Мы направились в беднейшую часть Пуэрто-Армуэльеса, туда, куда вели нас наши величайшие надежды. Это был небольшой запущенный парк прямо против современной бетонной дамбы, выбегающей в море. Другого пригодного к использованию мола в порту не было, но и здесь было пусто. Только старик сторож клевал носом под навесом вагонных весов.

В зелени парка мы, наконец, обнаружили большую деревянную постройку с надписью «Capitania del puerto». Управление порта. Если нам вообще кто-нибудь сможет сказать о пароходе, идущем в Коста-Рику, так это может быть только здесь.

Молодой чиновник в комбинезоне — воплощение дружеской любезности.

— Информацию? С превеликой радостью! Спрашивайте что угодно, я рад помочь вам. Но здесь, в Армуэльесе, интересного мало.

— Речь идет не об этом, дорогой. Нам нужно попасть в Коста-Рику. С легковой автомашиной.

Вероятно, этим заявлением мы произвели на него большее впечатление, чем оно того стоило.

— Рог Dios! — развел руками чиновник. — Что это вам взбрело в голову? Здесь, в Армуэльесе!

— Разве тут нет морского сообщения с портом Гольфито? Или с Пунтаренасом?

— Да, есть, раза три в год каботажными судами. Но вам пришлось бы ждать и ждать: следующее придет не раньше чем через два месяца, пока не достанет груза, понимаете?

— А как обстоит дело с банановыми пароходами? — цепляемся мы за соломинку надежды.

— Они приходят сюда чаще, правда. Но, погрузив бананы, отправляются прямо туда, откуда приехали вы, и через Панамский канал идут дальше, в Соединенные Штаты. И все они принадлежат компании, так что мне тут не о чем говорить. Очень сожалею, но но этому вопросу вам следует обратиться в «Юнайтед фрут», иначе вы отсюда не выберетесь. Разве что если вернуться в Панаму и сесть на какой-нибудь большой пароход, идущий прямо в Коста-Рику.

— А железная дорога? — робко спрашиваем напоследок. — Линия компании до Гольфито?

— Там со мной не считаются. Компания не возит ничего другого, кроме бананов, понятное дело! Конечно, раз вы пока проиграли, вам терять нечего. Попытайтесь у них, может, повезет.

Поистине оставался единственный выход из положения: войти в клетку со львамй. И хотя от границы Соединенных Штатов нас отделяла тысяча километров, дальнейшая судьба нашего путешествия зависела только от волн американцев.

Гладкая лента асфальта за воротами американского Пуэрто-Армуэльеса вьется среди опрятного английского газона, который даже сейчас, в самый засушливый период года, ежедневно поглощает тонны волы: из гидрантов. Вместо деревянных кот рок панамских соседей тут везде легкие здания из железобетона, вместо жалких лачуг — отлично оборудованные виллы в палитре цветущих садов.

После неизбежного ожидания, из чего нам следовало понять, что мы здесь не очень желанные гости, входим в кабинет директора компании. С первого же момента стало ясно, что этот сухощавый заносчивый господин в белом знал о нас гораздо больше, чем мог прочесть в фоторепортажах панамских газет. Разумеется, знал он также и о том, что наш приход касался дороги в Коста-Рику, этого ключа к дверям остальных банановых республик Центральной Америки. Мы были готовы к деловым переговорам и к простому, недвусмысленному отказу. Однако господин директор решил поступить иначе. Он долго оттачивал свое остроумие смесью колких вопросов, ядовитых замечаний и многозначительных пауз. Каждым своим словом, каждым жестом он давал нам понять, что сейчас решает он, поедем мы дальше или нет.

Но вскоре из его игры в котики-мышки улетучилось все остроумие, оставив лишь кисловатый привкус самоуверенной надменности. Настало время брать быка за рога.

— Мистер Холкомб, мы просим вас об одном — дать согласие на перевозку нашей машины по железной дороге компании до Гольфито за полное возмещение расходов.

— Насколько мне известно, у вас в Панаме были какие-то неприятности, — продолжает директор, как бы не расслышав. — Вероятно, при данных обстоятельствах вам не благоприятствует климат Центральной Америки. А каков же… гм… план вашего путешествия?

