Однажды наши войсковые разведчики поймали в Грозном 14-летнего парня, пытавшегося расстрелять из автомата пост охраны. На допросе парень признался, что на его счету уже четыре убитых из засады российских солдата и что ему для полной кровной мести надо было убить еще четверых. Он признался также, что однажды два дня, подобно волку-охотнику, недвижно пролежал в снегу среди дымящихся еще развалин отцовского дома, выслеживая «добычу». Из 9 членов семьи молодого чеченца в живых остался только он…

МУСУЛЬМАНЕ

У чеченских бойцов была своя «мода»: к своим автоматам или ружьям они привязывали зеленые ленты. Некоторые солдаты Дудаева прикрепляли их к своей рубашке или телогрейке у сердца. Другие повязывали их словно косынку — поверх своих вязаных шапочек.

Зеленые ленты — на орудиях и боевых машинах, у входа в партизанскую землянку.

Зеленые ленты — цвет ислама. Чеченские бойцы присягнули на верность Аллаху и дали священную клятву — газават — умереть в борьбе с захватчиками.

На полусгоревших зданиях Грозного, на плакатах и лозунгах, разбросанных по всей Чечне, на простынях в руках митингующих чеченок — одно и то же: «Аллах велик», «Во имя Аллаха», «Аллах заботится о Чечне».

На защиту Чечни поднимался мусульманский мир, возмущенный действиями России. Горными тропами, пролегающими над смертельной пропастью, солидарные с Дудаевым мусульмане Турции, Азербайджана, Ирана, Саудовской Аравии, Афганистана и других стран шли на помощь братьям по вере, доставляли им оружие, провиант, деньги.

И чем больше погрязали мы в этой тупой войне, тем яснее становилось нашим генералам и солдатам, что на стороне противника есть нечто такое, чего не одолеть даже имеющей 20-кратное превосходство в силе и технике военной группировкой. Начав войну в декабре 1994-го с одной Чечней, уже зимой 1995-го Россия воевала с коалицией мусульманских стран.

…Долгие годы, словно тигр в московском зоопарке, покорно дремавший в железной клетке Советской власти ислам был выпущен в Чечне на волю и разозлен Москвой. Свою беспомощность, неумение просчитывать ходы далеко вперед она в пожарном порядке решила компенсировать грубой военной силой, посылая на смерть своих солдат.

Но чеченский ислам, подбадриваемый со всех сторон единоверцами, уже точил зубы не только на армию, он уже начинал все громче рычать на всех «неверных»…

«В газету «Казацкие ведомости»

В газету «Терский казак»

от правоверных мусульман Северного Кавказа

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Мы внимательно читаем ваши газеты, жалкие выродки, называющие себя казаками.

Так вот, русская мразь, то, что не удалось Гитлеру, свершим МЫ, правоверные мусульмане!

Уже поднялся и расправил мускулы наш молодой тигр — иракский Хусейн. Он призовет — и мы, правоверные мусульмане, все встанем под его знамя Пророка. Мы мусульмане, нас абсолютное большинство на земле, и нет той силы, которая могла бы нам противостоять, поэтому мы не скрываем и не боимся никого и ничего.

Спасибо вашему Ленину и другим, вы, русские, сгнили, вы — гнилой труп, жалкие пьяницы, среди вас уже не осталось мужчин, вы сами себя сожрали, Слава Аллаху!

Казачество, ха-ха, от ваших казаков и от ваших станиц уже ничего не осталось, мы пока сохраняем только их названия, но скоро, русское дерьмо, тем остаткам, которые вы на нашей святой земле называете казаками, — мы выпотрошим кишки, мы будем… ваших детей, мы будем вспарывать животы вашим сукам, мы это уже делаем, но что будет еще!

Вам мы отведем, русская погань, землю на Новой Земле, там мы устроим вам заказник. Будем приезжать охотиться на вас и белых медведей.

…Всему русскому дерьму мы даем три месяца срока на то, чтобы они все убрались из Чечено-Ингушетии, Дагестана и всего Северного Кавказа за Ростов, за Дон. Кто останется, будет то, что мы сказали. Мы, МУСУЛЬМАНЕ, МУЖЧИНЫ, поэтому предупреждаем…».

