Керри была дочерью одного из папиных партнеров. Она была на год старше Джонатана и довольно сообразительна.

— Продолжай.

— Мы начали заниматься всякими вещами.

«Иисус Христос, используй презерватив».

«Он не готов».

Джонатан взглянул на меня, на долю секунды отрывая своё внимание от угла, затем возвращая его обратно. Я не ответила на быстрый взгляд и не сбросила на него гранату. Я более или менее догадывалась о том, что произошло. Мама и папа были не слишком откровенны с детьми относительно секса, думая о моём прошлом опыте, приведшим к раннему краху.

Джонатан выстроил следующую фразу:

— Я думаю, что она сломала его.

— Сломала кого? — я знала ответ, но мой рот открылся прежде, чем я успела подумать.

Он не сказал, но указывал обеими руками в направлении своей промежности.

«Только. Не. Смеяться. Только. Не. Заржать».

— Что заставило тебя думать, что она его сломала?

— Она прикоснулась к нему. Он стал… он стал слишком жестким — это было сверхъестественно, а затем… — Джонатан посмотрел в потолок.

Мне стоило закончить за него. Поставить его на моё место — не сработает. Он был в пятом классе, и, хотя он начал взрослеть, Джонатан всё ещё оставался ребенком.

— Он стал твёрдым, затем слишком чувствительным, после того как из него брызнула белая жидкость?

Глаза Джонатана вылезли из орбит.

— Да.

— Он не сломан.

— Откуда ты знаешь?

— Вы с друзьями не обсуждаете это между собой? Девочек? Секс?

— У меня не было с ней секса.

Я махнула рукой.

— Я знаю. Хорошо. Я только собираюсь поручиться, что он не сломан. С тобой всё в порядке. Но завтра, если ты позволишь мне взять тебя на ланч, я расскажу тебе почему. Договорились?

Он глубоко вздохнул из-за необходимости отсрочки:

— Да.

— А до тех пор, держись подальше от Керри О’Нил.

— Хорошо.

— Заправь свою рубашку.

Он сделал это, заправляя полы рубашки за свой ремень так как будто папа находился в другой комнате. Джонатан стал делать шаги в сторону дверного проёма.

— Джон. Остановись.

— Что?

Я подняла свою руку, затем опустила:

— Обещание закрыто.

— Обещание закрыто.

Мы возвратились в комнату дегустации. Дрю опирался на одну из скамеек: волосы закрывали его лицо как у рок-звёзд, рубашка, сухая как у адвоката, конверт из манильской бумаги в одной руке и белый прямоугольник в другой. Дрю взглянул на него, потом на Джонатана.

— Что? — спросила я.

Дрю только покачал головой, пока Джонатан убегал вверх по лестнице, слегка покачиваясь.

— Стрэт отправил материал в «Аудио Сити». Я не знаю почему, — Дрю опустил конверт из манильской бумаги. Старые марки. Загаженный почерк. Он вытащил содержимое. — Записка для меня и фотография, когда мы были детьми. Он был… Ему было так больно. Он не мог показать это, поскольку ты была моей. Но… — его голос дрейфовал в тишине.

— Дрю?

— Когда ты уехала, он вел себя так, как будто это ничего не значит, — Дрю подтолкнул мокрое письмо ко мне.

Я не могла разобрать многое, кроме своего имени, моего настоящего имени и фразы: «…она была твоей, но… никогда не хотела этого… ты, как брат мне…»

— Я знал о тебе и Стрэте. Он сказал мне из-за клятвы, — произнес Дрю.

— В Нэшвилле.

— Да, но я…

— Поэтому ты вел себя как хрен, когда вы вернулись.

— Я сожалею об этом.

— Я это заслужила.

Дрю посмотрел на фото, встряхнул его, сжал губы вместе и протянул мне фотографию, как будто это была самая тяжелая вещь, которую он делал в своей жизни. Я взяла фото, но продолжала смотреть на Дрю. Я понятия не имела, почему он выглядел таким обеспокоенным.

— Что это? — спросила я.

— Просто скажи мне, что ты видишь.

Я посмотрела на фото.

Два мальчика примерно лет двенадцати, руки на плечах, пригородный тротуар растянулся позади них. Я узнала молодого Дрю МакКаффри по начесу его волос и по форме глаз.

