6 — «groupie» — девушка-подросток, иступленная фанатка рок-ансамбля, повсюду следующая за ними, готовая ради иллюзии принадлежности к ним оказать музыкантам сексуальные услуги.

Глава 4

1982 год — до ночи Куаалюд¹

Это была эпоха ДеЛориан², с автомобильным телефоном размером с ломоть хлеба.

Эпоха таксофонов и пейджеров³, Рейгана, пришельцев, «Рокки III», отравляющего Тайленола⁴и Лав-Канала⁵.

Я прочувствовала всё и ничего из этого одновременно. Я смотрела на мир через дверной глазок — как внутрь, так и наружу. Всё было крошечным, далеким и полностью сфокусированным. Моя подруга Линн была моей линзой. Она была отъявленной группи⁶. Линн ходила в частную подготовительную школу «Карлтон» также, как и я, к сожалению; она была тупая как пень. Продукт двух красивых и глупых людей, которые заработали кучу денег на том, что были красивы, несмотря на их глупость.

Хотя она была чертовски забавна. Имела большие связи. Была старше. И абсолютно сексуальна. Я не хотела быть ею, но понимала, что должна пройти через все этапы её жизненного пути. И она нуждалась во мне, поскольку имела плохую привычку находить проблемы на свою задницу, а у меня была привычка вытаскивать её из них.

Клуб «Волнорез» раньше был скучным и старым, но стал меняться для того, чтобы стать местом проведения модных Голливудских вечеринок по выходным дням. Они позволяли нам курить где угодно на открытом воздухе, но не внутри помещения. Это раздражало, особенно по ночам в марте, когда на пляже холодало до пятидесяти градусов⁷.

Дрожащими руками Линн чиркнула деревянной спичкой, наклонилась над бетонным горшком и погрела руки над пламенем. Затем прикурила уголок сигареты, жадно раскуривая, чтобы ощутить вишневый привкус. Позади нее, океан врезался в потемневший песок недалеко от ватерлинии⁸.

— Так, бл*дь, раздражает, — сказала она. — Как будто пассивное курение убило кого-нибудь.

Парень, куривший рядом с ней, одарил её понимающей улыбкой. Она была одета в топ без бретелек и юбку настолько короткую, что когда дул ветер, были видны трусики. 

Я взяла её сигарету и прикурила от нее, наполняя свои легкие восхитительным никотином. Йони и Фред были внутри.

— Они оба там? — спросила я.

— Ага. Оба. Горячие штучки.

Это были Стрэт и Индиана. Вокалист и гитарист, соответственно.

И, несомненно, горячие. Линн и Йони преследовали их целую неделю. Линн многому научила меня о том, как проникать через двери. Как просить человека А об услуге, поскольку они знали человека B.

Я собрала всё воедино. Она не была тупой как пень. Она была просто тупой шлюхой.

— Думаю, сегодня тот самый вечер, — сказала она тихо, наклоняясь ко мне. Линн подняла три пальца и скрутила их вместе в знаке «помолитесь за меня». Код для групповушки, где два парня были не против, — то, в чем она пыталась принять участие в течение недели.

— Типа, так на пятьдесят процентов романтичней, — сказала я.

Она моргнула. Не поняла меня. Я вздохнула.

— Йони нравится девушка-с-девушкой, — сказала она. — Я бы попросила тебя, но…

— Нет, спасибо. Не сегодня.

Не сейчас. Я пока не готова к подобным вещам. Я позволяла много обыденного тисканья, но ничего близкого по интенсивности тому, что предпочитала Йони.

Йони высунула свою голову. Ее пушистый белокурый боб-каре поддерживался широким кружевным ободком, и она носила митенки — беспалые перчатки длиной до локтя с множеством серебряных браслетов на запястье.

— Линн, — позвала она вполголоса.

Половина людей на курящей палубе повернулись при этом звуке, а затем вернулись к тому, чем занимались.

— Что? — спросила Линн.

Мы стояли у двери, и Йони вышла.

— У них номер наверху. Идет разговор об игре в покер. У тебя есть наличка?

— Да, — ответила Линн.

— И у меня, — сказала я.

