какую-то роль, а вы ничего не играете, и при этом совершенно одинаково

живете на экране. Если вы попали в объектив, это не значит, что вы могли бы

сыграть ту же роль, что и профессиональный артист, от начала до конца.

Но ведь наш лабораторный опыт доказал желаемое.

Непросто складывались отношения актера с кинематографом. Сначала они

дружно шли вслед за театром, не осознавая своих сил, не видя различий.

Потом кинематограф на первое место поставил монтаж, отвернулся от актера,

а тот стал искать образцы игры на улице, в цирке, обратился к акробатике.

Затем актер опять стал главным выразителем идей фильма, режиссерского

замысла — пришлось снова посмотреть в сторону театра, но уже с оглядкой,

выбирая только нужное, пригодное для киноэкрана.

Неизвестно, что ждет нас в будущем. Возможно, повесть о том, как

мирился и ссорился кинематограф с артистом, еще не закончена. А вдруг кино резко

свернет к документальности и призовет к себе типажи? Или повысит меру

условности? Тогда подлинность поведения актера станет излишней... Но,

наверное, так или иначе, покуда кинематограф считает себя искусством, без

актера ему не прожить.

А мы, следуя нашей традиции, в конце главы обозначим те этапы съемок

фильма, во время которых без актера не обойтись:

Устроим небольшой антракт. Вернее, нечто вроде интермедии.

Когда-то ими — небольшими комическими или музыкальными

пьесками — прерывали ход драматического спектакля или оперы.

Мы же прервем рассказ о сценариях, крупных планах, актерском

мастерстве, эскизах и декорациях. Сменим тему, а заодно сменим

и ракурс. Раньше мы смотрели из зрительного зала на экран, на актеров,

теперь посмотрим глазами актеров в зрительный зал: что собою представляете

вы, зритель?

Кому не известно, как вы любите актеров, как спешите в кинотеатр, когда

там идет фильм с участием того, кто нравится вам больше других, как

раскупаете журналы, где актеры в своих интервью высказываются на разные

темы. В чем, в чем, а в любви вашей я не сомневаюсь...

Но вот письмо: «Как это вы согласились подлеца играть?.. Мы вас так

любили, а вы... Нельзя быть таким неразборчивым и всеядным!» Так написали

зрители известному актеру после выхода фильма, где он исполнил роль

подлеца и доносчика. А за что же перед тем полюбили его, за какую роль? Это тоже

не секрет: до этого он сыграл в кино несколько крупных ролей, и все его

герои были люди обаятельные, умные, решительные. Давно это было. Не

стоило бы вспоминать письма этих зрителей, но тема не устарела. Давайте

объяснимся, почему.

Начнем с того, что многим актерам приходится получать такие письма.

Иногда — встревоженные всерьез, иногда — злые, раздраженные тем, что актер

«обманул» ожидания. Я думаю, любой актер не обиделся бы, если бы в

письмах зрители просто высказывали свое мнение: не получилась роль,

здесь — недотянул, там — сфальшивил. Но ведь не о том письма! В них —

твердое указание, что надо играть, а что — не надо.

Здесь-то и кроется самая распространенная ошибка: зрители не могут

отделить образ, созданный актером, от самого исполнителя. Актер, что называется,

олицетворяет положительного героя, то есть дает ему на экране конкретное

лицо — свое лицо, свой темперамент. Удачно сыгранная роль «прирастает»

к нему, связывается в сознании зрителей именно с этим актером, а потому

резкий поворот к ролям иного плана, к героям отрицательным, кажется им

актерской безнравственностью.

Все, что существует в человеческой природе, дано отразить актеру —

и самое прекрасное, и самое худшее. Его задача — вскрыть в своих героях

самое потаенное, сокровенное, отразить, перевоплотиться. Только сгоряча

можно назвать это «всеядностью».

Любому актеру приходится играть разноплановые роли — и

положительные, и отрицательные. Исходная позиция зрителей, присылающих письма,

часто такова: никто из актеров не должен играть отрицательные роли, дабы

его не заподозрили в сходстве с героем. «Приглашаете на роль Чацкого?

Пожалуйста, с радостью. А вот Фамусова, этого крепостника, никогда не стану

играть!»

Что же нас ждет? Актеры от Фамусовых отказываются, слышать не хотят

об иудушках головлевых и требуют написать для них роли вроде Чапаева или

Гусева — физика из «Девяти дней одного года»...

Представим себе: сцену и экран заполняют сплошь замечательные люди.

Трагедий больше не ставят, потому что в них без конфликтов не обойтись.

С комедиями тоже трудновато: в любой из них обязательно присутствует

какой-нибудь малосимпатичный герой. Классике вовсе путь заказан, там уж

отрицательных персонажей полным-полно. Даже детективы исчезнут, их нельзя

представить без преступников и шпионов.

Ах, скажете вы, да это же нелепица, абсурд! Действительно абсурд. Я

просто хотела показать — пусть прямолинейно, схематично — чего, в конце концов,

хотят зрители, оберегающие любимых актеров от «плохих» персонажей.

Но на самом деле эта «забота», эти упреки во «всеядности» продиктованы...

ленью. Да, именно ленью! Зрители полюбили одну роль артиста, прикипели к

ней сердцем и душой — замечательно! Но потом они труда себе не дают

привыкнуть к другому образу, ведь это требует работы — зрительской работы ума

и сердца. Актер пытается сделать неожиданный поворот, показать не только

свет, но и тени жизни, а зрители стараются вернуть его в старое русло

однажды сделанного. Кому это удобно? Да в первую очередь неразборчивому и

ленивому зрителю: не хочу думать и разбираться, пусть актер повторит то, что я

уже видел. И тут же садится писать письмо — с упреками и требованиями.

Да, кстати, могут ли вообще зрители диктовать, приказывать актеру? Одно

дело — посоветовать сыграть ту или иную роль, которая, как им кажется,

подходит артисту. В этом — доброжелательность, признание таланта, вера в

актера. Зрители могут дать очень дельные советы. Недаром режиссеры

обращаются к ним за помощью. Вот здесь — советуйте, отвергайте!

Когда вы сидите в кинозале, вам кажется, что актер играет для вас одного,

что у вас с ним установился контакт такой близкий, будто вы с ним,

исполнителем, хорошо знакомы. Это «будто» — одна из самых опасных иллюзий,

которую создает искусство. Поэтому, когда вы собираетесь писать письмо

актеру, спорьте, давайте оценки сыгранным ролям. А приказывать не стоит.

Эмоции не должны опережать мысль. Остановитесь, подумайте, попытайтесь

разобраться. Категоричность в разговоре об искусстве недопустима.

Это не столь уж сложное правило входит в кодекс зрительской этики.

Впрочем, как сказал один писатель, нет отдельной этики ученого, этики врача

или этики зрителя. Есть одна дла всех — этика порядочного человека.

Однако то и дело встречаешь зрителей, у которых уже сложилось

определенное мнение о фильме, и возражений они не терпят.

«Как вы посмели ругать такой замечательный фильм? — отчитывают они

критика. — Почему напали на картину, которая нам так понравилась, кто вам

дал это право? Не трожьте фильм. Все равно мы останемся при своем мнении,

а ваши оценки никого не интересуют. Пойдем еще раз смотреть этот фильм».

Какой? Не суть важно. Такие письма по поводу разных картин приходят

довольно часто.

Откровенно говоря, мне нравится активность зрителя, написавшего это

письмо. Он не захотел отмалчиваться, когда стали критиковать его любимую