И тогда Фрам совершил непонятный для Егозы поступок. Он сердито отогнал медвежонка от Щербатого. Егоза дрожал от гнева и ничего не понимал. Тогда Фрам схватил его за шиворот, усадил на скалу и велел сидеть смирно — не то будет плохо. Потом направился к Щербатому. Медведь-убийца лежал уткнувшись мордой в лапы и закрыв глаза. Он испытал на своей шкуре, как умеет драться этот странный медведь. Потому, зажмурившись, он ждал конца...

Но Фрам не схватил его, не ударил об лёд, а тихо, жалеючи, подтолкнул куда-то. Щербатый застонал, прося пощады.

Фрам заурчал, словно говоря:

«Вставай! Я не собираюсь тебя бить. Ну, вставай же, пойдём со мной!..»

Щербатый весь дрожал и, не открывая глаз, жалобно скулил.

Фрам сгрёб Щербатого в охапку, взвалил себе на спину, как взваливал когда-то клоуна Августина, и отнёс его в пещеру, к остаткам моржовых туш. Там он положил Щербатого мордой на груду мёрзлого мяса. Тот застонал и открыл глаза. Ноздри его расширились. Он облизнулся. Попробовал отодрать кусок моржатины. Но так ослаб, что мёрзлое мясо было ему не по зубам.

Фрам отодвинул его. Щербатый испуганно сжался и застонал...

Но удара не последовало.

Цирковой медведь оторвал кусок моржовой туши и сунул его Щербатому под брюхо. Когда мясо оттаяло, он ткнул в него Щербатого носом. Голодный медведь задрожал и стал медленно жевать, как беззубый старик. Он не знал, что будет потом. А пока свершилось чудо: он получил еду! Тёплый, мягкий кусок моржатины из лап того, от кого ждал смерти.

Кончив есть, он поднял на Фрама испуганные глаза.

«Ну, чего тебе? — проворчал Фрам, теряя терпение,— Уж не думаешь ли ты, что я буду всю жизнь с тобой нянчиться? Научился есть мёрзлое мясо, а теперь пока, будь здоров!»

Фрам вышел из пещеры.

Щербатый оторопело глядел ему вслед. Вероятно, он принял это за хитрость и боялся, что медведь-чудак вернётся и растерзает его.

У выхода из пещеры сидел медвежонок и пытался подглядеть, что происходит внутри. Фрам не обратил на это внимания. Он уже забыл, что приказа Егозе сидеть смирно на выступе скалы. Довольный собою, Фрам весело поманил медвежонка.

Он решил податься в другие края, а берлогу оставлял Щербатому. Стояла весна. Мир широк. Найдётся и для них где-нибудь местечко.

Сначала медвежонок шёл рядом с Фрамом; время от времени он оглядывался, а потом потихоньку начал отставать. Фрам ничего не замечал, а когда спохватился, медвежонка и след простыл! Фрам остановился, позвал его, сердито рыча... Никакого ответа. Тогда Фрам пошёл обратно по маленьким следам Егозы. Он ускорил шаг, как только понял, куда ведут эти следы. Он был не на шутку встревожен... Следы терялись у пещеры.

Фрам прислушался. Тишина. Но это его не успокоило, а, наоборот, встревожило ещё больше. Он кинулся в берлогу.

Егоза преспокойно облизывался. Щербатый лежал плашмя, не подавая никаких признаков жизни.

Егоза восстановил справедливость по своим медвежьим законам. У него был старый долг. Он оплатил его.

Егоза облизывался.

Сперва Фрам хотел наказать медвежонка как следует, проучить его на всю жизнь, как его самого учили в цирке Струцкого, когда он был ещё диким и глупым. Он уже поднял лапу...

Но глаза медвежонка сияли такой неподдельной радостью, что лапа Фрама так и застыла в воздухе. А потом медленно опустилась, так и не шлёпнув медвежонка.

Возможно, высшая справедливость и должна быть такой, как её понимает Егоза. Во всяком случае, в этих суровых краях. Жизнь белого медвежонка только начиналась. А будет она долгой и пройдёт тут, в стране вечных льдов. И жить медвежонку придётся по здешним законам.

Фрам подтолкнул медвежонка к выходу, мрачно заурчав:

«Ну, пошли! Добился своего! Теперь вперёд...»

Выходя из пещеры, они оглянулись на медведя, лежащего подле остатков моржовых туш.

Глаза Фрама были печальными.

Во взгляде медвежонка светилась гордость.

