В другой стране и при других порядках дело давно бы закончилось наручниками… Но к Лобову явно боялись подступиться всерьез. Слишком сильными были его свердловские покровители.
И вот президент объявил о назначении Лобова своим представителем в ЧР. Такое кадровое решение Ельцина многие мои сослуживцы рассматривали как своего рода ссылку Лобова за то, что и он в свое время подталкивал президента к силовому решению проблемы и убеждал его в совершенно ином развертывании сценария чеченской кампании. Появление Лобова в роли «надсмотрщика» в Чечне несло в себе много неясностей. Даже сама процедура введения его в эту роль оказалась запутанной. Сегодня Кремль официально объявил о решении Ельцина, а Лобов уже на другой день заявил, что ему ничего не ведомо о решении президента.
Ельцин заявляет, что Лобов поработает «на месте с годик», а Лобов в какой-то непонятной спешке прибывает в Чечню на день, проводит второпях почти десяток встреч с военными и местными властями и спешно ретируется в Москву для доклада Ельцину и Совету безопасности. Да еще и заявляет попутно, что федеральные власти могут вновь прибегнуть к применению силы. «Годика» не получилось…
Доклад Лобова на Совете безопасности был поверхностен и банален. Один из его «наиболее существенных» выводов состоял в том, что федеральным властям необходимо расширять круг лиц на переговорах. Между строк можно было прочесть, что это касалось даже Дудаева. Журналисты подметили это и уже на второй день в Санкт-Петербурге спросили у Черномырдина, что он об этом думает. Премьер удивленно поднял свои густые брови:
— Ни о каких переговорах с Дудаевым не может быть и речи. Он — преступник.
Уже это позволяло сделать вывод, что у нашей высшей российской власти даже после Совета безопасности так и не появилось единства позиции.
Ельцин все чаще делал акценты на политических методах урегулирования конфликта. Многие у нас на Арбате в ответ на это раздраженно говорили:
— А почему до этого не додумались в 1994 году?
УЙТИ ИЛИ ОСТАТЬСЯ?
…Приближался 1996 год. Вопрос: «Что делать с Чечней?» — продолжал мучить не только Кремль, но и Минобороны. Единства во мнениях не было. Одни считали, что надо «идти до конца». Другие утверждали, что «надо уходить», заперев накрепко все границы вокруг Чечни.
Но ради чего были тогда человеческие жертвы? То был вопрос, на который никто не мог дать ответа. Перед нами был тупик. Некоторые советники президента все еще продолжали уверять Ельцина, что свет в конце туннеля появится после выборов в Чечне. Но то была чистой воды кремлевская маниловщина. Выборы — это Дудаев и наш уход из Чечни…
…Генералы и офицеры Минобороны и Генштаба, возвращавшиеся из командировок в Чечню, уже без оглядки раздраженно спрашивали своих начальников:
— Когда же это кончится?!
Начальники мямлили что-то невнятное. Чтобы как-то сбить поднимающуюся волну недовольства подчиненных, начальник Генштаба генерал армии Михаил Колесников решил публично высказаться на сей счет в прессе. Но он не был бы собой, если бы несколько раз не подчеркнул, что высказывает свое личное мнение. Его почти маниакальная осторожность, принимавшая иногда фантастические формы, была нам прекрасно знакома. 21 августа Колесников сказал следующее:
— Вопрос об окончании войны в Чечне должны решать политики. Надо быстрее определяться. Такое положение Брестского мира, то есть «ни войны, ни мира», ненормально. Ненормально состояние, когда военный человек и военная техника стоят бесцельно. И мне очень тяжело отвечать подчиненным на вопрос, когда все это кончится. Люди устали от неопределенности…
Война в Чечне штамповала не только новые цинковые гробы. Она была еще и своего рода «заводом» по производству инвалидов, абсолютному большинству которых было 18–20. В России появилась «чеченская колонна» людей, у которых война забрала ноги, руки, глаза или уши. Чеченская война породила десятки тысяч физически неполноценных лкэдей. Корреспондент газеты «Труд» Лилия Исаева, побывавшая в одном из военных госпиталей, так описала встречу с одним из них:
«…Глядя на открытого, веселого и никогда не унывающего сибиряка Серегу, сержанта контрактной службы, трудно поверить, что именно он в Моздоке выбрался ночью из больничного отделения, чтобы раздобыть автомат и застрелиться. Ведь ему всего двадцать, жизнь впереди. Но… нет руки и ноги…»
В военном госпитале имени Вишневского я разговаривал с группой таких ребят. Они откровенно признались:
— Как только встанем на ноги, пойдем грабить и убивать. Иного способа почувствовать себя полноценными людьми у нас нет…
ОСЕНЬ
…Начавшийся еще в апреле 1995 года в Чечне период мораториев, замирений и бесконечных переговоров длится до сих пор, хотя на дворе уже дышит осень первыми своими колючими холодами. Покушение на Лобова и подрывы нефтехранилищ в Грозном, продолжающиеся убийства и перестрелки — все это прогнозировалось уже в начале этой войны, естественно, без указания конкретных персоналий и объектов.
