Петьке с Колей ничего не оставалось, как отойти в сторону и снова приняться за корзинки. По правде сказать, им не очень-то нравилось, что Сережа повернул все по-своему.

Дулись на парня до самого вечера. Но перед сном Коля неожиданно повеселел и загадочно подмигнул приятелю.

— А знаешь, Петька? Это ж даже хорошо, что Сергей придумал свой кодекс да навязал нам девчонок.

— Чего хорошего? — вяло отозвался Петька.

— А того! Раньше-то в строительную бригаду просился кто? Ты да я. Не зря Сергей нас высмеял. А теперь можно небось проситься всем. Да! Поговорить с девчонками и айда! Нас же с ними шесть человек! Сила! Придем и скажем: давай, мол, звено пионеров.

— Да это ж… Это ж, знаешь, какая штука? — загорелся Петька. — Организовать звено, отремонтировать сарай, а потом развести в нем кур. Целую тыщу! А? Пошли к Людке, а потом к Сереже.

Так они и сделали бы, но, как нарочно, Сережа куда-то отлучился. А потом на пасеке развернулись такие события, что затею со звеном до поры до времени пришлось отложить.

О пользе головомойки, горьких размышлениях и товарищеской выручке

Странное получается дело! Когда человеку скучно и нечем заняться, время ползет прямо-таки по-черепашьи. С начала недели до субботы проходит чуть не целая вечность. Если же прожить так месяц, другой, а потом оглянуться назад, кажется, будто пролетел только день.

Совсем другое получается, когда у тебя куча дел. Тут, наоборот, дни бегут, как часы, а промелькнувшие недели кажутся месяцами…

Лежа на песке и подперев голову кулаками, Петька смотрел, как плещутся в речке товарищи, и перебирал в памяти разную ерунду, чтобы забыть о случившемся.

А случилось в тот день то, чего следовало ждать уже давно.

Утром, когда старшие уже работали, а мальчишки совещались, как еще добыть продуктов для стройки, в лесу загудел мотор.

— Трактор! — насторожился Сережа, отодвигая бочонок, на котором осаживал обруч. — Ползет из Березовки, что ли?

— Да нет, сынок, — возразила из-за плиты Матрена Ивановна. — Пора-то теперь горячая — сенокос, прополка. Березовцы гонять машину не станут.

— Конечно, не из Березовки, а из Кедровки, — поддержали ее Коля и Митька. — И вовсе не трактор, а автомобиль. Слушайте!

Звук, и правда, был ровнее, чем у трактора. И нарастал очень быстро.

— Как же он перебрался? — удивился вожатый. — Дожди хоть и кончились, а река еще глубокая.

Все помчались к дороге. Мальчишки хотели бежать дальше, да Сережа не разрешил.

— Незачем, — сказал он. — Вон видите? Машина уже видна… Да не там, не там! Смотрите на кедр с двойной вершиной.

Грузовик издали походил на ползущего по прутку жука. Через минуту этот жук превратился в спичечную коробку, потом в солидную черепаху, а когда машина подошла метров на сто, Петька уловил в ее очертаниях и окраске что-то знакомое. Таким же знакомым показалось и лицо в кабине.

— Отец! — сорвалось с губ. — Папка!

Это, и правда, был отец. Остановив машину, он неторопливо выключил газ и осмотрелся. Потом взял с сиденья туго набитый мешок и, хлопнув дверцей, опустился на землю. Петька сунулся навстречу, но отец равнодушно обошел его и, пожав руку Сереже, зашагал к дому. Здесь взрослые сразу же завели разговор о совхозных делах, о хозяине пасеки, который все еще был в отъезде, а Матрена Ивановна налила гостю чаю и принесла меду.

Что оставалось делать в таком случае? Петька, съежившись, сидел на ступеньках крыльца, вспоминал лагерные проделки и с тоской гадал о том, какое наказание ему уготовано. Таким равнодушным и холодным отец не был еще никогда.

Объяснение состоялось только после того, как Матрена Ивановна ушла в дом.

— А ну-ка, герой, иди сюда! — негромко приказал отец.

Петька поднялся на веранду и, робея, остановился перед столом.

— Шагай ближе. Докладывай…

Пришлось подробно рассказать про побег, пожаловаться на вожатую, на ее придирки.

