Нанук сам смастерил свои сокровища; теперь он разложил их рядком и встал. Подбоченившись, он ждал одобрения и похвал волшебного медведя. Он надеялся, что медведь одним мановением лапы прекратит его игрушки в настоящее охотничье оружие, какое есть у его отца и всех мужчин их племени. Этому бы он совсем не удивился. Именно так ведь и случается в сказках! Если тебе посчастливится встретить волшебного медведя, надо поскорее загадать желание, и оно тотчас же исполнится. Поэтому Нануку по показалось бы странным, если бы его маленький чум превратился в большой, игрушечные лыжи и коньки — в настоящие, копьё, лук и стрелы — во всамделишное оружие. Сломанный нож стал бы новёхоньким и острым, а второй, тупой, с зазубринами, который кто-то выбросил за ненадобностью, вдруг превратился бы в охотничий. Всё это нисколько не поразило бы эскимосского мальчика. Но ему показалось странным, что волшебный медведь равнодушно разглядывал его богатства.

Фрам и вправду смотрел без особого восторга на самоделки малыша и, умей он говорить, многое сказал бы ему.

Как не похожи эти игрушки на игрушки детей в далёких тёплых краях!

У тех были мячи. Обручи. Металлические автомобильчики. Конструкторы. Разноцветные кубики. Занимательные книжки с картинками. Войлочные медведи с глазами-бусинками. Смешные плюшевые пищащие обезьянки. Губные гармошки. Заводные клоуны. Волшебные фонари. Воздушные шары... Да мало ли ещё что!

Самоделки Нанука — это мечта о настоящем охотничьем оружии. Пока ещё его оружие не опасно, оно игрушечное, оно только повторяет снаряжение взрослых охотников, но не может убивать. Настоящее оружие будет у Нанука через несколько лет, и тогда он начнёт охотиться на белых медведей, песцов и тюленей. У него будут острые ножи, топоры, гарпуны, стрелы...

И здесь действует тот же суровый закон полярного края: чтобы выжить, надо убить, и малышей сызмальства приучают к охоте и рыболовству. Нанук прирождённый охотник, такой же, как и Егоза — медвежонок, которого Фрам оставил на скалистом берегу острова.

Фрам погладил мальчика лапой по голове с нежностью, понятной лишь ему одному.

— Что же ты молчишь? — спросил разочарованно Нанук.— Если ты волшебный медведь, сейчас же преврати всё в настоящее! Ну, преврати, пожалуйста!

Фрам с удовольствием сделал бы это, он очень любил радовать ребятишек, но эскимосский мальчик просил у него невозможного, он просил чуда. Фрам попробовал отвлечь и развеселить мальчугана. Медведь взял у Нанука удочку, поставил её себе на нос ш удерживал её в равновесии. Потом метнул нож и попал прямо в верхушку игрушечного чума.

Но Нануку всё это не очень нравилось.

Какой толк от волшебника, если он занимается пустяками и баловством, вместо того чтобы, как ему и положено, превратить его игрушки в настоящее оружие? Видно, он вовсе и не волшебный, а просто впавший в детство, глупый медведь. Как Бабук, старик из их стойбища,— он ни с того ни с сего то смеётся, то плачет. О нём рассказывают, что когда-то Бабук был самым искусным охотником в их роду и равных ему не было. Он ни разу в жизни не промахнулся и никогда не возвращался в стойбище без добычи. Но однажды он нашёл на берегу океана ящик, попавший сюда, очевидно, с какого-то затонувшего корабля. В ящике были бутылки с огненной водой. Охотник выпил одну бутылку, вторую, третью. А потом ещё много-много, И сошёл с ума. С тех пор он ни на что больше не годится. Бабук остаётся сторожить чумы с детьми и женщинами, когда все мужчины уходят на охоту. Он плачет, кривляется, поёт, хохочет, катается по земле, но никто уже не спрашивает, что с ним такое.

Бабук — наказание и позор всего их племени. Таким, видно, ехал и этот медведь, не похожий на обыкновенного, но и не волшебный.

Нанук теперь смотрел на Фрама презрительно, без всякого страха. Все дети их племени смотрели так ни безумного старика Бабука. Нанук больше не боялся медведя и не восхищался им. Какой от него прок, раз он не волшебный. Раз он не может превратить его игрушки в настоящее охотничье оружие, чтобы можно было побежать в стойбище и удивить всех — и стариков и детей!..

