Впрочем, человек в коридоре не спешил нападать на него. Он продолжал рыться рукой у себя в кармане. Потом достал что-то и выругался. Вновь чиркнула зажигалка. На этот раз незнакомец приблизил ее к самой двери, а второй рукой, как догадался Андрей, вставил в замочную скважину ключ. Зажигалка потухла, щелкнул замок и задержавшийся где-то постоялец исчез в своем номере.

Андрей согнулся на полу вдвое, чтобы подавить вновь подступившую к горлу тошноту. Сердце его бешено колотилось. Как будто он успел в последнее мгновение выскочить из-под колес стремительно надвигавшегося на него грузовика. И его судьба уже не казалась ему столь предрешенной. Может быть, он слишком сгущает краски? В конце концов, с Провом обещали расправиться те, кто приходил к нему в поезде и вез его с кладбища в Таганроге. Возможно, что они уже утащили Прова к себе. А если и нет, то совсем не факт, что Пров придет к Андрею этой ночью. А если даже и придет, то не обязательно, что сможет его убить. Во всяком случае, если Андрей приложит хоть какие-то усилия к своему спасению. Конечно, если он будет лежать здесь, в коридоре, то станет легкой добычей. О том, чтобы идти в ночной клуб не могло быть и речи. В нынешнем состоянии Андрею трудно будет добраться даже до своего номера.

Заветная дверь – зачем он только покинул свое укрытие? – была метрах в шести от него. Но предобморочное состояние не позволяло Андрею встать на ноги. Превозмогая слабость, он на четвереньках пополз по коридору. Метр, два, три. Вот и дверь в подсобку. Его – следующая. Он должен до нее добраться, пока совсем не выбился из сил.

Андрей дополз до своей двери, приподнялся и отпер ее. Сейчас его не страшил скрежет замка. В темноте его слух настолько обострился, что он услышал бы, если бы кто-то вошел в длинный коридор с лестницы. Но там, он специально долго и напряжено прислушивался, прежде чем отпирать дверь номера, не было слышно ни звука. Стало быть, пока он был в безопасности. У него было время на то, чтобы отпереть дверь, заползти внутрь и закрыться в номере.

Изнутри замок тоже запирался ключом. Как и прежде, Андрей оставил его в скважине. Так труднее будет открыть дверь снаружи. Путь до номера отнял у него последние силы. Утирая пот, он сел на пороге, прислонившись спиной к двери. В груди у него щемило. Он хватал и хватал ртом воздух, но не ощущал его спасительной силы. Как будто в комнате был полный вакуум. Чувствуя, что теряет сознание, он лег на пол и калачиком, точно верный пес в комнате хозяина, свернулся возле порога собственного номера.

Впрочем, забытье его было недолгим. Его вывел из оцепенения легкий толчок. Дверь дрогнула, и язычок замка слабо звякнул в пазу. Андрей беззвучно привстал, опершись рукой об пол, и прислушался. В гостиничном коридоре царила мертвая тишина. Наверное, он зря запаниковал. Скорее всего, кто-нибудь, хоть бы и тот же полуночный бородач, распахнул резко дверь своего номера. И из-за сквозняка дверь в комнате Андрея хлопнула.

Когда Андрей уже почти совсем успокоился и, почувствовав небольшое облегчение, хотел снова опуститься на пол, чтобы хоть немного поспать, он вдруг ясно услышал прямо за своей дверью слабый, едва различимый шорох. Дыхание у него вновь перехватило. Этот почти мышиный шум напугал его гораздо больше, чем любое самое громкое хлопанье дверями в коридоре. Потому что этот с трудом уловимый ухом звук означал только одно – тот, кто его издавал, таился.

«Только бы выдержать, – вертелась в голове у Андрея навязчивая мысль, – только бы снова не потерять сознание». Он весь превратился в слух. Пока у него было одно преимущество перед врагом: он уже был готов к отражению атаки, а тот, кто находился за дверью, думал, что Андрей все еще спит или, по крайней мере, не догадывается о его приближении. И это преимущество ни в коем случае нельзя было потерять. Нельзя было выдать себя ни единым шорохом или стоном. Андрей замер, точно восковая фигура.