— Ясно, — поморщился отец. — Во всем виновата, значит, Вера. Она не давала бедному Луковкину жить, придиралась, грозила написать родителям… Ну а Сергей? Обижал тоже?

— Нет. Кто сказал?

— А Яков Маркович? — не обращая внимания на вопрос, продолжал отец. — А Митькина сестра Варя и директор совхоза?

— Никто не обижал.

— Тогда зачем же ты их наказывал вместе с Верой?.. Сергею пришлось удариться в поиски, Вере работать за него в лагере, а Якову Марковичу с директором бросать все дела и думать, куда могли подеваться мальчишки.

Отвечать было нечего. Петька стоял, опустив голову.

Отец помолчал, побарабанил пальцами по столу и еще строже спросил:

— А про мать ты хоть чуточку думал?.. В то утро, когда вы сбежали, ей как раз делали операцию. Потом она две недели лежала без сознания, звала в бреду сына…

Это убило Петьку и вовсе. Представив себе мечущуюся в постели мать, а потом себя и Колю, весело шагающих по таежной тропе, он скривился, заморгал и, не сдержавшись, всхлипнул. Отец удивленно покосился на него, хотел что-то добавить, но передумал и только укоризненно хмыкнул.

— Вот так-то. Сейчас хлюпаешь, а когда надо думать, выкидываешь неизвестно что…

Чтобы дать сыну успокоиться, старший Луковкин начал о чем-то расспрашивать Сережу. Потом повернулся к сыну и сказал:

— Ладно. Можешь пока гулять. Я еду в Березовку. Вернусь, тогда и решим, что с тобой делать…

Вот это-то и испортило Петькино настроение. Отправившись с друзьями на речку, он даже не стал купаться. Распластался на песке да так и валялся, перебирая в уме всякую ерунду.

Впрочем, отвлечься не удавалось. Перед глазами вставало грустное, похудевшее лицо отца (каково-то ему одному!). Жаль было матери, а тут еще копошились в уме всякие мысли о товарищах, о Сереже. Догадываясь, что его заберут в город, Петька радовался этому и грустил. Радовался, потому что отъезд обещал встречу с матерью, а грустил из-за того, что нужно было расстаться с друзьями. Что ни говори, а он по-настоящему привязался не только к Коле и Ляну, но и к толстой Нюрке, и к насмешнице Людке, и к четвероногому Валету.

Заметив грусть приятеля, неловко чувствовали себя и мальчишки. Немного поплескавшись, они выбрались на берег, оделись и минут пять лежали молча. Наконец не выдержали.

— Э! Чего тут валяться! — стукнул кулаком по песку Лян. — Пошли собирать помидоры. Матрена Ивановна наказывала.

Нехотя поплелись в огород и принялись обшаривать кусты. Однако уже через пять минут Коля со злостью шмякнул гнилым помидором о землю и сел в борозду.

— Если увезут Петьку, то завтра явятся и за мной. Мать небось давно навострилась.

— Ну да, — кивнул Митька. — Тогда не веселиться тут и мне.

— А мне и подавно, — печально поддакнул Лян. — Одними девчонками играть разве станешь?..

И все же тревога мальчишек оказалась напрасной. Когда они услышали гул возвращающейся из Березовки машины и прибежали к дому, навстречу выскочила Людка.

— Знаешь, Петька, — оглядываясь и прикрывая рот косынкой, зашептала она, — ничего страшного не будет. Ты не бойся. Бабушка уже разговаривала с твоим отцом. Он отошел, не сердится. Да! Привез целый мешок продуктов — муки, масла, какао.

Она хотела сообщить еще что-то, но отец кликнул Петьку и сел на пенек.

— Ну-ка, выкладывай, что вы делали на пасеке.

Петька нехотя начал рассказывать. Отец шевелил прутиком бегающую по земле жужелицу, внимательно слушал, задавал вопросы.

— Значит, тут интересней, чем в лагере? — заключил он, когда Петька умолк. — Так я тебя понял?

— Ну да. Тут же только Сережа да бабушка. А они не ругаются.

— А где лучше? На пасеке или в городе?

Как следовало отнестись к такому вопросу? Сообразив, что он задается неспроста, Петька растерялся. К счастью, выручил Митька. Он сидел рядом и делал вид, что наблюдает за жужелицей. На самом же деле чутко ловил каждое слово Луковкиных.