Взгляд Йони пронзил меня насквозь, и я поняла свою ошибку. Я собиралась стать жужжащим нарушителем на этом празднике жизни. Я затушила свою сигарету ботинком.

— Не берите в голову. Я пойду прогуляюсь. Увидимся позже.

Я не дожидалась ответа. Если Линн хотела трахнуться с одним или сразу с двумя из тех парней, я могла бы вызвать такси до дома. Хотя я не пошла к выходу. Я спустилась по деревянным ступенькам на пляж. Ногами я чувствовала холодный песок даже через ботинки. Чуть раньше днем шел дождь, и мои следы напоминали форму полумесяца на темном песке в свете прожекторов. Я ушла к ватерлинии, чтобы быть вне досягаемости света, не оглядываясь назад, и села, притянув колени к груди, обнимая себя, чтобы не замерзнуть.

Свет исчез, и ночь поглотила всё в нескольких шагах от меня, где песок был плоский и влажный, испещренный полосами движения волн и подчеркнутый кучами морских водорослей.

Я не обиделась по поводу оргии. Я не была заинтересована. Но я любила покер.

Я зарылась пятками в песок. Пошло оно всё. Я не знала, что делать: с моим телом, с моим местом в этом мире, с моей семьей. Из-за всего этого я чувствовала себя как в ловушке. В нескольких шагах от меня, пенясь и шипя, разбивались волны. Я не знала, был прилив или отлив. Не важно.

Я не знала, во что я верю.

Отчаяние определяло жизни моих друзей. Они истошно пытались соответствовать, делать свои семьи счастливыми или решать то, кем они непосредственно были. Я не понимала необходимости утверждения или одобрения. Мне претили разговоры за спиной и страдания по парням. Мужчин мотивировали слезы и боль, что казалось неоправданным. Странно. Не в моем духе. У меня были друзья, которые в одну минуту были нормальными, а затем с ними случался гребаный припадок, когда их тела менялись.

Я это тоже чувствовала. Но все мы ходили в школу на одни и те же курсы. Все мы знали, что это произойдет. Почему же я веду себя так, словно это стало для меня шоком?

Я медленно отсекала их от себя до того момента, пока не осталось тех, кто не мог бороться. Никто не догадывался, как справиться со мной. Даже я не знала. Я никуда не вписывалась, и мне было все равно. Возможно, это была моя версия хандры богатенькой девочки. Возможно, я была просто слишком умна, слишком хороша во многих вещах. Или слишком едкая для практического достижения этих теплых девчачьих взаимоотношений. Я ни от кого не зависела. Не чувствовала себя полезной.

Я ощущала себя так, словно у меня в голове происходило больше, чем у большинства людей; затем я думала, что была не в себе из-за веры в это. Так что я стала устанавливать контакты, пробуя завести больше друзей. Затем я осознала, насколько пустыми были эти взаимоотношения. Я поняла, что в моей голове действительно происходит больше, чем у большинства людей, и начала жить заново.

Линн исчезла в клубе, на пути к номеру, для участия в групповушке втроем или вчетвером, а я осталась брошенной на пляже. Я могла бы сделать это и впятером, почему нет? В любом случае: какая была бы разница?

Траханье с одним или с десятью людьми не было особо важным опытом, но я должна знать, зачем мне нужна хандра.

— Теперь это не хандра, — сказала я себе.

Мое напряженное лицо среагировало на брошенный комок песка прежде, чем мой мозг засек двух полуобнаженных парней, бежавших сзади меня и пинавшихся песком. Они нырнули в ледяной прибой.

Твою мать!

В Лос-Анджелесе было довольно тепло в марте, при прочих равных условиях, но вода была чертовски холодной.

Парни доплыли до места, где ровно возвышались волны, и задержались на плаву, наблюдая за горизонтом. Когда одна большая волна развернулась, завиваясь на вершине, они в подходящий момент расположили свои тела так, чтобы прокатиться на ней. Они потерялись в белой пене, а затем поплыли назад. Ребята были высший класс. Волна, которую они оседлали, прошла мимо них, мимо границы влажного песка, к сухой линии в шести дюймах от моих ботинок.