— Это топаз чистой воды! — сказал Босир, рассматривая одну бутылку на свет.

— Садитесь, господин правитель, пока мой камердинер не накроет на стол.

Дюкорно сел.

— Когда получены были последние депеши? — спросил посол.

— Накануне отъезда вашего… отъезда предшественника вашего превосходительства.

— Хорошо. Дела посольства в хорошем состоянии?

— О да, монсеньер.

— Денежные дела не запутаны?

— Насколько мне известно, нет.

— Долгов нет? О, не стесняйтесь, говорите. Если бы они были, мы первым делом заплатим их. Мой предшественник такой достойный дворянин, что я охотно готов поручиться за его обязательства.

— Слава Богу, вам не надо будет делать этого, монсеньер. Кредит утвержден три недели тому назад, и на следующий день после отъезда бывшего посла мы получили сто тысяч ливров.

— Сто тысяч ливров! — воскликнули в один голос Босир и дон Мануэл вне себя от радости.

— Золотом, — добавил правитель канцелярии.

— Золотом! — повторили посол, секретарь и даже камердинер.

— Так что, — начал Босир, подавляя волнение, — касса содержит…

— … сто тысяч триста двадцать восемь ливров, господин секретарь.

— Это мало, — холодно сказал дон Мануэл, но, к счастью, ее величество предоставила в наше распоряжение известную сумму. Я вас предупреждал, дорогой мой, — прибавил он, обращаясь к Босиру, — что нам не хватит парижского фонда.

— Но ваше превосходительство приняли на этот случай меры предосторожности, — почтительно возразил Босир.

После столь важного сообщения канцеляриста ликование персонала посольства еще более возросло.

Хороший ужин, состоящий из лососины, огромных раков, дичи и кремов, в немалой степени увеличил веселое воодушевление португальских сеньоров.

Дюкорно, переставший церемониться, ел за десятерых испанских грандов, и показал своим начальникам, что парижанин с улицы Сент-Оноре расправляется с винами из Порту и Хереса так же, как с винами из Бри и Тоннера.

Господин Дюкорно продолжал благословлять Небо за то, что оно послало ему такого посла, который предпочитает французский язык португальскому, а португальские вина — французским. Он был на верху блаженства, которое дает мозгу удовлетворенный и признательный желудок, когда г-н да Суза предложил ему идти спать.

Дюкорно встал, пошатываясь, отвесил неуклюжий поклон, зацепив при этом ничуть не меньше предметов меблировки, чем ветка шиповника цепляет листьев в зарослях, и добрался до дверей, ведущих на улицу.

Но Босир и дон Мануэл не настолько оказали честь посольскому вину, чтобы немедленно погрузиться в сон.

К тому же камердинер должен был, в свою очередь, поужинать после господ, и эту операцию командор проделал со всей тщательностью, следуя примеру господина посла и его секретаря.

План завтрашних действий был составлен, и три сообщника, удостоверившись, что швейцар спит, предприняли прогулку по особняку с целью все обозреть.

V

ГОСПОДА БЁМЕР И БОССАНЖ

На следующий день благодаря рвению Дюкорно дом посольства вышел из своей летаргии. Столы, папки с бумагами, письменные принадлежности, праздничный вид всего здания, лошади, бившие копытами по мостовой двора, — все говорило о жизни там, где еще накануне все было объято спокойствием смерти.

По кварталу быстро разнесся слух, что важная особа, поверенный в делах, прибыл из Португалии этой ночью.

Этот слух, поддерживая вес наших трех мошенников, был для них вместе с тем источником всевозможных страхов.

Действительно, полиция г-на де Крона и г-на де Бретейля имела большие уши, которыми, без всякого сомнения, не преминула бы в подобном случае незамедлительно воспользоваться, и глаза Аргуса, которые она, конечно, не стала бы закрывать, когда дело касалось господ португальских дипломатов.

