Бёмер стал показывать в отдельности каждый из бриллиантов, указывая на их красоту.

— Господин посол ничего не имеет против всех камней в совокупности, — сказал Босир, которому дон Мануэл что-то сказал по-португальски, — в общем они удовлетворяют его. Но что касается отдельных бриллиантов, то дело обстоит несколько иначе… Его превосходительство насчитал десять камней слегка поцарапанных и с небольшими пятнышками.

— О! — произнес Бёмер.

— Его превосходительство, — прервал Босир, — знает толк в бриллиантах больше вас… Знатные португальцы играют в Бразилии с бриллиантами так же, как здешние дети со стеклышками.

Дон Мануэл, действительно, указал пальцем на несколько камней один за другим и обратил внимание на такие ничтожнейшие недостатки, которые подметил бы в бриллиантах не всякий знаток.

— Тем не менее, это ожерелье, в том виде, как оно есть, — сказал Бёмер, несколько удивленный, что нашел в знатной особе такого тонкого знатока ювелирного дела, — представляет единственное собрание самых лучших бриллиантов, какие только можно найти во всей Европе в настоящее время.

— Это правда, — подтвердил дон Мануэл, и по знаку его Босир продолжал:

— Итак, господин Бёмер, вот в чем дело. Ее величество королева Португалии услышала про это ожерелье и поручило его превосходительству начать переговоры о приобретении его после того, как он осмотрит бриллианты. Камни удовлетворили его превосходительство. За какую цену вы хотите продать это ожерелье?

— Миллион шестьсот тысяч ливров, — ответил Бёмер.

Босир повторил эту цифру своему послу.

— Эта цена выше настоящей на сто тысяч ливров, — заметил дон Мануэл.

— Монсеньер, — продолжал ювелир, — невозможно определить с точностью, что мы зарабатываем на такой дорогой вещи. Чтобы составить это замечательное украшение, потребовались такие долгие розыски и столь многочисленные поездки, что тот, кто знал бы все подробности так же, как я, пришел бы в ужас.

— Вы должны скинуть сто тысяч ливров, — повторил упрямый португалец.

— И если монсеньер говорит так, — вставил Босир, — то, значит, глубоко убежден в этом, так как его превосходительство никогда не торгуется.

Бёмер, по-видимому, начал колебаться. Никто так не успокаивает подозрительность продавцов, как покупатель, который торгуется.

— Я не могу, — начал он после минутной нерешительности, — согласиться на такую скидку, поскольку она приведет к разногласиям между мною и компаньоном относительно того, остаемся мы в убытке или в прибыли.

Дон Мануэл выслушал перевод Босира и встал.

Босир закрыл футляр и отдал его Бёмеру.

— Но я все-таки скажу об этом господину Боссанжу, — сказал последний, — ваше превосходительство согласны на это?

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Босир.

— Я хочу сказать, что господин посол, по-видимому, предложил за это ожерелье миллион пятьсот тысяч ливров?

— Да.

— Его превосходительство не отказывается от этой цены?

— Его превосходительство никогда не отказывается от своих слов, — сказал горделиво, как истый португалец, Босир, — но его превосходительству всегда надоедает торговаться самому или видеть, как торгуются с ним.

— Господин секретарь, разве вы не понимаете, что я должен переговорить с моим компаньоном?

— Прекрасно понимаю, господин Бёмер.

— Отлично, — сказал по-португальски дон Мануэл, узнав, что сказал Бёмер, — но и мне необходимо ваше быстрое решение.

— Конечно, монсеньер, если мой компаньон согласится на скидку, я принимаю ее заранее.

— Хорошо.

— Следовательно, теперешняя цена будет миллион пятьсот тысяч ливров.

— Да.

— Теперь остается только, — сказал Бёмер, — кроме согласия господина Боссанжа…

— Естественно.

— … остается только определить способ уплаты.

— Вы не встретите в этом отношении никаких затруднений, — сказал Босир. — Как вы желаете, чтобы вам заплатили?

— Ну, — смеясь, заметил Бёмер, — наличными, если возможно.

— Что вы называете наличными? — холодно спросил Босир.

— О, я знаю, что никто не в состоянии выложить сразу полтора миллиона! — со вздохом сказал Бёмер.

