По распоряжению Шляги был сформирован оперативный штаб во главе с генералом Григорьевым. Туда от офицеров, разосланных в гражданке по всему городу, уже к обеду стала поступать информация.

Исходя из большинства донесений можно было сделать вывод, что в войсках пошло разложение. Генерал Григорьев искусно подбирал слова, чтобы в документах, уходящих в МО и ЦК, все выглядело более-менее сносно. «Наблюдается некоторая моральная и физическая усталость военнослужащих» — эту фразу, выпестованную генералом, я запомнил накрепко.

Где-то в середине дня министр обороны распорядился, чтобы начальник ГВПУ генерал Шляга выступил по телевидению и рассказал о позиции армии, о ее отношении к ГКЧП. Шляга чувствовал себя плохо и перепоручил это дело своему первому заместителю генералу Александру Овчинникову. Тот страшно волновался. Расхаживая по кабинету, зубрил выступление. Полковник Евгений Лукашеня, сопровождавший его на Центральное телевидение, рассказывал потом, что, когда они с Овчинниковым подъехали к Останкино, их встретила разъяренная толпа, яростно орущая:

— Фашисты! Убийцы!..

Кто-то из наиболее агрессивных пикетчиков даже рванул Овчинникова за рукав. Милиционерам пришлось вмешаться. Выступление генерала было непродолжительным и целиком строилось на пересказе установок ГКЧП.

Овчинников возвратился в ГлавПУР подавленным.

И первое, что сделал, — немедленно позвонил в Ростов и попросил местные власти не заселять квартиру, которую его семья еще недавно занимала.

В тот же вечер Овчинников приказал адъютанту получить его личное оружие. Вид генерала был настолько подавленным, что его просьба принести ему пистолет вызвала у подчиненных мрачные мысли…

Но все обошлось».

КОНЦЕРТ

„.Вечером 19 августа по Министерству обороны и Генштабу пошли слухи, что ночью БД будет штурмовать «Альфа». Я уходил со службы в полной уверенности, что именно так и будет.

От Министерства обороны до Белого дома — примерно полтора километра. Весь этот участок был забит деловито снующими людьми и праздношатающимися зеваками. Встретил в толпе знакомого офицера ГРУ, который, как и я, мучимый любопытством, направлялся к БД. Чем ближе подходили к Дому, тем чаще слышали слово «штурм».

Я спросил у ГРУшника, соответствует ли это действительности. Он признался, что все это «уже блеф»…

Но Ельцину и его окружению крайне выгодно было нагнетать страсти о штурме, пугать людей предстоящим побоищем, чтобы толпа возле БД не рассасывалась.

— Без этого спектакль потеряет остроту, — сказал мне сослуживец, — какая же может быть «героическая защита», если нет «вероломного нападения».

Среди многотысячной толпы возле БД сновали десятки людей и распространяли «секретные сведения» о готовящемся штурме, о военных приготовлениях и даже о том, что якобы уже задержаны «разведчики» гэкачепистов, которые дают показания.

К тому времени многим на Арбате уже было известно о телефонных разговорах командующего ВДВ генерала Грачева с Ельциным, о встречах президента РФ с генералом Александром Лебедем и начальником политического отдела Таманской дивизии полковником Александром Чистяковым. О разговорах и встречах этих ходили по ГШ разные байки, которым часто невозможно было доверять.

Шла игра по-крупному. Военные оказались меж двух политических огней — самое отвратительное, что можно было придумать для людей в погонах.

И Грачеву, и Лебедю, и Чистякову, судя по их же признаниям, Ельцин советовал «не делать глупостей» и встать на защиту «законной власти».

К этим контактам наших военных с президентом РФ в МО и ГШ в окружении Язова отнеслись с большим подозрением, поскольку уже не было никакой уверенности, что военные не ведут двойную игру…

НОЧЬ

Поздно ночью вышел покурить на балкон. Прислушался к звукам. Где-то в центре столицы раздавались выстрелы. У меня не было сомнений, что это работает «Альфа». Но утром узнал от сослуживца, что штурма не было. А была кратковременная потасовка, в ходе которой погибло три человека. Эти три смерти вызвали яростные споры между сторонниками и противниками Ельцина. Ельцинисты считали их героями, павшими в борьбе за демократию. Антиельцинисты утверждали, что они по собственной вине и неосторожности попали под танки.

«Знали бы Дмитрий Комар, Илья Кричевский и Владимир Усов, — писал потом в одной из своих книг Александр Руцкой, — чем закончится эпопея «демократизации» страны под руководством Ельцина, думаю, они бы не пошли на то, чтобы своими жизнями останавливать движущуюся по Садовому кольцу колонну боевой техники, тем более что она, уходя, двигалась далеко от Дома Советов и никому не угрожала»…

Это случилось поздно вечером 20 августа, когда Язов после поездки в Кремль к Лукьянову дал команду войскам выходить из города. Вместе с Язовым в Кремль ездил и вице-президент Руцкой, который по возвращении в Белый дом сообщил Ельцину о решении на вывод почти 90 процентов войск.

Уже в 20.00–20.40 из Генштаба командирам введенных в Москву частей пошли шифровки о маршрутах выдвижения из столицы на места постоянной дислокации. В шифровках ни о каком штурме не было и слова.

В «Записках президента» читаем:

«…Военные, подталкиваемые членами ГКЧП, все-таки были вынуждены определить время штурма, собрать совещание, на котором ими был выработан план ближайших действий.

Операция, назначенная вначале на вечер двадцатого августа, а затем перенесенная на два часа ночи, из-за «недостатка сил» и необходимости ввода новых, свежих соединений, еще не подвергшихся агитации со стороны москвичей, включала в себя согласованные действия армии, КГБ, МВД…

…Три танковые роты оглушают защитников пальбой из пушек. С воздуха атаку поддерживает эскадрилья боевых вертолетов»…

В Советской Армии не было таких генералов-дебилов, которые могли додуматься до того, чтобы согнать к одному объекту сразу 30 танков (три роты) и в крошечное воздушное пространство бросить сразу 4 вертолета (да еще в ночных условиях), когда вероятность ошибки при ведении огня ракетами чрезвычайно велика, а возможность столкновения боевых машин еще больше.

О каком «недостатке сил» могла идти речь, если вся столица была наводнена войсками, которых бы хватило тоща на взятие 20 домов, подобных зданию Верховного Совета? О каких «свежих соединениях» могла идти речь, если и без того московские улицы были забиты ими? В Москву было введено более 300 танков, около 270 БМП и 430 автомобилей.

В тот день Министерство обороны и Генштаб были шокированы информацией, полученной по каналам КГБ и подтвержденной специалистами нашего Главного разведывательного управления. Из посольства США в Белый дом тайно прибыла группа специалистов электронной разведки и установила аппаратуру, которая позволяла прослушивать все разговоры штаба ГКЧП с МО и ГШ, а Также с командующими войсками военных округов и флотов.

Более того, был зафиксирован случай, когда Ельцин вклинился в переговоры. Все это было для военного ведомства позорно и странно. Стали высказываться предположения, что определенную наводку американцам мог дать «герой защиты БД» и свежеиспеченный «министр обороны» генерал Константин Кобец, хорошо знавший всю систему связи МО и ГШ, поскольку долгое время был главным связистом Вооруженных Сил.

Но настроение высшего генералитета в то время было настолько подавленным, что по этому ЧП даже не стали назначать расследование.

Сами же американцы рассказали о секретах «электронной помощи» Ельцину лишь летом 1994 года, когда в журнале «Ат-лантик Мансли» появился пространный материал о «сенсации» августа 1991 года. Главный вывод, который можно сделать из публикации в журнале: Ельцин знал, что армия не собиралась угрожать ему…

КОБЕЦ

Среди «героических защитников» Белого дома активно мелькал бывший начальник связи Вооруженных Сил СССР генерал Константин Кобец. Наши разведчики, побывавшие в БД, рассказывали, что он суетился изо всех сил, составлял план «обороны», расставлял посты, назначал командиров подразделений.