…Невеселое письмишко. Офицеры и солдаты читали его и бросали в костер. В их глазах горел недобрый огонь…

ВОЗВРАЩЕНЕЦ

…Из Грозного вчера возвратилась очередная группа офицеров-генштабистов. Обычно после каждой командировки в войска — многочасовые рассказы. А тут людей словно мешком по голове ударили. Удивительное немногословие, потупленный взгляд. Как-то и расспрашивать неудобно.

Но бутылка-вторая «Российской» и памятнику язык развяжет.

Звонко плещет в граненый стакан огненная вода.

Третий тост — не чокаемся. За тех, кто уже никогда не выпьет…

Что думает этот полковник-генштабист, который впервые услышал, как цокают по броне его бэтээра чеченские пули? Что думает он о чеченской войне после того, как видел наших ребят покойно лежащими на стеллажах моргов в Моздоке, Владикавказе, Ростове?

Рассказывай, полковник.

Скоро и нам туда же — на войну. Благодаря твоему рассказу, мы побываем там на две недели раньше.

И полковник, смачно жуя легендарные генштабовские беляши, рассказывает:

— Я летел на военном вертолете из Грозного в Моздок. Салон был набит ранеными офицерами и солдатами. На полу — носилки с убитым. Когда вертолет сделал резкий вираж над каким-то селением, носилки накренились и рука убитого вывалилась из-под грязного, окровавленного бушлата и упала мне на краги.

Я увидел небольшую, совсем мальчишескую кисть с жутко закопченными пальцами, застывшими в хватательном положении. Девушка-санитар наклонилась над убитым, приподняла его бушлат и пристроила руку покойника на прежнее место.

Я увидел грязно-восковое лицо паренька лет восемнадцати, на подбородке которого пробивался едва заметный пушок. Даже мертвым он был красив. Наверное, поэтому санитарка зло сказала:

— Етит твою мать, какие женихи гибнут! Я бы всех наших дураков, которые эту бойню затеяли, за яйца бы к вертолету подвесила и по небу катала мееду Грозным и Москвой!

…В Моздоке, на краю летного поля, сидел на ящиках с патронами лейтенант-спецназовец. А вокруг него плотно стояла группа подчиненных солдат. В руках солдат были сухари, которые они дружно и жадно грызли. В руках лейтенанта была гитара. Он пел песню про войну в Чечне. Простые слова о том, что шипит на костре в окопе сырое бревно, что нельзя на видном месте разжигать огня, что кругом чеченские снайпера. Несколько слов я запомнил:

Потом полковник сказал:

— Там наши проклинают всех, кто ЭТО затеял. Короче, не война, а что-то похожее на заказное убийство… Мне в Грозном один капитан много вопросов задавал. Знаете, говорит, о чем я больше всего думал, когда наши танки и бронетранспортеры двинулись на Чечню? О том, что почему наш президент мог, но почему-то не захотел договориться с Дудаевым, чтобы не было войны.

А комбат-десантник сказал мне: «Если бы я видел, что Ельцин до водянок на языке искал мировую с Дудаевым, я бы с оглядкой не воевал». Армия воюет в Чечне с оглядкой. Армия воюет без убежденности в правоте своих действий. И эта неубежденность в сотни раз понижала ее моральный дух.

Я не понимал такой «правоты», когда русский должен всаживать пулю в голову чечена и наоборот. Невозможно победить армию, состоящую из нации.

Вот сейчас некоторые наши генералы с довольным видом говорят: «Армия наконец-то почувствовала вкус боя, начинает по-настоящему воевать».

Это неправда. У армии, несущей большие потери, быстро развивается инстинкт самосохранения. Солдат, не один раз видевший, как пуля чеченского снайпера разнесла голову его сослуживца, не один раз собиравший в окопах куски кровавого человеческого мяса, напитывается звериной злостью к противнику. Чувство мести за погибших товарищей заставляет его беспощадно убивать чеченцев…

Самое страшное для солдата, вышедшего на поле боя, совсем не противник. Самое страшное, когда тебя не поддерживает твой народ. И тут уж как ни вдалбливай в головы военных, что они делают «священное» дело, отстаивая «территориальную целостность» и «конституционный порядок», — ничего не поможет. Политики гадят — армия убирает.