— И к тому же вас самих это поставило бы в затруднение, господин Бёмер.

— Тем не менее, господин секретарь, я ни за что не соглашусь вести дело иначе, чем за наличные деньги.

— Вы совершенно правы.

И он обернулся к дону Мануэлу.

— Сколько ваше превосходительство даст господину Бёмеру наличными деньгами?

— Сто тысяч ливров, — сказал Португалец.

— Сто тысяч ливров, — повторил Босир Бёмеру, — при подписании купчей.

— А остальные? — спросил Бёмер.

— Вы получите остальную сумму в такой срок, какой нужен для пересылки чека монсеньера из Парижа в Лиссабон, если только вы не предпочтете подождать, пока из Лиссабона в Париж придет подтверждение.

— О, у нас есть корреспондент в Лиссабоне, — сказал Бёмер, — стоит только написать ему…

— Вот-вот, — смеясь, иронически вставил Босир, — напишите ему и спросите его, какова кредитоспособность господина да Суза и есть ли у ее величества королевы миллион четыреста тысяч ливров?

— Сударь… — сконфуженно пробормотал Бёмер.

— Согласны вы на это или предпочитаете другие условия?

— Те условия, которые господину секретарю угодно было мне предложить, мне кажутся подходящими. В какие сроки будут произведены платежи?

— В три срока, по пятьсот тысяч ливров, господин Бёмер. Это будет для вас предлогом совершить интересное путешествие.

— В Лиссабон?

— А почему бы нет? Получение в трехмесячный срок полутора миллионов, кажется, стоит того, чтобы из-за этого побеспокоиться?

— О, конечно, но…

— К тому же вы поедете за счет посольства, и я или господин правитель канцелярии будем сопровождать вас.

— Я повезу бриллианты?

— Конечно, если вы не предпочитаете послать отсюда чеки и отправить в Португалию бриллианты без вас.

— Я не знаю… Я… полагаю, что путешествие будет не лишним… и…

— Я такого же мнения, — сказал Босир. — Купчая будет подписана здесь. Вы получите сто тысяч ливров наличными, подпишете, что продажа состоялась, и отвезете бриллианты ее величеству. Кто ваш корреспондент?

— Братья Нуньес-Бальбоа.

Дон Мануэл поднял голову.

— Это и мои банкиры, — сказал он с улыбкой.

— Это и банкиры его превосходительства, — также с улыбкой повторил Босир.

Бёмер просиял, на челе его не осталось ни облачка, и он поклонился, как бы в знак признательности и своего намерения удалиться.

Но тотчас же какая-то внезапно мелькнувшая мысль заставила его вернуться.

— Что такое? — спросил встревоженный Босир.

— Значит, вы дали слово? — спросил Бёмер.

— Да.

— Кроме как…

— Кроме как в случае несогласия господина Боссанжа; мы ведь уже решили это.

— И кроме еще одного случая, — прибавил Бёмер.

— А!

— Это деликатный пункт, сударь, и надеюсь, что честь Португалии слишком высокое понятие, чтобы его превосходительство не понял меня.

— Что за подходы? К делу!

— Вот в чем оно заключается. Ожерелье это было предложено ее величеству французской королеве.

— Которая отказалась от него. Дальше?

— Мы не можем согласиться, чтобы это ожерелье навсегда ушло из пределов Франции, пока не предупредим об этом королеву… Уважение и даже лояльность требуют, чтобы мы отдали предпочтение ее величеству королеве.

— Это справедливо, — с достоинством сказал дон Мануэл. — Я желал бы слышать от португальского купца те слова, которые слышу от господина Бёмера.

— Я очень счастлив и горд одобрением, которым меня удостоил его превосходительство. Итак, торг состоится при двух условиях: одобрение сделки Боссанжем и главное — окончательный отказ ее величества французской королевы. Я прошу у вас для этого трехдневный срок.

— А с нашей стороны условия таковы, — сказал Босир, — сто тысяч ливров наличными и три чека по пятьсот тысяч ливров в ваши руки. Вы передадите шкатулку с бриллиантами господину правителю канцелярии посольства или мне — словом, тому, кто будет сопровождать вас в Лиссабон к господам братьям Нуньес-Бальбе. Полная уплата в течение трех месяцев. Путевых издержек у вас никаких.