И тут же стоялый воздух разрезал трубный звук горна.

Я на мгновенье замерла, оглядываясь по сторонам, сердце колотилось, едва не выпрыгивая из корсета. Откуда звук? Слева или справа? Эхо перекатывалось по холмам, мешая сориентироваться. Я стиснула зубы и решилась, уклонившись вправо.

Здесь лес становился гуще, а трава выше, кружево поистрепалось, и подол платья потемнел от травяного сока, на оборки налипли сухие листья осин.

Горн снова протрубил. Теперь отчетливо слева, а, значит, я взяла верное направление. Стиснув зубы, я побежала с новой силой. По моим подсчетам, лес должен был давно поредеть, а деревенька вынырнуть из долины, как городок из табакерки. Но этого почему-то не происходило. Я перебралась через овраг, пыхтя как паровоз, дважды упала, вонзаясь наманикюренными пальцами в перегной и собирая на себя весь лесной сор. Впереди плеснула синяя даль, и я едва не расплакалась, когда поняла — лес действительно редеет, вот скоро я выбегу на опушку и тогда…

Горн протрубил совсем близко, на этот раз где-то прямо передо мной. И отзываясь на его рев, послышался скрежещущий звук, словно ножом водили по фарфоровой тарелке. От него сразу бросило в жар и пот. Я затормозила, ухватившись за ближайшую рябину и вовремя, потому что прямо передо мной из густого подлеска вынырнула хищная треугольная морда.

Разинув пасть, виверна прикрыла складчатые веки и дохнула на меня сырым мясом и гарью. Я зажмурилась, давя в горле крик. На щеки брызнула слюна. Господи боже, пусть она будет не ядовита!

— Тубо, Грета! Нельзя! — услышала я грозный оклик. Защелкал кнут, и виверна жалобно рыкнула, словно обидевшись.

Я приоткрыла глаза и увидела, как по высокой траве размеренно и спокойно идет генерал. Не доходя до меня пары шагов, он поднял руку, и к его ладони тут же прильнула исполинская морда, потерлась, скрипуче мурлыкая. Генерал улыбнулся.

— Хорошая девочка, — сказал он, потрепав бородавчатую морду чудовища. — Учуяла, умница.

Наконец, шагнул ко мне и стиснул мое плечо как клещами. Я скорчилась, стараясь не глядеть в его лицо. От генерала веяло силой и злобой, его взгляд давил, как могильная плита.

— Хорошая попытка, пичужка, — сдерживая ярость, проговорил он. — Вторая по счету, насколько мне известно. И обе неудачные. Третьей не будет.

Я сжала губы, борясь с внутренним гневом. Значит, чертов адъютант все-таки заложил меня. Скотина! Мерзкий прихлебатель!

— Я все равно никогда не соглашусь, — сказала я, глядя себе под ноги.

— Конечно, — холодно ответил генерал, обведя ладонью мое лицо. — Но мне плевать на ваше согласие. Эй, Ганс! — крикнул он через плечо.

Из подлеска вынырнул вездесущий адъютант. За ним, пыхтя, пробирался священник, высоко задирая колени и поддерживая рясу.

— Кольца готовы?

— Так точно, Ваше Сиятельство! — сверкнул улыбкой Ганс и протянул подушечку с кольцами.

— Заканчивайте, святой отец, — процедил генерал, не оборачивая и все так же прожигая меня взглядом, я даже сквозь очки чувствовала этот полыхающий огонь, эту яростную бурю. Будь его воля, генерал растерзал бы меня прямо здесь. Но он лишь протянул ладонь, и адъютант передал ему кольца.

— Фройлен Мэрион, примите это кольцо, как символ и обещание моей любви и верности, — заученно проговорил генерал и, сжав мою ладонь так сильно, что я невольно вскрикнула, снял мое помолвочное кольцо и ловко надел венчальное на безымянный палец. — Теперь вы.

Я мотнула головой, скорее из упрямства, сил у меня не осталось, голова снова кружилась, невыносимая тяжесть давила на плечи.

— Этим кольцом я обещаю хранить любовь и верность, — подсказал священник.

— Никогда! — выдохнула я.

— Плевать! — в раздражении перебил генерал и сам надел кольцо, потом подхватил меня поперек талии, я завизжала, замолотила кулачками по его широкой спине, чувствуя, как под моими руками перекатываются могучие мускулы.

— Благословляйте, святой отец! — крикнул генерал.

