– Не дождетесь, – бормотал он, утирая выступивший на лбу пот, – прорвусь, убью, если надо, но прорвусь…

Мысли вертелись у него в голове, наталкиваясь друг на друга, разбиваясь вдребезги и вновь соединяясь из обломков. И главная из них заключалась в следующем – нет, убивать никого не надо. Этого можно избегнуть. Надо купить машину и найти труп. Где? Нужно завести знакомства в морге. Заплатить. Вряд ли им платят много. Значит, можно будет договориться насчет какого-нибудь почившего бомжа. Старый не подойдет. Должен быть похож: рост, вес, возраст. Хотя бы приблизительно. Мрут же, наверное, и молодые бомжи? Словом, нужен какой-нибудь неопознанный и никому не нужный покойничек. Потом выехать с ним куда-нибудь ночью. К оврагу. Где большой провал. Найти заранее. Это несложно. Посадить труп за руль. Столкнуть машину с обрыва. Если не загорится – поджечь. Права свои оставить. Какие-нибудь вещи. Часы, например. Родителей будет жалко. Но сказать им нельзя. Никак. Они не поймут. Никто не поймет. Они не были на кладбище сегодня ночью. И ничего этого не видели. Перспектив, так сказать. Аня! Чертова Аня. И бежать. Куда? Да куда угодно. А документы? У того покойничка и взять. Они ему все равно больше не пригодятся. Хотя какой же он тогда неопознанный покойничек, с документами-то?

На документах Андрей споткнулся не на шутку. Перебирая планы возможной покупки паспорта, он и не заметил, как вошел в Погорельцево. Тяжело дыша и стараясь сдержать приступы кашля, он поплелся по центральной улице.

– Вам плохо? – окликнул его откуда-то сбоку женский голос.

Сглатывая все время подступающий к горлу ком, он оглянулся. Возле ворот ближайшего к нему дома стояла высокая русоволосая девушка.

– Вам плохо? – участливо повторила она. – Кто вы?

– Хорошо. Мне хорошо. Лучше не бывает, – отвечая на первый вопрос, прохрипел Андрей. – А кто я – это уж не ваше дело. Идите себе, куда шли. В избу. Или в хлев. Или еще куда-нибудь.

Девушка обиженно фыркнула и отвернулась.

– Селяне, – пробормотал Андрей, – вечно суют нос в чужие дела. Была бы Аня менее словоохотливой, и все бы у меня было теперь по-другому. Кто я? Да я и сам теперь этого не знаю.

43.

– Не снимается кольцо, Кузьма Тимофеевич, – извиняющимся тоном пробормотал молодой мужик сидящему за столом напротив него осанистому барину с аккуратно стриженой бородкой, – хоть убейте меня.

От этих слов по кабаку прошел смешок недоверия. В тот день питейное заведение на тракте было набито народом битком. Маленькие подслеповатые окошки почти не пропускали внутрь солнечные лучи. И кабак был освещен двумя огромными и пузатыми, как самовары, керосиновыми лампами. Их призрачный красноватый свет вырывал из полумрака большой стол с разбросанными по нему игральными картами. Тут же лежали несколько пачек ассигнаций, серебряные часы на толстой витой цепочке, стояли рюмки с водкой – полные и опорожненные игроками.

Игра шла уже несколько часов кряду. И все прочие посетители кабака выступали сейчас лишь в качестве зрителей, с завороженным вниманием наблюдающих за разворачивающимся перед ними спектаклем.

– Да истинный крест – не снимается, – повторили мужик.

Для демонстрации своего подлинного желания снять с пальца словно сросшийся с ним тяжелый золотой перстень, он вновь стал тянуть и рвать его с руки. И лицо его при этом побагровело от натуги.

– Надо на нитку скрутить, – посоветовал бесцветным голосом кто-то с соседнего стола, внимательно следящий за перипетиями карточной игры.

– На нитку? – почти испуганно переспросил мужик, вскинув голову.

– На нитку, – подтвердил добровольный советчик.

– Можно, конечно, и на нитку, – кивнул владелец перстня. – Да только, Кузьма Тимофеевич, – он снова обратился к барину, – чего ж скручивать-то зазря? Может, я еще отыграюсь, а? Удача – вещь хитрая, так ведь? Ветреная, как баба. Сейчас она с вами, а в следующую минуту, глядишь, и переметнулась ко мне. Чего ж зря палец-то мучить? А оно даже и по правилам так заведено – чтобы, значит, дать партнеру возможность отыграться. Не так разве?

– Так-то оно так, – хмыкнул барин, явно пребывающий в добром расположении духа. – И я, собственно, не против. Да только что ж ты, Пров, поставишь на кон, коли ты уже все проиграл подчистую, и у тебя ничего нет за душой?

– А я душу и поставлю, – вскинулся мужик, – свою и жены своей, Евдокии. А, Кузьма Тимофеевич? Играем? Подо все, что уж проиграно.

– Да ты шутишь, верно? – крякнул барин, от неожиданности предложения подавившись водкой, которую как раз в этот момент принимал себе за здравие.

– Какие уж тут шутки, – просящим тоном почти пропел мужик. – Играем, барин?

– Да я и не барин тебе пока, – хмыкнул тот, не зная, как и реагировать на странное предложение своего партнера.

– А это пока, – вновь раздался с соседнего стола голос, до этого советовавший скрутить кольцо с пальца на нитке.

– Дай отыграться! – почти вскрикнул мужик.

– Да что ж я – дьявол что ли, чтобы души-то забирать? – снова хмыкнул барин.

– Каждый может ставить то, что имеет, – напирал мужик, – и я в своем праве.

– Я даже и не знаю… – пожал плечами барин.

– Кузьма Тимофеевич, не берите грех на душу, – нервно произнес полноватый студент в круглых очках с металлической оправой. – И так позор, что русский народ до сих пор пребывает в рабстве. Не множьте это варварство. Вы же просвещенный человек. Видели вы где-нибудь в Европе что-то подобное?

– Дай отыграться, барин, – прохрипел Пров, наваливаясь на стол грудью и приближая к своему противнику багровое лицо, покрывшееся сейчас мелкими капельками пота. – Так всегда было заведено, чтобы дать отыграться тем, что еще осталось.

– Кузьма Тимофеевич, – опять вступился студент, – нельзя так, против всех норм морали и гражданской ответственности.

– Уйди, студент, – зашипел Пров, – рассуждай про свои ответственности в университетах. А я ставлю душу. Ставлю!

– Да тут и стряпчего нет, – разведя руками, словно цепляясь за последнюю возможность отказаться от неприятной сделки, пробормотал барин. – А дело такое, что нужно все официально, это же не шутки шутить…

– Как не быть стряпчему? – вновь послышался из полумрака все тот же бесцветный голос. – Я могу оформить все бумаги, как подобает.

И тут незримый до этого участник разговора выступил наконец-то из темноты. Это был худой и бледный, почти чахоточный юноша с длинным черными волосами. Под мышкой у него помещался пухлый потертый портфель. Должно быть, с писчими принадлежностями. Противно поскрипывая ботинками, незнакомец подошел к столу с картами.

– Эй, человек, – крикнул он половому, подсаживаясь к игрокам, – подотри-ка стол, окажи любезность. А то как бы мне закладную-то не запачкать.

– Да вы уж кстати здесь оказались, ничего не скажешь,– невесело пробормотал барин, качая головой.

– А я всегда там, где есть во мне потребность, – произнес юноша, пристально посмотрев сначала на барина, а затем на Прова черными и бездонными, как ружейные дула, глазами.