— Где Беляева? — в каком-то отчаянии резко крикнул Костя санитаркам.

— Там… — кивнула одна из них в сторону, откуда они шли. — В первой операционной…

Костя, поддерживаемый отцом, пробрался туда. И здесь также все было разрушено, одной стены не было совсем, в полу зияла большая дыра.

Вокруг стояли какие-то люди — врачи, сестры, военные.

— Где доктор Беляева? — спросил Костя.

Ему не ответили.

На носилки укладывали женщину в белом халате. Когда ее подняли, с головы свалился операционный колпак и широко рассыпались длинные, до самого пола, золотые волосы. Лицо было наполовину закрыто марлевой маской и засыпано известкой.

«Лена… — молнией прорезало сознание Кости. — Убили…»

На мгновение показалось, что он сейчас умрет, — остановилось сердце, не стало дыхания. Потом подкосились ноги — неудержимо потянуло упасть на колени, охватить золотую голову, прижаться к ней лицом, закричать.

Но он стоял неподвижно, молча.

Он не плакал, не кричал, глаза его были сухи. Расширенные, большие, они смотрели неотрывно в одну точку.

— Костенька, — растерянно шептал старик. — Костенька… Что же это? А?

Костя молчал.

Но вдруг ему показалось, что голова женщины шевельнулась. Он мгновенно нагнулся, торопливо снял маску и увидел, что губы ее приоткрылись, словно она хотела что-то сказать. И в тот же миг чуть приподнялись и сейчас же опустились набухшие, почти черные, влажные веки.

— Она жива!.. В операционную!.. — крикнул Костя окружающим. — Скорее в операционную!..

Он схватил ее руку, холодную и безвольную, и сразу же нащупал пульс. Биение было слабо, едва слышно, но равномерно.

— Есть пульс!… — сказал он громко. — Скорее несите ее!

Но какой-то военный в белом халате уже отдавал распоряжения.

— Во вторую! — крикнул он с порога. — В два счета раздеть и приготовить!

Лену понесли, и Костя пошел вслед за носилками.

В предоперационную его не впустили.

После короткого осмотра хирург вышел и сказал ему:

— Не отчаивайтесь. Ранение хотя и тяжелое, но… думаю… не опасное…

— А что у нее?

— Вы, кажется, хирург?

— Да.

— Осколок в груди. В правом легком. Множественные ушибы всего тела. Сейчас прооперируем.

Хирург повернулся к двери.

— Послушайте… Товарищ подполковник… — робко обратился Костя с вопросом. — А мне можно?

— Нет, — решительно возразил хирург. — Не надо. Идите в ординаторскую.

Но Костя никуда не пошел. Он опустился на скамью и застыл в какой-то тяжелой неподвижности.

— Костенька… — автоматически повторял отец, и голова его мелко тряслась. — Что же это, а?… Костенька…

— Ничего, папа, ничего… — отвечал Костя, едва шевеля пересохшими губами. — Это тяжелое ранение… Очень тяжелое… Но… это… не опасно… Нет… Она поправится… Она выздоровеет…

Он то совсем не чувствовал своего тела, то ощущал его как огромную тяжесть, словно он окаменел. И только в голове и где-то в глубине сердца явственно слышал:

— Что же делать, что же делать… Еще одно испытание… Тяжкое испытание… Но она будет жить…

И невольно, толкаемый каким-то глубочайшим внутренним убеждением, Костя шепотом упрямо, много раз повторял:

— Она будет жить… Будет, будет, будет!..