Священник подпрыгнул, выставляя крест, как щит, перекрестил нас трижды и пролепетал:

— Властью данной мне объявляю вас Мужем и Женой!

— Аминь! — сквозь зубы сплюнул генерал, хлопнул меня по заду и широкими шагами пошел к виверне. Я билась в его руках, как пойманная птица, визжала, звала на помощь, но генерал заломил мне за спину руку, скрутил их атласными лентами и так, словно беспомощную куклу, перекинул через седло.

— В замок Мейердорфский, Ганс! — услышала я голос генерала. Он привычно вскочил в стремя и, наклонившись, холодно поцеловал меня в лоб. — Сидите спокойно, моя дорогая жена, — шепнул он, сделав акцент на слове «жена». — Грета ревнива и при любом вашем движении сбросит вас на скалы.

Я замерла, холодея от страха. Генерал расхохотался, свистнул, хлопнул виверну по чешуйчатой шее, прокричав:

— Алле! Алле! Вперед!

Я завизжала, чувствуя ветер от взмахов кожистых крыльев. Потом земля ушла из- под ног и последнее, что я увидела, это бледное лицо священника, поднятое к небу. Его губы шевелились, повторяя молитву.

5. Замок Черного Дракона

Мы летели в горы. Постепенно лесистые холмы заостряли свои вершины и щерились внизу голым частоколом. Я почти привыкла и лежала в седле смирно, лишь изредка прикрывая глаза, когда виверну заносило на особенно крутых виражах. Генерал сидел прямой и сосредоточенный, резкими окриками и свистом направляя чудовище по одному ему известному маршруту. А я лежала и думала: что со мной будет теперь? Кольцо на пальце жгло, в ушах свистел ветер, и от холода сводило зубы. Наконец, вдалеке показались острые башни замка, притулившегося на склоне скалы, с одной стороны отвесно обрывалась пропасть, с другой вилась узкая тропа, убегающая вниз, в долину, по которой несся бурный горный поток.

Пришпорив зверя, генерал повернул к замку.

«Твой новый дом, герцогиня фон Мейердорф», — язвительно подумала я и зажмурилась от ударившего в лицо ветра. Виверна пошла на снижение.

Если бы меня спросила Юлька, на что похож замок фессалийского генерала, я бы назвала его замком киношного Дракулы. Каменные стены почернели от времени и влаги, две защитные башни, убранные черепицей, торчали как окровавленные клыки, мост через пропасть был поднят, и я едва не завизжала, когда виверна ухнула вниз, брюхом на острые зубцы крепости. Но ничего страшного не произошло. Я почувствовала жесткий толчок и задержала дыхание, слушая только стук собственного сердца и оглушающее хлопанье кожистых крыльев. Потом воздух рассек кнут и гулко ударил о каменную плитку.

— Довольно прохлаждаться, моя дорогая, — донесся язвительный голос генерала, и грубая ладонь похлопала меня пониже спины. Я возмущенно распахнула глаза.

— Что вы позволяете!

— В чем дело? — приподнял бровь Его Сиятельство. — Я ваш законный супруг и могу хлопать жену по тем местам, по каким посчитаю нужным.

Не слушая моих возмущений, он стащил меня с виверны. Я только теперь осознала, как неприлично задралось мое платье. Подбежавший горбун ростом с генерала, но вдвое шире его в плечах, ловил поводья, одним глазом косясь на виверну, другим ощупывая меня. Я встряхнулась и гордо вскинула подбородок:

— Что? Цирк приехал?

Пытаясь вывернуться из туго связавших меня лент, я дергала плечами и извивалась всем телом, производя, должно быть, приятное впечатление для мужских глаз. Зрачки горбуна довольно заблестели и он ухмыльнулся одним уголком губ, но кнут свистнул снова и перепоясал нахала прямо по горбу.

— Куда пялишься, скотина? — процедил генерал. — Я тебя на кол посажу, собаку! Распоясались, твари! Живей высказал почтение Ее Сиятельству герцогине Мейердорфской!

Горбун надсадно задышал, кривясь от боли и держась за пострадавшую спину, согнулся в поклоне, промычав что-то невразумительное.

— А теперь пшел вон, свинья! — генерал пнул горбуна под зад и, сжав мне руку выше локтя своими жесткими пальцами, потащил по аллее.

— Вы всегда так обращаетесь с женщинами? — спросила я, когда горбун с рычащей виверной остались позади. Каменный двор, почти полностью лишенный растительности, со стенами, увитыми сухим плющом, походил на колодец и навевал жуть.