Я сдала свой экзамен в адвокатуру штата Нью-Йорк через шесть месяцев после сдачи в Калифорнийскую. Я угрожала сдать экзамен ещё в сорока восьми штатах, ради забавы, а Дрю угрожал привязать меня к кровати за это.

И это отлично сработало.

Всё отлично сработало. Я уезжала. Возможно на несколько лет, возможно ради хорошего, но я уезжала. Я никогда не представляла, что оставлю Лос-Анджелес, но осознание предстоящей свободы заставило меня почувствовать себя легкомысленной и беззаботной.

Меня. Маргарет Дразен.

Я стала чокнутой за недели, прежде чем мы наконец-то уехали. Папа не был счастлив, когда мы сказали ему об этом, и он зыркнул на Дрю так, как если бы он запомнил его двенадцать лет назад, когда молодой человек обивал пороги дома, спрашивая о старшей дочери. Ну, вы знаете, а мне пофигу.

Дрю настоял, что мы поедем по 70-му шоссе, я же вообще не думала об этом. Но он замахнулся за пределы штата и поехал на юг, в Кентукки.

— ШЕСТЬ-НОЛЬ-ШЕСТЬ-Б-Р-О-В-Ь, — сказала я с пассажирского сиденья.

Он скользнул взглядом:

— Я тоже в этом нуждаюсь.

— Я знаю.

Мы остановились на светофоре, и Дрю положил свою руку на мою.

— Я пошел на похороны, но я не посещал его… ты знаешь. Такая тема, — он посмотрел вдаль.

— Впереди есть флорист. Ты не захочешь появиться с пустыми руками.

Он купил букет желтых цветов, поскольку они выглядели более свежими, чем другие. Тишиной была окутана наша дорога на кладбище. Я сжала его руку, потирая грубую кожу на кончике пальца, где гитарные струны оставили мозоли.

На парковке автомобилей я снова взяла его за руку, и мы пошли по дорожке из гравия, считая переулки и проулки по своей напечатанной карте.

Мы нашли могилу точно там, где ей и предполагалось быть. Просто ещё один стежок, в разновидностях образцов серых камней на травянистом холме. Всё говорило само за себя. Его имя. Соответствующие даты. Там, где другие имели свои определенные роли — Отец, Жена, Мать, Сын, Младенец — у Стрэтфорда Гиллиама был ключ, такой же, как и на его шее: короткая нотная партитура из пяти линий и четверти нот, разбросанных между самыми нижними линиями.

— Я чувствую себя глупо, — сказал Дрю. — Это только надгробье и грязь.

— Ага. Глупо.

Поэтому мы были здесь вместе. Мы разделили холод, подключая цинизм. Мы обладали иммунитетом к чувствам.

— Мне нравятся музыкальные ноты, — заметила я. — Это мило.

— Я выбрал их. Я нарисовал их для его отца и отправил факсом.

— Правда?

— Да. Это… — Дрю тяжело сглотнул. — Это — Фа, — он заморгал. Улыбнувшись губами, напряженными в тонкой линии. — Это так тупо, — его голос сломался.

— Держу пари.

Дрю посмотрел в сторону от могилы и закрыл глаза.

— Я выбрал Фа для… — он покачал головой, слегка хохотнул смешком, наполненным липкой печалью. — Друга. Мне нужно было Фа для друга. Как в детском саду.

Я дотронулась до его щеки, большой палец находился под его глазом, готовый поймать слезы, которые, я знала, были на подходе.

— Я стесняюсь тебя.

Дрю открыл глаза. Такие голубые. Еще более голубые, чем замаскированное облаками небо в этот день. Он не был мужчиной, которого я встретила так давно. Музыкант на пороге славы. Так близко к мечте. Так близко, что он мог бы спасти этим мир.

Но он был. Тот мужчина всё ещё был в нём. Иногда я забывала об этом двадцатилетнем парне с безграничным потенциалом.

Дрю возложил цветы. Я тёрла его гитарные мозоли, пока мы возвращались к машине.

— Ты должен начать играть музыку снова, — сказала я.

— Нет.

— Этим ты не делаешь ему одолжение.

— Это не для Стрэта.

Это была ложь, но я не могла это доказать.

— Ты прав. Мир стал гораздо лучше без твоей музыки.

Дрю слегка засмеялся и обернул свою руку вокруг моей шеи, притягивая меня ближе и целуя в макушку.

— Я действительно имею это в виду, — сказала я. — Ты такой сексуальный с гитарой. Цыпочки любили это.

— Ты уверена, что выдержишь конкуренцию?

— Ты встретил меня. Я не соревнуюсь, — я шла перед ним, спиной вперед, держа его за руки. — Тебе не нужно становиться рок-звездой. Просто пиши песни. Смотри, как это звучит. Тебе понравится, — я прикусила нижнюю губу. — Мне понравится. Я бы могла быть твоей группи снова и снова. Я позволю тебе трахать меня, если ты будешь играть.

Он притянул меня к себе.

— Ты позволишь мне трахать себя, не важно: играю я или нет.

— Я слышала, что в Южной Дакоте самый легкий экзамен в адвокатуру в стране.

— Я не перееду в Южную Дакоту.

— Поэтому тебе лучше расчехлить свою гитару, Индиана МакКаффри.

— Ты угрожаешь мне, — прорычал он с улыбкой. — Ты же знаешь, что это делает со мной.

— Что? — я потерлась между его ног, и мы засмеялись.

Я побежала в машину, а он, преследуя, прижал меня к водительской двери своим поцелуем. Я запустила пальцы ему в волосы, притягивая его ближе. Мне хотелось заползти внутрь него и остаться там навсегда.

Дрю оторвал свое лицо от моего достаточно, чтобы сказать:

— Я люблю тебя, Синнамон. Ты развита не по годам. И слишком умна. А ещё огромная заноза в моей заднице, и я люблю тебя.

— Даже в Южной Дакоте?

— Я буду играть снова! — засмеялся он. — Я буду играть, если ты будешь любить меня.

— Ты можешь поставить свою задницу — я люблю тебя.

— Дело закрыто, — Дрю поцеловал меня снова, жестко придавливая к автомобилю и с силой прижимаясь ко мне своей эрекцией.

Я застонала в его рот.

— Там был отель за флористом, — проговорил он, задыхаясь. — Хочешь пойти туда и заставить кровать скрипеть?

— Да…

Мы снова поцеловались с настойчивой необходимостью, которая бросала вызов логике, как и должно было быть.

Товарняк наконец-то прогромыхал прочь, сигнал последнего автомобиля прозвучал в честь победы. С другой стороны, грузовики и холмистая местность растворялись в бесконечности, и мы направлялись прямо к ней…

______________

Примечание:

1 — Кудзу (пуэрария лопастная) была завезена в США из Японии в 1876 году в качестве кормовых культур и растений декоративных плана.

Конец