Мальчишки осторожно отодвинули засов, перебежали через лужайку и, приставив к ильму лестницу, взобрались на нижние сучья. Почти сразу же возле них оказалась и Людка.

— Ты чего, Простоквашина, явилась? — напустился на сестру Коля. — А ну слезай, пока не спихнул.

— Попробуй только! Как закричу, так и сам полетишь. Думаешь, Сережа тебя по головке погладит?

— Ладно вам, — вмешался Петька. — Вечно чего-то ругаются! Лучше глядите.

Усевшись, как воробьи, на ветках, стали высматривать, что делается за точком. Коля и Петька наперебой доказывали друг другу, что видят какой-то огонек, освещенную полянку, тень человека. Но, по правде сказать, ничего такого видно не было. В ночной мгле отчетливо вырисовывались только ряды светлых ульев на точке да беленая труба дома. Если из-за туч выкатывалась луна, за пасекой на минуту вставала кудрявая стена леса, осколком зеркальца на черной вате сверкала какая-то лужа.

— А! Увидишь тут, — проворчал, нащупывая ногой нижний сук, Коля. — Айда на крыльцо! Там лучше.

Петька собрался уже последовать за товарищем, как вдруг уловил какие-то звуки.

— Тс-с-с, слышишь? Кто-то идет! Может, медведь?

Во тьме мелькнуло что-то белое, и все трое увидели, что по дорожке к дому движется человек. Открыв ворота, он подошел к веранде, взял заранее приготовленный фонарь, чиркнул спичкой.

— Сережа! — тихонько позвал Петька.

Парень, не поняв откуда доносится голос, глянул на дверь дома, на сеновал. В недоумении повернулся к курятнику.

— Вы где?

— Да здесь, на ильме…

— Что за новость? Ну-ка, сейчас же на свои места! Слышите?

Тон, которым было отдано распоряжение, ничего хорошего не обещал.

Взобравшись на веранду, послушно расселись на табуретках.

Сережа осмотрел ребят и, насупив брови, предупредил:

— За порог ни шагу. Если увижу, что увязались за мной, не жалуйтесь.

Петька с Колей мечтали посмотреть, как зверь запутался в петле, а тут…

Впрочем, горевали недолго. Вожатый взял носилки, фонарь и через четверть часа с помощью Кузьмы притащил медвежью тушу к дому.

Ребята, конечно, тут же бросились к ней и принялись ахать.

Ростом медведь был небольшой — примерно с Петьку или Колю. А вот весил, наверно, раз в пять больше любого из них. Шерсть его отливала черным шелком, а когти были крепкие, загнутые крючком и каждый никак не меньше, чем палец взрослого человека. Из украшений у медведя было только одно — белый галстук-бабочка.

Вожатый сказал, что косматый угодил сразу в две петли — задней лапой в ту, что лежала на земле, а передней — в верхнюю, свисавшую с дерева.

— Ну и дурак косолапый! — удивилась Людка. — Выбраться ж было легче легкого. Посидел бы спокойно, дождался, когда трос ослабнет, и тащи лапу из петли.

Сережа засмеялся.

— Вот-вот. Если бы медведь был такой рассудительный, как ты, его бы не то что петлей, а и сетью не поймали бы. Только у зверей обычай звериный: тянут сзади — значит, рви вперед, дергают вперед — тяни назад. Это-то их и губит…

Передохнув, взрослые принялись свежевать тушу. Кишки зверя отдали собакам и борову, мясо разрубили на куски, а шкуру развесили на прясле. Мальчишки все время вертелись возле вожатого, помогали Кузьме, сыпали вопросами.

Пока шла эта работа, небо посветлело, над тайгой занялся рассвет. Дядя Кузьма, не спеша, переобулся, уложил в мешок большой кусок медвежатины и, попрощавшись, ушел домой.

— Хо! А это, выходит, нам? — глядя на оставшееся мясо, спросила Людка.

— А то кому же? — улыбнулся Сережа. — Видишь, какое жирное? Пуда четыре будет.

— Можно жарить на завтрак?

— Не то что можно, а даже нужно. Чем глазеть, берись-ка лучше за дело. А мальчишки перетаскают мясо в ледник.

Отправляясь с Колей умываться, Петька на минутку задержался у прясла.

— Сережа, а что же делать со шкурой? Ее ведь порвут собаки. Да и куры вон прицеливаются, клевать хотят.

— Ну, это уж ваша забота, — пожал плечами вожатый. — Раз отдали вам вещь, вы и распоряжайтесь.

