Изменить стиль страницы

Дело с «Массилией»

Тогда же ко мне были направлены Дарлан и Шотан с тем, чтобы вместе с ними я продумал вопрос о подготовке к отъезду. Президент и оба председателя палат должны сесть на корабль в Пор-Вандре. Что касается парламентариев, то Дарлан обещал мне увезти и, если будет необходимо, привезти их обратно.

Я получил записку следующего содержания:

Бордо, 19 июня 1940 г. 19.20

Французское Адмиралтейство Адмирал флота

Главнокомандующий французскими военно-морскими силами

Господин председатель,

Вам выделен корабль «Массилия»

20 июня около полудня он пришвартуется у Шаржёра.

Посадка должна быть произведена между 14 и 16 часами. Корабль отойдет 20-го, после 16 часов. В каютах имеется 600 мест.

Прошу Вас поручить квалифицированному персоналу Сената и Палаты проконтролировать посадку.

С уважением Ф. Дарлан.

Волнующий визит посла Буллита. Он сказал, что Соединенные Штаты будут вынуждены вступить в войну.

20.50. Шотан просил передать мне, что маршал пока не получил ответа. По его мнению, принятие необходимых мер по отъезду не является столь безотлагательным. Выполнение принятых, решений отложено. Уже тогда эта странная задержка показалась мне подозрительной.

МАНЕВР СТАНОВИТСЯ ЯСНЫМ. ПОЯВЛЕНИЕ ЛАВАЛЯ

Представляется не лишним напомнить читателю, что я все еще веду рассказ о среде, 19 июня, дне, столь перегруженном событиями. Квестор палаты депутатов Эдуард Барт опубликовал содержащую интересные детали брошюру под заголовком: «Темная история с кораблем „Массилия“» (Типография Поля Дюпона в Париже, набор 204 СУМ, номер 1568). Он подтвердил, что 18 июня в 14 часов я предупредил его, так же как и квестора сената, о нашем предстоящем отъезде. Я его просил сделать необходимые приготовления. По словам Барта, в школе имени Анатоля Франса, в Бордо, где разместилась палата, большинство депутатов одобрило эту меру. Барт подтвердил сведения, которые я ему передал: вопрос об отъезде был решен на совещании Лебрен – Жанненэ – Эррио – Петэн. Я ему сказал также, что Петэн сообщил о переносе отъезда. Незабвенный Кампинчи, один из лидеров республиканской партии, уже тогда восставал против этой опасной, по его мнению, затяжки. Я же полагался на торжественное обязательство, официально взятое на себя маршалом Петэном в присутствии президента республики.

Первый свет на это дело пролил инцидент, о котором мне поведал Жанненэ. Это произошло в ту же среду, 19 июня.

Около 18 часов Жанненэ отправился в кинотеатр на улице Жюдаик, переданный в распоряжение сената. Здесь он встретил Лаваля и десятка два его коллег. Говорили, что уже несколько дней он и Маркэ ведут кампанию в пользу заключения перемирия и против отъезда. Говорили даже, что Лаваль будто бы провел несколько совещаний в Атэни. Жанненэ подошел к Лавалю, который изложил ему свою точку зрения и стал ее аргументировать. Произошло столкновение двух мнений. Лаваль потребовал проведения голосования. Подавляющее большинство присутствующих сенаторов поддержали своего председателя. Лаваль потерпел поражение. Но это была его первая попытка, начало его стратегии.

В ночь со среды 19-го на четверг 20-е я встретился с лордом Ллойдом и с послом Англии. Я постарался как можно точнее ввести их в курс происходящих событий, рассказал им о роли, которую играем Жанненэ и я, содержание нашего письма от 18 июня президенту республики. В это время на город налетели немецкие бомбардировщики. Вместе с Жанненэ, Дельбосом, г-ном и г-жой Моннэ, Манделем, Блюмом, Кампинчи мы ждали конца налета в коридоре дома № 41 на авеню Ксавье-Арнозан. До нас доносились взрывы падающих бомб: в городе оказалось десять убитых и семнадцать раненых. Рухнуло здание по соседству с домом, где живет Жанненэ. Это было прелюдией к перемирию.

