Он уходит, приставив нос к груди. Машина запущена.
…Стук в дверь. Появляется унылый Раб с кучей макулатуры в руках. Он уже сделал десятка два звонков в войска и пронесся по такому же количеству кабинетов. И везде ему пудрили мозги. Знаю по собственному опыту. Свести воедино данные о потерях в Чечне — все равно что на Белорусском вокзале выиграть у всех наперсточников.
— У меня ничего не бьет, — говорит подполковник.
— Сейчас ударит, — говорю я, поглядывая на Большой Красный Телефон, который тут же рычит. Большой Начальник на том конце провода уже звереет. Повышенный тон — предвестник мата. Все: двадцать пять минут на всю смертную арифметику. И точка! «Вы только водку жрете быстро!» Как воюем, так и трупы считаем.
Пошла лихорадка. Родная стихия нашего дурдома Скоро задымит компьютер. Глаза Раба лезут на лоб, когда он видит на экране итоговые цифры.
— Дайте мне еще немного послужить, — похоронным голосом умоляет он, — хотя бы до получения квартиры.
Эх, была не была…
Звонок Большого Красного Телефона похож в эти секунды на сигнал вызова к хирургу-стоматологу в нашей генштабов-ской поликлинике. От новокаина уже задеревенел язык. Сейчас врач возьмет в руки щипцы, другой рукой вдавит твою голову в кресло и станет расшатывать больной зуб до звонкого потрескивания мороженого мяса…
Я уже не снимаю трубку. Я бегу по коридору, покрытому яркокрасной дорожкой. Эта дорожка напоминает мне бесконечный язык. Этот язык ведет только к начальнику.
Большой Начальник смотрит на меня глазами хорошо возбужденного жеребца, в стойло к которому ввели молоденькую лошадь. Его зеркальненькие копытца-туфельки гарцуют под столом. Хмурые глаза выжигают столбцы цифр. Сопение усиливается и перерастает в практическую фазу полового акта:
— Вытри себе задницу этой бумажкой! Это не справка, а донос на министра обороны и начальника Генштаба! Это политический фугас под президента!!!
Дальше я уже все знаю наизусть. Дальше будет сказано, что каждая цифра, которая идет за двери Генштаба, — это «боль-ша-я по-ли-ти-ка!».
Дальнейшая работа над документом — спринтерские бега от кабинета Большого Начальника к моей камере и обратно. Это называется работа над ошибками с одновременным уменьшением данных о погибших и раненых.
На дрожащих от усталости ногах выхожу уже в десятый раз на знакомую стометровку. Документ основательно вылизан и «отрихтован» Большим Начальником. В нем от нашей с Рабом первоосновы осталось лишь одно слово — «Чечня».
Большой Начальник берет авторучку, чтобы поставить подпись. О сладостный миг работы, отобравшей у меня уже все силы! Вот он — всего в сантиметре от кончика золоченого пера шефа!
— Слушай, — неожиданно вносит шеф некоторую лирическую ноту в потеплевший голос. — А не лучше ли вместо слова «человек» написать вот здесь «военнослужащих»?
Я уже не иду, я ползу по красному генштабовскому ковру к своему кабинету, словно Александр Матросов к немецкому дзоту. Еще одна такая ходка — и я тоже попаду в разряд «небоевых потерь».
Через несколько дней в Государственной думе прозвучали цифры наших утрат в Чечне. Я их не узнал. «Это боль-ша-я по-ли-ти-ка!»…
ЖЕРТВЫ
…В августе 1995 года в одном из своих интервью для прессы премьер-министр правительства России Виктор Черномырдин, говоря о количестве человеческих жертв, понесенных с обеих сторон в чеченской войне, сказал, что их «более 30 тысяч». Учитывая, что эта цифра была официально названа вторым лицом в государстве, вроде бы нет оснований подвергать ее сомнению.
И тем не менее, если говорить о количестве жертв, вопросов остается достаточно много. Ведь, например, данные о «более 30 тысячах» еще не говорят о том, сколько конкретно людей погибло со стороны дудаевских вооруженных формирований, со стороны федеральных войск и гражданского населения Чечни. Тем более что данные, приведенные премьер-министром, слишком сильно расходятся с информацией о потерях, исходящей из Министерства обороны и Генерального штаба Вооруженных Сил РФ.
