Как ливень лил

В тот день над Флинткомб-Эш, а нам

Обрезать брюкву надо было.

Да нас едва с холма не смыло!

До нитки вымокли мы там.

Как ливень лил!

Как сыпал снег,

Когда мы с Флинткомб-Эш ушли

В Грейт Барн, чтоб там рубить камыш,

И все дома до самых крыш

Густые хлопья замели.

Как сыпал снег!

Как солнце жгло,

Когда на дальней ферме вновь

Нас ждали ведра и коровы,

Луга и песни — и порою

Неосторожная любовь!

Как солнце жгло!

«Лишь там, на небесах,

Ждет встреча нас!»

Мы говорим в слезах

В прощальный час.

Но, встретившись опять

Чрез годы в суете,

Смешно нам вспоминать

Страданья те.

Мы больше не грустим

О прежних временах

И встретиться хотим,

Но… на словах.

Горячий воск по свечке льется, льется.

(Как с саваном его наплывы схожи!)

Истец, притронувшись к свече, клянется,

И я ее касаюсь пальцем тоже.

Ночь. Для меня она вдвойне темна,

Хотя могла бы озариться светом,

А душу ледянящая зима

Стать солнечным, тепло дарящим летом.

Все кончено. Все затянулось тенью

И небо, и тем более земля.

Так дай же мне излить свое смятенье,

Пока еще мы живы — ты и я.

Никем ты не была принуждена

Ты добровольно мне тепло дарила.

Так чем же ты теперь удивлена?

То небом суждено, что с нами было.

Последнее ты мне швырнула слово…

Но отвечать тебе уж нету силы,

И оттого молчу: с тобою снова

Нам быть лишь по ту сторону могилы.

Свисают складки смертного покрова

Со свечки, мое сердце растревожа…

Клянусь и я, надеть его готовый,

Оплывший воск вминая пальцем тоже.

Ты помнишь — тогда?..

Скажи же, что да!

Тогда ты ушла в непроглядную ночь,

Исполненная нетерпенья,

Из дома, забытого в чаще лесной,

И вот, с ощущеньем внезапной утраты

Ничто не вернуть, ничему не помочь

Я вышел и поцеловал виновато

Воздух

Той тьмы беззвездной,

А ты между тем у калитки ждала…

И вдруг, в темноте, по щеке — дуновенье,

Лицо твое тронуло жаркой волной…

Но я целовал этот воздух, не зная,

Что ты у калитки, так близко, была…

Да, я целовал тебя, лишь вспоминая!

Ты помнишь — тогда?..

Скажи же, что да!

«Кто ж так в канун Крещенья

Грустит, в канун Крещенья?

Кто ж так в канун Крещенья

Грустит и слезы льет?»

«Да, мне сегодня грустно.

Не скрою: очень грустно.

Без той мне нынче грустно,

Что больше не придет».

«Но почему сегодня

Ты так грустишь, сегодня,

Когда весь люд сегодня

И пляшет и поет?»

«Ах, и она плясала!

Пленяя всех, плясала.

Ах, так она плясала,

Что прочие не в счет.

Мы жгли в ту ночь омелу.

Плющ, остролист, омелу.

В ту ночь мы жгли омелу,

Как весь честной народ.

В огне пылали ветки,

Горели с треском ветки,

В огне трещали ветки

Она сидит и ждет.

Вдруг входит он и молвит,

Спокойно так ей молвит:

Корабль отходит, — молвит,

Едва заря взойдет.

Я жду — ведь ты клялась мне,

Ведь ты сама клялась мне,

Уплыть со мной клялась мне

Иль я уже не тот?

Его глаза сверкают,

Как молнии сверкают.

Глаза его сверкают

О как их пламя жжет!

И словно бы готова,

Давно уже готова

За ним идти готова,

Куда он поведет.

Она от нас ушла с ним,

Взяв за руку, ушла с ним.

А снег (она ушла с ним!)

Ночь сыпал напролет.

И догорели листья,

Колючие те листья.

Дотла сгорели листья…

Кто нам ее вернет?..

Спустя два года снова,

В ночь на Крещенье снова,

Мы здесь сидели снова,

Грустя о ней — и вот

Раскрылась дверь без стука,

И прямо к нам без стука

Она идет без стука,

Бледна, как тень, идет.

А на руках ребенка

Несет она, ребенка.

Баюкает ребенка,

Качая взад-вперед.

Мы все прочли во взгляде.

Без слов прочли во взгляде,

В ее печальном взгляде,

Поблекшем от невзгод.

Весной она исчезла,

Куда-то вновь исчезла.

И раз уж вновь исчезла,

То больше не придет.

А мы все жжем омелу.

Плющ, остролист, омелу,

Мы снова жжем омелу,

Как весь честной народ».