А другой мальчик? Я узнала и его. Я знала, кем он был. Это был Стрэтфорд Гиллиам, ребенок с ещё только несколькими годами жизни впереди, но это был не тот ребенок, которого я узнала. Стрэт выглядел как модель трехмерного ребёнка из моего дома, нанесенная на двухмерную поверхность фотографии.

Я сглотнула. Это не входило ни в какие рамки.

— Это — совпадение, — прошептала я.

«Только в том случае, если Стрэтфорд Гиллиам не трахал мою мать».

У меня в голове не укладывалось: двенадцатилетний Стрэт был клоном моего брата — Джонатана.

«НЕТ! По-другому. Джонатан выглядел точно также, как и Стрэт».

Я оторвалась от фотографии. Дрю стоял надо мной, с таким лицом, как будто он знал что-то, чего не знала я.

— Имя твоей семьи пришло из Дублинского офиса. Приемная семья твоего младенца предъявила иск твоему отцу за нарушение контракта.

— Я не понимаю.

«Правда?»

— Они никогда не использовали твоё настоящее имя. Я предполагаю, чтобы защитить тебя. Потребовалось так много времени, чтобы выяснить это.

— Там было два младенца.

— Мы проверили публичные записи. Восьмой ребенок твоей матери родился мертвым.

Я отступила назад, закрывая свой рот, чтобы не закричать. Подсчеты внезапно стали иметь смысл. Больной грёбаный смысл.

— Я не знал, что я найду здесь, — сказал Дрю. — Но я не думал, что это будет так. Я думал, что это будет проще. Только пока я не увидел…

Я больше ничего не слышала. Просто мой младший брат…

«…мой сын»

…голос в моей голове раздавался по-французски с совершенным звучанием. Пока я видела линии его тела, наложенные на Стрэта…

«…его отца»

…и лицо, которое явно было из того же генофонда.

Я просчитывала свои чувства. Слышала голос и видела лицо. Чувствовала новый младенческий запах, который казался моим собственным, и знала, просто знала, что он был моим.

— Я не могу, — мое дыхание стало прерывистым. Меня бросило в дрожь.

Дрю схватил мои запястья.

— Марджи.

— Я не смогу рассказать ему.

— Ты не можешь…

— О, боже.

— Ш-ш-ш. Всё будет хорошо.

Дрю попытался обнять меня, но я оттолкнула его и побежала. Я бросилась наверх по узкой лестнице в хаос, творившийся на кухне.

«Сколько людей было в танцзале? Пятьдесят? Сотня?»

— Марджи? — спросил Орри, держа часть сырой рыбы в своих толстых руках.

Каждый на кухне посмотрел на меня, сотейник застыл посередине в смятении, режущие ножи, дуршлаги, пропускающие утолщенную крахмалом воду через дырочки.

Я услышала неуклюжие слоновьи шаги Дрю, поднимающегося из погреба.

Загнанная в угол.

«Мой брат — это мой сын».

Я даже не знала от чего я бежала. Я была как паук в банке. Я не могла выбраться наружу. Не выбраться, даже на восьми ногах, и вновь продолжала скользить по стеклу обратно.

— Марджи? — позвал Дрю.

Прошла секунда, и ещё одна; каждое чувство, которое, как я предполагала, осталось в прошлых нескольких десятилетиях, было сброшено на меня. Я чувствовала, как моё ядро ломается под давлением, как внутренняя часть меня стала больше, чем моя внешняя сторона, медленно уступавшая дорогу микротрещинам. Я не могла допустить этого здесь. Не могла сломаться перед смотрящим на меня штатом кухонных работников и Дрю, поднимающимся по лестнице.

Я выбежала из кухни, следуя карте из своего детства: через утреннюю комнату, библиотеку, детскую игровую и комнату для завтрака в задней части дома. Я бросилась вниз по деревянной лестнице к берегу, где я практически развалилась на холодном песке. Я не чувствовала своих ног и продолжала бежать к стене из звука и воды. За горизонт. В темноту в предместьях огней цивилизации, где вода сглаживала землю.

Я упала на колени в воду, и пик прилива застыл в моих ушах. Я осталась в воде и плакала. Я оплакивала то, что я сделала со сладким Дрю. Все поступки, как если бы у Стрэта не было чувств. Своего сына, которого у меня никогда не было, которому я никогда не причиню боль, рассказав правду. Моих дезинформирующих родителей, которые потеряли младенца и взяли моего в свои сердца.