Из официальных документов военного ведомства следует, что к середине мая 1995 года (полугодие чеченской кампании) общая картина потерь выглядит так: вооруженные отряды дудаевцев потеряли 13 230 человек, а федеральные войска — 1758 человек. Следовательно, потери среди гражданского населения составляют примерно 15 тысяч человек (что практически равно суммарным потерям среди непосредственно участвовавших в боевых действиях с обеих сторон).
При этом в Министерстве обороны утверждают, что среди военнослужащих федеральных войск к середине мая числилось почти 6 тысяч раненых и около 250 без вести пропавших.
Данные о количестве раненых среди дудаевских формирований и гражданского населения нигде официально не приводятся, но если брать за основу «классическое» соотношение — на 1 одного убитого на войне такого рода приходится 3 раненых (искалеченных), то можно очень близко подойти к объективной истине, которая заставит нас усомниться в достоверности данных о жертвах, названных премьером.
И вопрос здесь не только в том — зачислять или не зачислять искалеченных людей в общее число жертв чеченской войны, а уже совершенно в ином — в каких масштабах власти скрывают от общества правду о людских и иных потерях на этой войне.
До сих пор все более-менее истинные данные о жертвах чеченской войны остаются закрытыми для общества. Почему это происходит — понятно: власти не заинтересованы в обнажении истины, мотивируя это нежеланием усиливать социальную напряженность. Еще больше в этом заинтересованы МО и ГШ: чем больше жертвы, тем очевиднее наша немощь.
…Сегодня из различных военных и гражданских источников просачиваются новые данные об истинных человеческих потерях в чеченской войне. Суммируя закрытую информацию всех силовых ведомств, президентских структур, правительства, Государственной думы, сведения, собранные общественными независимыми организациями к концу августа 1995 года, можно было полагать, что общее число убитых на чеченской войне российских граждан (начиная с момента вооруженных выступлений оппозиции осенью 1994 года, в которых участвовали и российские военные) равняется примерно 40–45 тысячам человек. Из них около 4 тысяч — военнослужащие федеральных войск (еще около 10 тысяч ранено и искалечено). Остальные потери (около 40 тысяч человек) приходятся на вооруженные формирования Дудаева и гражданское население Чечни…
ВОПРОСИКИ
В начале осени 1995 года в российском Генеральном штабе уже почти никто не сомневался, что нашим войскам в Чечне придется зимовать. Это была худшая из перспектив. Сдача оружия чеченцами даже за деньги шла крайне вяло, обстрелы блокпостов и позиций подразделений не прекращались, счет нашим жертвам продолжал расти. Назначение секретаря Совета безопасности РФ Олега Лобова представителем президента в ЧР почти ничего не могло изменить.
Необычайно острую оценку назначению Лобова дал бывший председатель комиссии по правам человека при президенте РФ Сергей Ковалев. Он, в частности, заявил:
— В случае назначения Лобова этот регион не будет иметь добросовестного и компетентного представителя президента, а получит слепого исполнителя, готового лгать для того, чтобы протащить то, что необходимо власти. Лобов может и имеет какой-то кавказский опыт партийной работы (в 1989–1991 гг. он работал вторым секретарем ЦК Компартии Армении. — В.Б.), но по отношению ко всей кавказской ситуации Лобов или недобросовестен, или попросту недостаточно грамотен. Скорее — просто бездарь…
Грызня политиков становится привычным состоянием российской жизни. Все друг друга критикуют, а страна тем временем под бурные аплодисменты ее недругов торжественно погружается в океан дерьма…
У нас на Арбате Лобова давно не любили за его ловкаче-скую политическую позицию в ходе утверждения новой власти. Он был «человеком двора». И, как многие его кремлевские коллеги, таскал за собой криминальный хвост: контрразведка собрала документальные доказательства причастности Лобова к связям с организацией японских боевиков «Аум синрике», которые сумели за большие деньги устроить себе курсы на полигоне одной из подмосковных дивизий. Для них выделили лучших инструкторов, которые учили японцев искусству ведения боя…