– Ну и что это такое у нас получилось?

Сашка скептически вертел в руках и осматривал лёгкий, длинный, толщиной с хорошую варёную колбасу, камышовый валик, перевязанный с двух концов.

– Давай я его прихвачу ещё и посередине, для прочности. Так-с! Готово! Теперь-то, надеюсь, тебе понятен мой грандиозный замысел?

– И теперь нет.

– Совершенно не фантазёр, не в папу, нет.

Хитро посматривая на сына, Глеб начал отмерять в руках и точно так же перевязывать вторую охапку сухого камыша.

– Сделай, пожалуйста, пятьдесят таких очаровательных колбасок.

– Зачем так много-то?

– Для здорового и безмятежного сна. Вяжи, вяжи, попозже объясню гениальность твоей работы подробней.

Поправляя сына в производстве его первых камышовых изделий, Глеб, не теряя времени, распустил ножом пивную банку на ровный алюминиевый листик, почти лопаточку.

– А это что такое?

– Лопаточка.

И капитан Глеб ничуть не лукавил.

Первый раз в жизни ему приходилось предавать мертвого человека не земле, как обычно; не воде, как было однажды на одной яхте посреди Гвинейского залива, а снегу…

Он методично набрасывал снег на тело Вадима, тщательно прихлопывал и выравнивал каждый пушистый слой импровизированной лопаткой, потом опять бросал поверх растущего прямоугольного сугроба снег, снова плотно трамбовал его, стараясь не задевать то место, где остался торчать нож…

Всё получилось прочно и даже немного красиво. Горелые ветки он оставил торчать по периметру белоснежного саркофага.

«Пока так приятель, потом посмотрим…».

На обратном пути к костру он захватил с собой двухлитровую жестяную банку из-под томатов, толстую и ребристую, которая приметно торчала в тонком льду у самого берега.

– Промой хорошенько, пусть стоит здесь, возле самого огня, набери в неё воду из залива и понемногу доливай, когда будет выкипать.

– Зачем это?

– Потом узнаешь.

Растительные колбаски у Сашки получались уже профессионально и промышленно ровными, некоторые были даже изящными.

– Ты же не против, если я немного подремлю?

Капитан Глеб удобно присел на ворох обрезков камыша, поднял повыше воротник, засунул руки в карманы кутки.

Прислонился спиной к нагретой близким костром вываленной стене высокого корневища…

Закрыл глаза.

– Пойдёшь за дровами – помни про наши и чужие следы.

Прищурившись от лёгкого дымка, Сашка хотел было ответить, но его отец уже спал.

Весь приготовленный камыш удалось перевязать примерно за час.

С опаской, держа наготове нож, Сашка ещё два раза сходил за ближний овраг, наломал и притащил оттуда к огню две огромные охапки сухих сосновых веток.

Когда он, разгорячённый хорошей и полезной добычей, вернулся с дровами в третий раз, отец уже проснулся и сидел у костра, со снятым башмаком, внимательно изучая собственный белый носок.

– Это ещё зачем?

– Думаю о том, как мы вскоре окуньков обманывать будем.

– А серьёзно?

– Этот носок – синтетика, распущу его в свободное от основной работы время на нитки, пригодятся, когда рыбачить соберемся.

– А-а…!

– Спасибо, что понял.

И в первый раз за множество этих странных часов Сашка легко улыбнулся.

Действительно, светлый день заканчивался стремительно, но тени от сосен, хоть и протянулись уже далеко по снегу, к оврагу, всё ещё различались чётким количеством.

– Давай, я ещё дров потаскаю?

– Конечно. Только подожди немного….

Не вставая с кучи набросанных камышовых остатков, Глеб выбрал из нескольких пивных жестянок, аккуратно сложенных рядом, за корневищем, одну, яркую, сильным движением ножа вырезал у неё верх, отогнул и привязал к крышке круговую веревочку.

– Держи.

– Зачем?

– Хватает же у некоторых людей воздуху на неразумные вопросы…

Капитан Глеб вскочил на ноги, надел верёвочку сыну на шею. Полюбовался произведением инженерной мысли.

– Пока будешь дрова носить – собирай между делом в банку старый шиповник. Пригодится.

Пока Сашка приходил к костру, бросал охапки сухих сучьев, и уходил, гремя пищевой банкой по нагрудным металлическим кнопкам своей красивой куртки, капитан Глеб аккуратно, в одинаковый размер подрезал все камышовые валики, заготовленные сыном. Не спеша, совсем не отодвигаясь лицом от сильного жара огня, он до конца распустил капроновый овощной мешок на несколько клубков оранжевых пластмассовых ниток.

Перчатки – на груди, в проёме немного расстёгнутой куртки. Работать с тонким материалом Глеб привык голыми руками.

Через час у него получились две симпатичные, в рост человека, толстенькие циновки из сложенных вплотную друг к другу и прочно перевязанных камышовых заготовок.

– Вот, лежбище котиков становится всё комфортабельней!

Капитан Глеб Никитин отряхнул комбинезон от сухой пыли и подмигнул Сашке.

– Снизу – тепло. Справа – костёр, слева – стена корневища. