Лян разулся, прошел по бревнам и, усевшись на кладке, протянул руку к самой крупной рыбине. Она лежала в корзине, должно быть, уже давно, не билась, а только хватала воду ртом и жабрами. Маленький удэге схватил ее за голову, и, размахнувшись, шнырнул на берег.

— Толстолобик… Кладите ведро.

Таким же путем вытащил из корзины вторую, третью и всех остальных рыб. И каждый раз пояснял:

— Верхогляд… Видали, какие у него глаза?.. Ленок… Поняли, какой красивый? Амур… Это самая вкусная рыба наших речках…

Всего рыб набралось не сто и не двести, как ожидал Петька, а двадцать семь или двадцать восемь. Но в общем они весили, как прикинул потом вожатый, больше пуда и еле-еле вместились в ведро. Прикрыв добычу травой, Коля и Лян надели ведро на палку и двинулись по тропинке.

Так они и явились на пасеку: впереди Коля и Лян с ведром, а сзади Петька с толстолобиком на кукане.

Добычу сбежались смотреть все обитатели пасеки.

— У-ю-ю, какие крыкадилы! — пробуя пальцем зубы ленков, сказал Андрюшки.

— Ты гляди-кось, — удивилась и Матрена Ивановна. — Мой дед, кажись, рыбак не из последних, а таких вот не лавливал и он.

Даже Сережа не ожидал от заездка такого щедрого подарка. А Простокваша выхватила из ведра самую большую рыбину, заскакала на одной ножке и запела:

— Ух и ужин нынче будет! Ух и ужин!

Разговоров про заездок хватило бы, наверное, на целые сутки. Но кое-кто в это время занимался, оказывается, и делами поважнее.

Перед заходом солнца на тропинке, ведущей к дороге, показалась Нюрка. И не с Витюнькой за плечами, как всегда, а с большим коромыслом, на котором болталось два ведра. Завидев подружку, Людка со всех ног бросилась к ней:

— Удалось, Нюра? Да? Удалось?

Нюрка, не отвечая, поставила ношу на землю и стала переливать содержимое одного ведра в другое. Потом приблизилась к вожатому и коротко доложила:

— Вот. Маманя прислала комсомольцам за бочонки.

— Мед? — заглянул Сережа в ведро. — За какие бочонки?

— Которые отняли у бандитов, — все так же коротко объяснила Нюрка и, вытирая тыльной стороной ладони лицо, отошла в сторону.

Не успел вожатый разобраться что к чему, как от дороги раздался голос Митьки.

— Колька! Петька! Да чего ж вы, несчастные, сидите, как баре? Человек упарился, а им хоть бы хны! Помогите!

Мальчишки выбежали навстречу и увидели, что белобрысый морочится с тачкой. Колесо тележки, нагруженной картошкой, застряло между камнями, и Митька никак не мог его вытащить.

Когда тачку прикатили к дому, мальчишка передохнул и не в пример Нюрке с ходу накинулся на вожатого:

— Ты тут днем говорил про хлеб да крупу. А про сахар и овощи для строителей говорил? А мы, думаешь, с Нюркой да с Людкой дураки? Как же! Когда Петька с Ляном да Колькой ушли на заездок, мы сразу решили: пускай не хвастают, у нас найдется кой-что тоже. Нюрка пошла домой за медом, а я за картошкой. Да! Дядя Кузьма не сказал ни словечка. Только, говорит, копай сам. Ну я и накопал. Вот! Видал?

Вожатый хотел возразить, что об овощах он думал тоже и что их привезут, мол, из совхоза. Но Митька не стал слушать:

— То когда еще привезут! А тут уже готовенькое: бери да ешь. Правда, ребята? — сказал он и с места в карьер перешел в атаку снова. — Только не думай, что мы доставали все за так — и деньги, и мед, и картошку. Дудки! За это самое ты возьмешь нас на стройку и сделаешь в бригаде пионерское звено! Вот! Правильно я говорю, девчонки?.. А ты что скажешь, Петька?

Ни Петьке, ни Коле с Ляном и в голову не могло прийти, что лопоухий повернет дело вот так. Бестолковый, бестолковый, а догадался, с какой стороны подкатиться к вожатому! Добрую затею надо было, конечно, поддержать. Но мальчишки почему-то растерялись и молчали, как рыбы. Зато на высоте положения оказались девчонки. Они подскочили к вожатому и наперебой стали доказывать, что без пионерского звена ни ему самому, ни комсомольцам не управиться.

Сережа отбивался. Матрена Ивановна уже давно прислушивалась к спору и про себя тихонько посмеивалась. Когда все вдоволь накричались и поохрипли, пасечница, наконец, не вытерпела и поддержала ребят:

— Да чего уж там! Ежели они тут, так все одно под ногами путаться будут. Сделай им это звено, и вся недолга. Заделье, чай, найдется.

Сережа продолжал упираться, но потом все же махнул рукой и сдался.

— Так и быть, зюзики! В бригаду беру. Но, чур, уговор: занятие для звена выбираю я. И чтоб кодекс юных строителей коммунизма выполнять безоговорочно. Согласны?

Кто умный стал бы возражать против такого уговора? Мальчишки радостно кинулись качать Митьку, стали хвалить девчонок. Потом все дружно отправились ужинать, с аппетитом уплетали жареную рыбу и говорили о том, что будут делать в строительной бригаде…

А ночью Петьке чуть не до утра снилась жар-птица, о которой рассказал мальчишкам Сережа. Огромная, сверкающая зеленым, желтым и синим, она кружила над дикими горами, над морем, островами и выискивала место для гнезда. Вот как будто нашла, присела, да не остереглась и поранила крыло об острые скалы. Вскрикнув, снялась и опять полетела над пустынной землей. Летит, стонет, а из крыла по одному, по два, а то и целым пучком падают перья, капает кровь. Где упадет золотое перышко, там вырастает желтый халцедон или цитрон, где зеленое — изумруд либо малахит, а где капнет кровь — там рубин помнится. Тысячи пушинок роняет жар-птица. Тысячи драгоценных камней сверкают в земле…

О ремонте старого дома, пополнении звена и о пилюле, которую преподнесли Петьке

— Вот что, ребята, — объявил утром вожатый. — Я пойду в лес, подкошу травы для постелей. А вы берите веники — и на ремонт дома. Что и как сделать, толковать нечего, решайте сами. Главное — убрать комнату, в которой поселятся комсомольцы. Ясно?

— Ясно! — хором ответили мальчишки. — Сделаем — не подкопаешься.

И вот новая стройка уже загудела от голосов и смеха. Петька с Колей, чихая от пыли, выгребали отвалившуюся штукатурку и мусор, Людка с Нюркой, размахивая метлами, снимали с потолков паутину, а Митька и Лян, кряхтя и пыжась, вытаскивали из помещения ненужные доски.

Когда навели первый порядок, девчонки решили помыть полы и убежали за тряпками. Остальные собрались в дальней угловой комнате.

— Тут жить лучше всего, — сказал Петька. — Крыша не течет, пол крепкий, окна на солнышко.

Коля его поддержал, но заметил:

— Только пусто уж очень. Ни стола тебе, ни тумбочки. Даже вешалки вон и той нету.

Услышав про стол, Митька подмигнул Ляну и, выбежав на улицу, загромыхал чем-то тяжелым. Лян поспешил на помощь. Через минуту друзья втащили в комнату старый топчан.

— Вот! — похвастался белобрысый. — Чем не стол?

— Какой стол! — фыркнул Коля. — У него ж одна нога.

— И вовсе не одна. Есть и другая.

Он сбегал на улицу и приволок отломанную крестовину. Приставляя ее к топчану, объяснил:

— Мы с Ляном выбросили его на дрова. Думали — не надо. А теперь небось пригодится. Крышку можно подколотить, ноги связать жердочками. Если все по-хорошему сделать, будет стоять как вкопанный.

Мальчишки согласились. Стол мог получиться хоть куда! Коля уже повернулся, чтобы бежать за молотком и гвоздями, но Митька остановил его, наказал:

— Не забудь еще ножик и плоскогубцы.

— Хо! Это зачем тебе?

— Там увидишь, — пообещал лопоухий. Но, когда приятель принес ножик и плоскогубцы, раздобрился и объяснил, что инструмент нужен ему для того, чтобы вставить в окна шибки.

— Да где же ты возьмешь стекло? — удивились ребята. — На пасеке ведь ни листа, а до Кедровки десять километров.

— Найду, — многозначительно прищурился Митька.