В четверг, 20-го, телеграф принес известие о том, что Боллаэрт занят делами Лиона и что население ведет себя спокойно. В 11.15 министр внутренних дел Помарэ сообщил мне, что правительство перебирается в Перпиньян. Председатели палат поедут на автомашинах. Что касается депутатов, то Помарэ сказал, что сможет дать указания на их счет через час или два – ему надо переговорить с Фроссаром. То же самое он сообщил Жанненэ, которому канцелярия президента республики подтвердила, что Альбер Лебрен с минуты на минуту уезжает: его отъезд назначен на 14.30. Жанненэ уехал в сторону Перпиньяна. Я же продолжал приготовления к отъезду, распорядился, чтобы мой крупный багаж был доставлен на борт «Массилии». Один за другим приходили депутаты за указаниями, в том числе Блюм, Мандель, Марэн, Теллье, Кампинчи. Таким образом, в этот день, в четверг 20-го, утром, решение об официальном отъезде все еще оставалось в силе. Квестор Барт рассказал о том, как я с ним расстался, полагая уехать одновременно с президентом республики.

– Я уезжаю, – сказал я ему, – из чувства долга к родине. Мы можем ее спасти только продолжая борьбу.

Тем временем Лаваль продолжал свою подрывную работу. Мы были свидетелями его первого и неудачного маневра. Вскоре нам пришлось узнать о новых махинациях, вдохновителем, если не руководителем, которых он был. Днем 20 июня в школе имени Анатоля Франса собралось около пятидесяти депутатов. Председательствовал на заседании Барт, который передал нам рассказ, услышанный им из уст депутата Габриэля Делатра. Считаю необходимым познакомить читателей с его содержанием.

Слово взял Марка, мэр города Бордо. «Нужно прекратить мясорубку! – воскликнул он. – Этой ночью город подвергся бомбардировке. Довольно! Довольно! Нужны переговоры. Какое-либо сопротивление невозможно; я видел Вейгана, больше ничего сделать нельзя».

На это Ле Трокэ, которого поддержало несколько человек, возразил: «Но Англия остается нашей союзницей! Она продолжает воевать, а мы взяли на себя обязательство не заключать сепаратного мира». «Англия! – вмешался Мистлер. – Но ведь она через два месяца будет поставлена на колени». Монтиньи поддержал это безапелляционное заявление. «Как Вы можете утверждать это? – спросил Ле Трокэ. Разве у нас нет огромной империи, нет флота?» «С флотом войну не выиграешь», – счел нужным вставить Пистри, бывший министр военно-морского флота. «Я и еще несколько моих коллег выступаем за сопротивление в Северной Африке», – продолжал настаивать Трокэ. Тогда Бержери, который два дня спустя обрушился на нас и назвал нас беглецами, и предателями, заявил: «Долг парламентария уехать, если уезжает правительство». Противоположного мнения был Монтиньи: «Если правительство уедет, то я, напротив, останусь». Присутствовавший на этом обсуждении де Монзи хранил молчание. В это время вмешался доктор Брикэ, депутат от департамента Эр, пришедший на заседание в военной форме. Он был очень взволнован и потребовал сейчас же слова, чтобы рассказать нам о том, что мы, увы! очень хорошо знали: о страданиях, бедствиях, испытываемых беженцами на дорогах. «Мы не можем больше бороться», – сказал он в наступившей тишине.

Луи Марэн, который только что вошел в зал, был возмущен: «Говорят о перемирии. Но перемирие не подписывают под угрозой вражеских штыков». В 11 часов заседание было прервано.

Тогда же, в четверг, 20-го, в 13.15 Шотан подтвердил мне, что я должен отправиться в Перпиньян. «Члены парламента должны уехать на „Массилии“, – заявил мне по телефону Дарлан. Правительственная канцелярия передала мне следующую записку Дарлана:

Вчера, 19 июня, Правительство, с согласия председателей палат, приняло решение об отъезде членов парламента на «Массилии» сегодня, 20 июня.

Ввиду того, что в Пойаке река заминирована, «Массилия» не смогла прибыть в Бордо, как это было предусмотрено, и осталась в Вердоне.

Следовательно, парламентариям необходимо направиться в Вердон на машинах, которые им должно предоставить Правительство.

Сегодня утром я поставил об этом в известность Помарэ, председателя Шотана и передал это по телефону председателю Эррио.

Морской флот ничего другого сделать не может.

Ф. Дарлан.