Рука, которой он опирался о пол, уже затекла. Между тем за дверью ничего не происходило. Может быть, ему все-таки послышалось? И никакого шороха не было? Или он испугался своего собственного звука? Возможно, пола куртки прошуршала по паркету, когда он приподнимался. Почему нет? Андрей уже почти убедил себя в том, что тревога оказалась ложной, когда вновь и на этот раз уже абсолютно отчетливо услышал за дверью шорох. За ним последовал неприятный металлический скрежет, и ключ в замочной скважине шевельнулся.

Было очевидно, что кто-то пытается аккуратно и по возможности бесшумно открыть снаружи замок ключом или отмычкой. Андрей вздрогнул и осторожно встал на четвереньки. Бесшумно скользя брюками по паркетному полу, он перевернулся лицом к двери и рукой стал удерживать торчащий из замка ключ. Толчки снаружи становились все настойчивее. Видно было, что тот, кто находился за дверью, начинал раздражаться. Впрочем, пока он, как видно, еще не чувствовал противодействия изнутри номера, а потому старался не шуметь.

Было ясно, что рано или поздно Пров сообразит, что его раскрыли. И тогда… Андрею даже не хотелось думать о том, что будет дальше. Его враг наверняка сообразил, что номер находится в тупике. А значит, можно особо не таиться. Сейчас он проявляет осторожность исключительно для того, чтобы не разбудить его, Андрея. А дальше? Когда он поймет, что тот не спит? Один хороший удар ногой, и слабенький замок будет вырван с корнем. А если Пров ворвется в номер, судьба Андрея будет решена. «Значит, он все-таки был не в Митрошине, – подумал Андрей. – Звонил мне из города. Выманивал?»

Тем временем взломщик, по-видимому, отчаялся открыть замок. Может быть, он сообразил, что изнутри вставлен второй ключ? Так или иначе, но скрежет прекратился. Андрей, стараясь не дышать, вслушивался в каждый шорох за дверью. Неужели враг отступил? Вдруг это просто какой-нибудь пьяный постоялец? А что? Перепутал этаж. Теперь пойдет к дежурной выяснять. А почему тогда так таился? Да не таился он вовсе: сказано же – пьяный. Руки дрожат, соображает плохо. Добрел до двери. Может быть, у него точно такой же номер этажом выше. Или ниже…

Размышления Андрея были прерваны металлическим звяканьем за дверью. Нет, тот, кто там находился, еще не ушел. И, похоже, не собирался уходить. Глаза Андрея привыкли к полумраку. К тому же в номере было не так темно, как в глухом коридоре. Из окна в комнате проникал свет уличных фонарей. И в этом призрачном, преломленном оконными стеклами свете Андрей увидел, как в щель между дверью и косяком, прямо над замком просунулось лезвие узкой ножовки. «Вжик, вжик», – послышались монотонные, почти успокаивающие звуки.

Несколько мгновений Андрей смотрел на ерзающее туда-сюда лезвие, как завороженный. Нужно было что-то делать. Но что? Он попытался ухватиться за лезвие рукой. Оно было тонким и раскалилось от трения. Удержать его голыми руками оказалось невозможным. Изодрав  в кровь пальцы, Андрей, сдерживая крик боли, затряс в воздухе рукой. Снаружи, по-видимому, заподозрили что-то неладное. Лезвие ножовки исчезло, и воцарилась мертвенная тишина. Наверное, Пров напряженно прислушивался к тому, что происходит внутри гостиничного номера.

Андрей сжался в комок. Ему казалось, что он слышит дыхание врага за тонкой дверью. Но тогда тот наверняка тоже его слышит? Андрей стал дышать редко и неглубоко, аккуратно выпуская воздух из легких маленькими порциями и молясь о том, чтобы не потерять сознание.

Но тот, кто был снаружи, наверное, решил, что ножовку просто слегка заклинило в косяке. Острое лезвие вновь просунулось в щель и начало свои размеренные движения по задвижке замка. Ждать дальше было нельзя. Андрей пошарил по карманам и нащупал бумажник. Он зажал его в кулаке, словно шпатель. Выбрав момент, когда ножовка высунулась на максимальную длину, Андрей сильно нажал на ее лезвие ребром бумажника. Ножовка согнулась, но ее упругая сталь не переломилась. Снаружи начали дергать, пытаясь вытащить пилку назад. Но Андрей все тем же ребром бумажника, чтобы вновь не поранить пальцы, все нажимал и нажимал на тонкое лезвие, загибая его на сторону и не давая выскользнуть наружу.