— Мы опубликовали его в панамской печати: проезд по Центральной Америке до Мексики и оттуда возвращение домой, в Чехословакию.

— Скажите пожалуйста, в Чехословакию! — господин

Холкомб делает вид, будто ничем иным мы его больше изумить не могли. И затем как бы надевает маску судебного следователя: — А каковы ваши политические убеждения?

— Они определенно будут расходиться с вашими. Но сейчас речь идет о вагоне до Гольфито. Костариканские власти весьма любезно разрешили нам проезд. У нас даже имеются визы во все центральноамериканские республики. Если вас это интересует, вот паспорта.

Он медленно перелистывает их, бросая на нас исподлобья мрачные взгляды.

— Так вы были еще и в Африке! Интересно. Очень интересно! Well,но вернемся к вашему делу, — он неожиданно выпрямился и нервно постучал корешком паспорта по столу. — Я должен еще переговорить об этом с костариканским коллегой. На границе Панамы мои полномочия кончаются. Я позвоню в Гольфито. Можете справиться завтра.

— Хорошо, мы позвоним из Давида. Благодарим за прием, — прощаемся мы в полном смятении. Первый раунд не принес нам победы. В тот же вечер мы вернулись в Давид.

А рано утром звоним директору «Юнайтед фрут» в Пуэр-то-Армуэльес.

— Директор Холкомб не отвечает. Позвоните попозже!

Звоним в десять. У директора еще нет для нас известий.

— Подождите до полудня.

Третий раз мы стоим в кабине переговорного пункта. Наконец в трубке раздается знакомый голос.

— Мистер Холкомб? Good afternoon. Вы можете дать нам обещанное известие о дороге до Коста-Рики?

— A-а, это опять вы? — не изменил он себе далее на расстоянии. — Позвоните к вечеру.

И в телефоне щелкнуло.

— Послушай, Юрко, так мы будем звонить по десять раз в день до скончания века. Едем либо в Панаму, либо в Пуэрто-Армуэльес, но с «татрой». Ждать здесь, в Давиде, не имеет смысла.

— Завтра утром отходит в порт товарным поезд. Вечером погрузим машину, покараулим по очереди, а утром поедем.

— Мирек, это же совсем не Пуэрто-Армуэльес! Какой-то сумасшедший дом!

— И у мола стоит пароход! Он должен был прийти сегодня ночью.

За эти два дня с портом произошли удивительные превращения. Улицы селения опустели, словно их вымели. Вся жизнь кипела возле единственного бетонного мола, у которого покачивался большой океанский пароход. Под крапами карманных транспортеров на молу стояли два состава специальных товарных вагонов, доверху заваленных зелеными гроздьями бананов. А на запасном пути, готовый сменить их, дожидался третий поезд с бананами. На первый взгляд казалось, что тут творится невообразимая суматоха, но немного погодя мы начинаем вникать в эту карусель людей, механизмов и бананов.

Двое рабочих из вагона накладывают огромные гроздья на плечи другим, которые цепочкой переносят их от путей к кранам. Вдоль бегущей рысцой очереди грузчиков тянется иная, покороче. В начале ее, прямо у вагона, стоит рабочий с мачете. Он отсекает засохший конец банановой грозди почти на лету, у самого носа товарища. Около него руководит всей работой начальник погрузки, за ним два приемщика определяют величину и качество гроздей и сортируют их на три категории. Следующие подсчитывают их показания ка счетах. В конце двое рабочих осторожно снимают гроздья с плеч грузчиков и вкладывают их в брезентовые карманы бананового транспортера, подвешенного на сложном кране. Собственно, это бесконечная лента глубоких карманов, сшитых по мерке с  самых больших гроздей. Коленчатый транспортер переносит бананы через грузовой люк непосредственно на пароход. Только одно это судно, которое завтра отправится в Соединенные Штаты, поглотит четыреста вагонов бананового груза.

По лицам и голым спинам рабочих струится пот. Каждая гроздь весит от сорока до шестидесяти килограммов. А ее нужно бегом перетащить от вагона к подъемнику, чтобы транспортер не работал вхолостую. Солнце ни на секунду не щадит людей. Не выдерживаешь? Уходи, десятки других ждут вон там, у загородки.