Фрам почувствовал, что в мыслях ребёнка что-то изменилось. Он вопросительно заурчал:

«Что с тобой, козявка? Мне не нравится, как ты смотришь!..»

Нанук и вправду смотрел искоса. У него мелькнула честолюбивая мысль, достойная сына охотника.

Убить белого медведя в их племени считалось подвигом. Про это рассказывали, этим восхищались год, два, а то и больше, потому что охотничья слава, от младенчества до старости, зависит от числа убитых медведей. А что, если попробовать? Спрятаться за выступ скалы, натянуть лук и выпустить стрелу прямо в глаз этого глупого и бестолкового медведя. Похоже, он не очень-то умеет защищаться. Одну стрелу в глаз, другую — в ухо. Нанук знал, что это самый верный способ убить медведя. То-то все удивятся! Столпятся вокруг него, недоверчиво покачивая головами... Неужели Нанук сам, без взрослых, одолел медведя?.. Они примутся свежевать тушу, а шкуру отдадут ему, Нануку. Она положена ему по праву. Мясо, конечно, поделят между всеми семьями в стойбище. Его спрячут в ледяные кладовые, где лежат и другие запасы на зиму, на всю долгую полярную ночь. Нанук прославит их племя. Его не будут больше считать ребёнком. Молва о нём будет передаваться из уст в уста. Долгие годы будут рассказывать о его необычайном подвиге. Да и как же забыть маленького мальчика, одолевшего огромного медведя игрушечными луком и стрелками! Чудесное сказание о Нануке будут сто лет рассказывать старики под вой метели бесконечной полярной ночью, когда все рассаживаются в чуме вокруг плошки с горящим тюленьим жиром.

Нанук приготовил лук. Осмотрел стрелы с костяными наконечниками.

Фрам следил за ним с недоумением. Во взгляде медведя было столько дружелюбия и кротости, что мальчик решил — незачем даже прятаться. Надо только отступить на несколько шагов, прицелиться и натянуть тетиву...

Нанук шагнул назад. Поднял лук.

Теперь Фрам обо всём догадался. Глаза медведя хитро заблестели. Он приготовился и ждал...

Мальчик натянул лук. Тетива зазвенела, выпустив стрелу. Нанук целился прямо в медвежий глаз. Но стрела почему-то оказалась у медведя в лапе. Он поймал её на лету, как ловил на арене цирка брошенные апельсины.

Маленький эскимос заколебался. В голове мелькнула тревожная мысль: а вдруг медведь всё-таки волшебный? Ведь он, Нанук, прицелился точно. В этом он был уверен. Недаром его признали лучшим стрелком среди ровесников. И тем не менее стрела оказалась в медвежьей лапе... Медведь смотрит на него грустно, с упрёком. Он, правда, не рычит, не кидается на Нанука, не пытается повалить его, растерзать...

Странно! Но если он и вправду медведь-чародей, то что ему мешает превратить Нанука в ледяную глыбу? Старики рассказывают в своих сказках, что обычно волшебные медведи именно так и наказывают людей в отместку за обиду. Глянут — человек замрёт, шагнут — человек обледенел до пояса, ещё шагнут, а человек уже превратился в ледяной столб...

Лук задрожал в руках Нанука. Но мальчик всё же решился попробовать ещё раз. Он быстро натянул тетиву, прицелился и пустил стрелу в другой глаз. Медведь поймал стрелу другой лапой.

Ясно, медведь волшебный! Лука он не боится, стрелы для него игрушки. Над Нануком он просто насмехается.

Как же Нанук мог так ошибиться? Как он посмел стрелять в волшебного медведя! Что этот медведь волшебный, Нанук больше не сомневался.

Нанук оглянулся — куда бы убежать. Ноги у него стали ватные. Пристальный взгляд медведя прикопил его к месту.

А Фрам подходил всё ближе, ближе.

Он медленно шёл на задних лапах, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, стрелы Нанука были у него под мышкой,

Мальчик хотел позвать на помощь. Ему казалось, что он громко кричит, но ни единого звука не вылетало у него изо рта: от страха у него пропал голос.

Приближалась смерть.

Он видел её.

Шагнёт первый раз медведь-волшебник — и Нанук обледенеет до колен. Шагнёт второй — и он замёрзнет по пояс. А после третьего раза он станет льдиной с головы до пят... А когда родные и друзья придут искать его, то найдут лишь ледяного Нанука, И тогда они поймут, что в их краях побывал волшебный медведь.