Все предвиделось: и покушения, и подрывы, и провокации, и беспросветная переговорная возня со взаимными упреками и угрозами. Вот уже и октябрь на носу, Чечня дожидается первых снегов, а две трети республики лежит в развалинах. Москва упорно ведет линию на проведение выборов в республике по собственному сценарию, надеясь усадить в первые кресла своих людей.
Чеченцы видят эти намерения и яростно противятся им, требуя «игры по своим правилам». Какой уж тут свет в конце туннеля! Русские войска все больше обретают облик оккупационных. Каждый день — многотысячные митинги с требованием к нашим частям «убираться вон». Нашим офицерам и солдатам уже осточертело смотреть на перекошенные злобой лица чеченцев, тощие кулаки пацанов.
Иногда мне кажется, что наши люди давно бы пешком отправились из Чечни, поступи им из Москвы такой приказ. Но Москва молчала. И все опять, изо дня в день, шло по страшному монотонному кругу: обстрелы, диверсии, гробы, митинги, провокации, обвинения, проклятия, слезы и стоны и опять — обстрелы…
Носились по Чечне местные политические лидеры, все еще рассчитывающие, что при помощи русской вооруженной силы удастся отхватить портфель покрупнее.
А где-то в горах отдавал и отдавал приказы своим солдатам и согражданам Дудаев, призывая их не ослаблять борьбу с русскими оккупантами.
Безысходность.
Однажды я спросил у одного мудрого и дальновидного ген-штабовского генерала:
— Так что же нам делать с Чечней?
Генерал выпалил ответ мгновенно:
— Уходить.
И я понял, что этот ответ был давно готов…
«ОШИБКА»
…После покушения на Лобова, а затем и на генерала Романова стало ясно, что прогнозы наших генштабовских аналитиков относительно развития событий в Чечне, сделанные еше весной 1995 года, почти на 99 процентов подтверждаются. Они предвидели, что по мере того как Москва будет сильнее прижимать боевые отряды чеченцев и укреплять выгодные для себя позиции, дудаевцы обязательно станут «выклевывать» наши ключевые фигуры.
К осени того же года наши войска в Чечне были похожи на разозленного медведя, облепленного яростно наседавшими пчелами. Шел процесс медленного уничтожения наших солдат и офицеров — ежедневно в ГШ поступали сообщения о гибели 1–2 военнослужащих в день и о 5–7 раненных. Почти разгромленные к лету 1995 года дудаевские вооруженные формирования пришли в себя и даже стали активно пополняться новыми вооружениями и боевой техникой.
Откуда все это поступало? Иран, Турция, Саудовская Аравия, Афганистан — вот лишь некоторые страны, задержанные резиденты которых признавались, что по своим каналам занимались поставками оружия и денег в Чечню. Кроме того, с каждым днем все более яростными становились вооруженные нападения чеченцев на наши подразделения с целью добычи оружия. Легендарное умение чеченцев незаметно красть нужные им вещи проявлялось во всей своей красе — почти каждый день командирские доклады пестрели сообщениями о пропаже оружия.