Они ещё долго бродили по своему острову. Время от времени им попадались другие белые медведи, уписывающие свежатину — только что выловленных в разводьях тюленей. Прибегая к испытанным приёмам, избавлявшим его от драки, укусов и переломанных костей, Фрам неизменно оставался хозяином положения. Он вставал на задние лапы, козырял, прыгал через голову, ходил колесом, вертелся юлой.

Дикий медведь пускался наутёк. Отбежав подальше, он останавливался и очумело таращился на чудо-зверя.

Удивлённо глядел на Фрама и медвежонок.

Это превосходило всё, чему он научился у своего старшего и необыкновенного друга. Ему нравилось это. В странных повадках друга было что-то озорное, невиданное, легко нагонявшее страх даже на самых сильных медведей. Заманчиво! Приставишь лапу к уху, перекувырнёшься, спляшешь — и, словно по мановению волшебной палочки, стол накрыт.

Фрам и медвежонок наедались вдоволь и уходили, бросая остатки. Они знали, что в любом месте найдут такую же лёгкую добычу. На острове жили десятки медведей, и все они были прилежными и искусными охотниками, так что друзьям не грозил голод.

Учуяв близкую добычу, медвежонок немедленно подавал сигнал Фраму, а сам во все глаза смотрел на него, стараясь запомнить чудесный способ обращать в бегство самых мощных и храбрых соперников. Егоза был в восторге! Торжествуя, он смотрел вслед удиравшему с непроглоченным куском медведю, а тот издали обалдело оглядывался на диковинное и страшное существо.

Солнце медленно двигалось к середине неба. Снова по зелёному океану плыли айсберги, похожие на белые таинственные корабли без парусов, без вёсел, без гребцов.

Иногда Фрам останавливался на краю скалы и подолгу глядел вдаль. Потом смотрел на сидящего рядом с ним медвежонка. Оглядывался на остров, где полно белых медведей и дичи. Его давно уже тревожила одна мысль, но пока ещё неясная, смутная.

Как-то раз внизу, под самой скалой, они увидели маленького тюленёнка. Он лежал на большом плоском камне, омываемом прибоем, и грелся на солнышке. Был он маленький, круглый, гладкий. Видимо, туда подсадила его тюлениха-мама, толкая мордой. А сама нырнула в воду, чтобы добыть ему какое-нибудь лакомство.

Медвежонок вскинул глаза на Фрама. И тотчас же поглядел вниз. Ему явно не сиделось на месте.

Фрам увидел сверху круглые глаза тюленёнка, удивлённые и бесхитростные. Он отвернулся. Он предчувствовал, что произойдёт дальше. Знал, что должно произойти, но ничего не мог сделать.

Егоза проворно съехал вниз на своих белых меховых штанишках, прыгнул и вцепился в тюленёнка... В воде у самого берега билась большая тюлениха, она пыталась выпрыгнуть повыше и спасти детёныша. Но когда она наконец выбралась из воды, Егоза, тащивший за собой добычу, был уже высоко, среди скал.

Тюлениха плакала, стонала, жаловалась...

Медвежонок довольно урчал, разрывая когтями пищу, празднуя свою первую охотничью удачу.

Потом, облизываясь, сытый и гордый, завертелся вокруг Фрама.

Фрам отводил глаза, стараясь не смотреть на него. Он знал: теперь что-то навсегда отдалило его от маленького друга, который даже не подозревал о том, что жесток, потому что инстинктивно следовал законам своей ледяной родины.

Вскоре Фраму пришлось всерьёз задуматься о судьбе Егозы.

Как-то раз он заснул, растянувшись на солнышке, и проснулся от какого-то беспокойного сна. Этот сон, впрочем, как и все его теперешние сновидения, уносил его обратно в далёкий мир людей.

Егоза куда-то запропастился. Когда Фрам прилёг, медвежонок был рядом с ним. А теперь он куда-то убежал.

Потянувшись, Фрам встал и отправился на поиски. Поглядел вправо, влево — никого. Двинулся к впадине, где по ледяному дну сочилась струйка талой воды. И вдруг остановился, ошеломлённый...

Егоза давал представление! Он воспользовался случаем, чтобы втихомолку повторить трюки Фрама. Козырял, приставив лапу к уху. Танцевал вальс. Добросовестно старался сделать двойной прыжок. Падал с разбегу, уткнувшись носом в снег. Снова прыгал, шлёпался на спину... Упрямо начинал всё сызнова и опять катился кубарем.