Но дон Мануэл заметил в разговоре с Босиром, что, действуя смело, можно помешать любопытству полиции обратиться в подозрения до истечения недели и помешать подозрениям обратиться в уверенность до истечения двух недель. Так что, следовательно, на протяжении десяти дней — если взять среднюю цифру — ничто не помешает действиям их сообщества, которое, чтобы достичь успеха, должно закончить все свои операции менее чем в шесть дней.

Заря только что занялась, когда два наемных экипажа доставили в особняк девять мошенников, которые должны были изображать персонал посольства.

Они очень быстро были устроены, или, вернее, расставлены Босиром. Одного поместили в кассу, другого в архив, а третий заменил швейцара, которого уволил сам Дюкорно под тем предлогом, что тот не знает португальского языка. Таким образом, особняк был занят этим гарнизоном, который должен был защищать посольство от всех непосвященных.

А полиция, по мнению господ, имеющих политические или иные секреты, должна принадлежать к числу наименее посвященных.

Около полудня дон Мануэл, мнимый Суза, завершив изысканный туалет, сел в тщательно вымытую карету, которую Босир нанял на месяц за пятьсот ливров, заплатив за две недели вперед.

Посол отправился в дом фирмы господ Бёмера и Боссанжа в сопровождении своего секретаря и камердинера.

Правитель канцелярии получил приказ отправлять от своего имени, как то делалось обыкновенно при отсутствии посла, все деловые бумаги, касающиеся паспортов, вознаграждений и пособий, но при этом никакие выдачи денег, уплаты по счетам не должны были производиться им без утверждения секретаря. Этим господам хотелось сохранить нетронутой сумму в сто тысяч ливров, которая представляла единственный солидный фонд всего предприятия.

Господину послу было сообщено, что придворные ювелиры живут на Школьной набережной, и около часа дня экипаж остановился у их дома.

Камердинер скромно постучал в дверь, которая была снабжена крепким замком и, точно тюремная, украшена толстыми гвоздями с большими шляпками.

Эти гвозди были искусно расположены таким образом, что образовывали более или менее красивые узоры; и вместе с тем опыт доказал, что ни бурав, ни пила, ни напильник не могли отколоть ни малейшего кусочка дерева, не сломавшись на этих гвоздях.

В ответ на стук открылось узорчатое окошечко и чей-то голос спросил камердинера, что ему нужно.

— Господин португальский посол желает поговорить с господами Бёмером и Боссанжем, — ответил камердинер.

Чье-то лицо поспешно мелькнуло в окне второго этажа, и затем раздались торопливые шаги по лестнице. Дверь открылась.

Дон Мануэл стал высаживаться из кареты, двигаясь с величавой неторопливостью.

Господин Босир вышел первым, чтобы предложить руку его превосходительству.

Человек, который торопливо шел навстречу двум португальцам, был г-н Бёмер собственной персоной. Услышав стук остановившейся кареты, он выглянул в окно, а когда до его слуха долетело слово «посол», поспешил вниз, чтобы не заставлять его превосходительство ждать.

Ювелир рассыпался в извинениях, пока дон Мануэл поднимался по лестнице.

Господин Босир заметил, что старая служанка, крепкая, коренастого сложения, задвигала засовы за ними и запирала замки, которыми в изобилии была снабжена входная дверь.

Когда Босир обратил на это внимание, преднамеренно подчеркнув свои слова, г-н Бёмер сказал ему:

— Прошу прошения, сударь, мы в нашей несчастной профессии подвергаемся таким опасностям, что некоторые меры предосторожности вошли у нас в обычай.

Дон Мануэл остался совершенно бесстрастным; Бёмер заметил это и повторил ему свою фразу, вызвавшую любезную улыбку у Босира. Однако посол по-прежнему ничего не выразил на своем лице.

— Извините, господин посол, — заговорил, несколько растерявшись, Бёмер.

— Его превосходительство не говорит по-французски, — сказал Босир, — и не может понять вас, сударь. Я передам ему ваши извинения, если только, — поспешил он добавить, — вы сами не говорите по-португальски.

— Нет, сударь, нет.

И Босир сказал несколько слов на ломаном португальском дону Мануэлу, который отвечал ему на том же языке.