Каждый раз, когда Сережа рассказывал новую историю, Петька слушал его с раскрытым ртом. И, признаться, все больше завидовал: надо же, сколько интересных вещей знал вожатый! Хотелось и самому вот так же изучить лес, землю, зверей.

С удовольствием слушали вожатого и другие ребята. Стоило ему вспомнить про бохайцев, как девчонки начинали наперебой расспрашивать, какая у них была одежда, дома, украшения, потом растопыривали сарафаны и показывали, как бохайки кланяются друг другу, как наводят перед медным зеркалом брови, ходят в гости. Мальчишки делали «бохайские» луки и стрелы, привязывали к затылкам мочальные косы.

Если Сережа показывал сороку и спрашивал, о чем она кричит, начинали выдумывать:

— Сороке шубу пошили! Сороке шубу пошили! — кричали Нюрка и Людка. — Хвастает задавака своим нарядом.

— А вот и врете! А вот и врете! — напускался на подружек Митька, — она не хвастает, а жалуется: «Скоро кошки всех передушат! Скоро кошки всех передушат!» Поняли?

Но… Как ни веселились, как ни радовались ребята, а от Сережиных шпилек избавиться им все-таки не удавалось. Вожатый хоть и не зло, но подтрунивал над ними. Однажды он высмеял Петьку с его дружком и за тот самый закон мушкетеров, который они разработали для себя.

Случилось это, как помнится, в послеобеденную пору. Погода стояла ветреная, с дождем. Может, от этого, а может, и по другой причине Сережа решил отдохнуть на сеновале. Когда его высокая фигура появилась на пороге, мальчишки сидели на ящиках и плели корзинки. Маленький удэге накануне рассказал приятелям, какие вещички можно делать из прутьев, объяснил разные приемы и вот теперь прохаживался по сараю и проверял, как ребята справляются с заданием. Митька под его руководством выплетал огромную, чуть не с бочку, корзину для кормления коровы. Петька старательно трудился над ягодным лукошком, а Коля вот уже вторые сутки колдовал над сундучком с крышкой и железным замочком. Пахло ивовой корой, старыми сотами, сухой полынью.

Поднявшись по лестнице на сено и укладываясь на полости, вожатый случайно глянул в темный угол (вечером там ничего не было видно) и заметил листок.

— Хм, это что же? «Боевой листок», что ли?

Мальчишки переглянулись. Петька метнулся, чтобы перехватить листок, но опоздал.

— Та-а-ак, — насмешливо протянул парень, разбирая Колины каракули. — Значит, решили стать настоящими мужчинами и мушкетерами? А как эти слова пишутся по-русски, знаете?

Мальчишки молчали.

— Ну что ж, воды в рот набрали? Кто писал?

— Да кому ж писать, как не Кольке с Петькой, — хихикнул Митька.

— Ай-ай, Николай! — покачал головой вожатый. — Ты сколько классов кончил? Четыре? А ты, Петька? Целых пять? Здорово! Пять классов, а слово «мужчина» писать не умеешь!.. А где знаки препинания? Почему предложения начинаются с маленькой буквы, а в середине ни с того, ни с сего стоит слово с большой буквы? Срам! Стыд!

Друзья попробовали оправдываться, сослались на то, что писали не напоказ — для себя. Но Сережа разочарованно махнул рукой.

— Как хотите, а за грамматику больше двойки поставить вам нельзя.

— За грамматику? — насторожился Петька. — Ну и пусть! А что поставишь за содержание?

Вожатый посмотрел на него, на Ляна и почесал за ухом.

— За содержание?.. Тут, брат, нужно подумать. За инициативу твоя вожатая Вера или классная руководительница поставила бы, наверное, четверку. Не поскупилась бы.

— За какую инициативу?

— За почин, значит. За то, что решили стать мужчинами.

— Ага! Ага, Митька! — обрадованно повернулся Петька к приятелю. — Слыхал, что говорит Сережа? А ты что болтал?

Услышав громкие голоса мальчишек, в дверь сунулись и девчонки. (До этого они возились возле плиты красили ивовые прутья, чтобы плести из них разноцветные корзиночки для домашних мелочей.) Коля вскочил навстречу:

— Чего приплелись? Тут мужской разговор, а вы…

— Но-но, ты не очень-то! — вздернула нос Людка. — Забыл, как уговаривал Нюру подоить коров?

Заступился за девчонок и Сережа.

