– Но я же не вламывался к вам! – возмутился Андрей.

– А что же вы тогда сделали? – тут же огрызнулась трубка. – Разве поднять человека по телефону – это не то же самое, что нагрянуть к нему в квартиру? Или мне будет легче заснуть, если меня разбудил не дверной, а телефонный звонок? И вместо того чтобы извиниться, вы начинаете читать мне мораль?

– Николай Сергеевич, – взревел Андрей, теряя всякое терпение и вновь, как и во время своего первого телефонного разговора с краеведом, решив пойти ва-банк, – да ведь я только и делаю, что перед вами извиняюсь. Даже если я и сглупил – что ж теперь? Не расстреляете же вы меня за это?

– Хотелось бы, право слово, – хихикнула трубка. – Да вот по телефону это будет нелегко

– Именно, – поддакнул Андрей, чувствуя, что ситуация понемногу меняется к лучшему. – Простите меня еще раз. Я не подумал. Я слишком напуган всем, что происходит. И не подумал о том, что уже слишком поздно для звонка.

– Ладно уж, – скрипнула трубка, – извинения приняты.

– И если уж я все равно нарушил ваш сон, может, вы будете столь любезны, что уделите мне несколько минут? – не ослабляя напора, продолжил Андрей. – Очень вас прошу.

– Ой, – выдохнула трубка.

– Пожалуйста, Николай Сергеевич, – простонал Андрей. – Честное слово, мне не с кем больше поговорить.

– Говорите, чего уж там, – проскрипел Поморцев, – все равно разбудили.

– Спасибо, – пробормотал Андрей и продолжил, стараясь говорить максимально лаконично, но от этого только усложняя речь и запутываясь: – Собственно говоря, я опять насчет Прова. Я ни в коем случае не ставлю под сомнение тот факт, что вы сообщили мне всю информацию об этом человеке, которой располагаете. Но вполне возможно, что вы просто не сочли какую-то ее часть важной. Приняли за второстепенное. Однако складывающаяся ситуация заставляет меня по-иному взглянуть на это дело. Любая зацепка, маленький, с виду ничего не значащий нюанс могли бы быть мне сейчас крайне полезны…

– Не могли бы вы говорить яснее, молодой человек, – перебил его Поморцев. – Что, собственно говоря, произошло?

– Позвольте, я изложу вам все дело? – попросил Андрей.

– Да я уж несколько минут вам это позволяю, – скрипнула трубка, – а вы никак к делу-то и не перейдете.

– Хорошо, хорошо, – Андрей отчаянно закивал, снова забыв о том, что собеседник не может его видеть. – Дело в том, что у меня есть основания предполагать, что Пров Киржаков все еще жив.

– В вашем роду были кавказские аксакалы? – огрызнулась трубка.

– Николай Сергеевич, выслушайте меня! – застонал Андрей. – Как бы парадоксально и даже дико это ни звучало, но, повторяю, у меня есть основания предполагать, что Пров все еще находится в этом мире. Живой он в полном смысле слова или нет, я сказать не могу. Да, подобное утверждение не вяжется с законами логики, но есть косвенные доказательства…

– Вы что, пьяны, молодой человек? – скрипнула трубка. – Откуда вы вообще звоните? Из дома? Звонок как будто междугородний. Решили разыграть старика шутки ради?

– Я в Курске, звоню из гостиницы «Центральная», – взмолился Андрей, – и я вовсе не хочу вас разыгрывать. Дело в том, что у меня были видения. Ко мне приходила покойная бабушка. И она говорила, что…

– Молодой человек, я в таких вещах не специалист. Обратитесь лучше к психиатру, – крякнул Поморцев.

Андрей понял, что, если он не сможет чем-то удержать собеседника, тот повесит трубку. И на то, чтобы пускаться в долгие разъяснения о сверхъестественном и непознанном, сейчас нет времени.

– Могила. Вы сказали, что цела могила Прова Киржакова, – схватился он за самое главное.

– Да, – неохотно процедил Поморцев, которого, видать, очень утомил его собеседник, – возле Погорельцева.

– Так вот, мне говорили, что в могиле не он, – затараторил Андрей, – кто-то другой. Я не знаю. Но тогда, так или иначе, возникает вопрос: где же сам Пров?