— Как отдали? Кто отдал?

— Да я же. Вчера после обеда. Забыл, что ли?

Вот оно как вышло! Мальчишки думали тогда, что парень шутит, а он, оказывается, не шутил.

— Да что же нам с нею делать? — растерялся Петька. — Разрезать пополам, что ли?

— Придумал тоже! — буркнул Коля. — Про трос-то кто вспомнил? Можешь брать себе все.

— Ага! Сережа с Кузьмой охотились, ты помогал, как и я, а шкуру одному?

— А что ж, можно и так, — прерывая спор, сказал вожатый. — Если Николай не возражает, других ты не обидишь. Доху из летней шкуры не сошьешь. А потом нужно еще и мездрить эту шкуру.

— Мездрить? Что это такое?

— Очищать, значит, от мяса и жира. Чтоб не гнило.

— Хо! Это ж пустяки! Лян поможет.

При мысли, что у него будет самая настоящая медвежья шкура, Петька доже вспотел. Слыханное ли дело, чтобы двенадцатилетний мальчишка имел подобный трофей! Если такой счастливчик и есть еще, так только где-нибудь на Чукотке или в Сибири. В Ленинграде или Москве даже и не ищи. Да что в Москве! В родном приморском городе и то будут завидовать. Взять того же Юрку Бирюкова. Хоть он и с коломенскую версту, а язык небось прикусит. А мальчишки в классе? Некоторые из зависти начнут, конечно, кривиться: не ты же, мол, стрелял, не сам выслеживал! Но таких отшить проще простого. Да, не стрелял! Да, не выслеживал, скажет Петька. Зато нашел канат, помогал делать петли, свежевать зверя! Может, вы заслужили трофей больше? Может, слышали, как ревет медведь в тайге, или держали его за хвост?.. Для пущей важности можно сшить шкуру нитками, забраться внутрь и явиться на новогодний утренник. Лапы да когти на ней остались, голова с ушами тоже. Надо только вставить пуговичные глаза.

Об оленьем окороке, строительстве заездка и о том, как должен вести себя настоящий охотник

Из-за хлопот с медведем Петька и Коля чуть не забыли про Ляна. А между тем назначенный день уже наступил.

Маленький удэге пришел на пасеку ранним утром, чуть не затемно. Мальчишки с вожатым и Людка еще спали. Только Матрена Ивановна, поеживаясь от утренней свежести, тихонько звякала ведром у колодца. Она-то и встретила незнакомого парнишку.

— Ты чей же будешь, внучек? — услышал Петька сквозь сон голос старушки. — Охотников, которые с Бикина? Колькин приятель? Вишь как! А чего ж ты так рано поднялся? Уж не стряслось ли какой беды?

— Ничего, бабушка. Все порядке, — отвечал мальчишка. — Утром прохладнее, идти легче. И время беречь надо. Сереже дело есть.

Петька и Коля кубарем скатились с сеновала и кинулись к приятелю. За ними, не спеша, спустился с лестницы и Сережа. Чтоб стряхнуть дремоту, он потянулся, взмахнул руками и, поздоровавшись с Ляном, спросил, какое у него дело.

Лян ткнул ногой мешок, к которому уже принюхивался Валет.

— Мясо вот. Прислали охотники… Потом строить заездок…

Сережа присел к мешку, распутал завязки к вытащил олений окорок.

— Изюбрятина? Здорово! Уж не бьют ли ваши оленей летом?

— Ага, бьют, — кивнул Лян. И сразу же, чтобы отвести подозрения, объяснил, откуда мясо.

Удэгейский колхоз, сказал мальчишка, кроме пушнины и лесных плодов, добывает по специальному разрешению оленьи панты. Летом, когда у изюбров отрастают молодые рога, охотники выслеживают быков, убивают их и выпиливают панты на лекарство вместе с лобной костью. Отец Ляна и его друзья по заданию артели убили трех пантачей. Рога быков, как и полагается, отправили на заготовительный пункт, а туши доставили в охотничью избушку и заморозили для питания. Узнав от маленького удэге, что Сереже нечем кормить строителей, охотники отрубили олений окорок и послали в подарок школьникам.

— Стало быть, не зря говорится, что между добрых людей с голоду не помрешь, — взглянув на вожатого, сказала Матрена Ивановна. — Ежели к медвежатнике добавить эту оленину, твоим ребятишкам-то недели на две поди и хватит.