь. — Я вас не убью. Сегодня. Может быть.

— Вы меня разочаровываете, Ваше Сиятельство, — вздохнула я. — Придумайте что- нибудь пооригинальнее. Например, вы могли бы пообещать мне новое ожерелье или хрустальные туфельки как у Золушки. Или полцарства и виверну в придачу. Или на крайний случай привезти Жюли и заставить мачеху прилюдно извиниться передо мной за то, что оттаскала меня за ухо.