– В другой могиле, – хмыкнула трубка. – Даже если ваша информация о том, что в могиле на Погорельцевском кладбище лежит не Пров, верна, это вовсе не означает, что он до сих пор жив.

– Да, да, я понимаю, – согласился Андрей, уцепившись за фразу «ваша информация верна». – Но дело в том, что у меня имеется столь же верная информация о том, что каким-то непостижимым способом Пров все еще жив. Может быть…

– Вы не в себе, – раздраженно пискнула трубка.

– Помогите мне, – простонал Андрей, – телефон, запишите, пожалуйста, мой телефон, – он продиктовал номер и продолжил свои увещевания: – Может быть, вы еще что-нибудь вспомните о Прове? Что-нибудь необычное. Да все равно что. Тут любая мелочь может оказаться важной. Я был бы очень благодарен. Вы даже не представляете себе, как мне может помочь любая, самая ничтожная информация. Я…

Он поперхнулся тем комом, что поднимался все выше и выше в его горле, наглухо запирая его. Прикрыв трубку рукой, он зашелся удушливым кашлем. Тем временем в телефоне послышались короткие гудки.

– Я прошу… – по инерции начал Андрей, немного отдышавшись, но сообразил, что на другом конце провода его уже никто не слушает.

Что ж, он сделал все, что мог. Он попытался. Поморцев был его последней надеждой найти что-то, что помогло бы ему справиться с Провом. Теперь он остался с отцом Ани один на один. А если снова перезвонить Поморцеву?

Андрей набрал уже заученный наизусть номер и стал ждать – долго, бесконечно. Но ему больше никто не ответил. Возможно, старик просто отключил аппарат, выдернул его из розетки. Пьет, наверное, сейчас снотворное. Или успокоительное. И клянет его, Андрея, на чем свет стоит. Поморцева можно понять. Кто ж поверит тому, что пытался объяснить ему Андрей? Да еще так сбивчиво, косноязычно. Впрочем, как еще можно говорить о подобных вещах? Тут к Андрею вновь подступила его треклятая тошнота и, зажимая ладонями рот, он бросился в ванную.

32.

Андрей опустился перед унитазом на колени, как будто это был языческий алтарь. Его рвало долго и мучительно. Он ничего не ел с обеда. Прошло уже часов двенадцать. Поэтому рвоты почти не было. Но организм словно выворачивало наизнанку. И он бесконечно сплевывал в нутро сантехнического прибора желтоватую слизь. Потом повалился животом на пол и прижался головой к полу. Холод кафельной плитки приятно холодил лоб. И он забылся в полудреме.

Сколько он так пролежал? Час? Больше? Он опять потерял счет времени. Ему очень хотелось, чтобы скорее наступило утро. И тут раздался звонок – пронзительный и настойчивый в ночной тишине. Телефон лежал у Андрея в кармане брюк. Он сунул его туда после разговора с Поморцевым. Поморцев? Может быть, это он звонит? Что-то нашел, сменил гнев на милость? Перевернувшись на бок, Андрей нащупал в кармане аппарат, достал его и нажал кнопку. В трубке послышались какие-то хрипы.

– Алло, – пробормотал Андрей, – алло! Кто это?

– Пров! Пров! – заревела трубка. – Только это и говорила! Погубил дочку!

– Что? Какую дочку? – прохрипел Андрей, чувствуя, как в глазах у него темнеет.

– Какую дочку? – ревела трубка. – Одна она у меня была. Анютку мою. Приехала днем сама не своя. Пров, говорила, Пров. Глянула на меня – и в свою комнату. И я, дурак, не пошел за ней. Думал – устала с дороги. К обеду стали звать, а она в петле.

– Аня? – прохрипел Андрей, который уже узнал голос треклятого Семена.

– Я тебя из-под земли достану! – ревел Семен.

– Да как же так? – снова захрипел Андрей, голос которого отказывался ему подчиняться.

– Из-под земли! – продолжал реветь голос в трубке.

– Да я не о земле, я об Ане, – почти прошептал Андрей.

– Проклятье на всем роде, – сорвалась на вой трубка. – Как Евдокия тогда, говорят, утопилась, так и нет бабам счастья. Гибнут Велюгины. Знал я, когда женился. Знал. Жену всю жизнь берегу, как зеницу ока. А дочку вот и проглядел!

– Я… – бормотал Андрей, – как же так… я…

– Ненавижу, – ревела трубка, – будь ты проклят вовеки.