— Пусть слушают, — сказал он. — Не съедят вас.

Разговор продолжался.

— Что значит не трепаться? — спросил он. — Объясни, Петька.

— Да чего объяснять? Это ж просто: не врать. И, если что сказал, обязательно сделать.

— Быть правдивым, держать данное слово? Так, что ли?

— Ну да.

— Тогда так и запишем, — переворачивая листок и делая пометку на обороте, кивнул вожатый. — А как понимать слово «не задаваться»?.. Не хвастать и не зазнаваться, да?.. А что значит, никого не бояться?

Когда разобрали и эти пункты, вожатый на минуту задумался.

— А вы ничего не забыли? Как думаете?

Мальчишки пожали плечами. Петьке, по правде сказать, казалось, что больше говорить не о чем. Но стриженая Нюрка, оказывается, думала иначе.

— Забыли, конечно! — раздался от двери ее хрипловатый басок. — Самое главное как раз и забыли.

— Что главное? — повернулся к ней Коля. — А ну скажи. Ну?!

— А что? Трудиться — вот что! Каждый мальчишка, раз он хочет стать мужчиной, должен трудиться. Мужчины-то у нас, знаете, какие? Самая трудная работа достается им — и в шахте, и на стройке, и на поле. — Помолчав, Нюрка кашлянула в кулак и закончила: — А еще надо учиться, учиться и учиться, как скатал Ленин.

Сережа кивнул головой, хотел, наверно, поддержать девчонку, но не успел — затараторила Людка.

— Ага! А я не согласна! Да, не согласна! — вскочив с порога и размахивая зелеными кулаками (окрасились вместе с прутьями), затараторила она. — Ленин говорил учиться не одним мальчишкам, а всем. И трудиться — тоже. Если хотите знать, так это касается всех! И девчонок и мальчишек! Вот!

Ее горячность всех рассмешила.

— Давай, давай, Людка! — затопал ногами Митька. — Шибче, шибче! Только не захлебнись.

Вожатый засмеялся тоже. А когда девчонка умолкла, повернулся к мальчишкам и прищурился.

— А что, зюзики-карапузики? Может, она дело толкует? А?

— Конечно, дело. Чего спорить? — сдвинул темные брови Лян. — Ленина, учебу, труд — правильно.

— А про другое неправильно, — перебивая друг друга и поминутно вскакивая, зашумели Петька и Митька. — Другое девчонкам не годится.

— Как — не годится? Чего — не годится? — возмутилась опять Простокваша. — А ну-ка, дайте бумагу! Сейчас докажу!

Подскочив к Сереже, она выхватила у него листок и принялась перечитывать:

— Уважать товарищей не годится! Да? Держать слово не годится? Быть честной не годится?

— Ага, ага! Ты не выбирай! — запротестовал Петька. — Давай все подряд. Читай, что сказано про силу. Годится? А про то, чтоб не нюнить? Годится?

Людка немного смутилась. Но смеяться над собой не позволила.

— Ух, подумаешь! Это ж исправить легче легкого. Вот, глядите!

Она схватила с бочки карандаш и, сделав поправки, снова сунула листок вожатому. Вместо шести пунктов, придуманных мальчишками, на страничке теперь было десять. И против некоторых значилось. «Девчонкам нюнить можно», «Девчонке быть здоровой и ловкой». «Девчонкам — не пудриться и не краситься, наряжаться можно, только красиво».

Сережа прочитал пункты вслух и повернулся к мальчишкам.

— Ну как? Пойдет такой документ?

Коля с Петькой помялись.

— Пойти-то, конечно, может, — буркнул Коли. — Только что ж получается? Законы юных пионеров, да? А потом, что поставить сверху? Было-то про мушкетеров?

— Да-а… Тут ты, пожалуй, прав, — согласился вожатый. — Выходит, что главное из вашей грамоты как раз и выброшено. Только знаете что?.. Я думаю, это не страшно. Ведь когда вы писали про мужчину, разве не пионерские законы брали? Читайте: «Не хныкать, если трудно; не зазнаваться; быть смелым…» Разве это не по-пионерски? А?

Сережа взял листок и, нажимая на карандаш, жирно вывел:

Потом подумал и чуть ниже добавил:

Девчонки и Митька с Ляном окружили вожатого, стали выспрашивать, что значит слово «кодекс», зачем-то вспомнили про летчика Мересьева, о котором рассказывается в книге «Повесть о настоящем человеке».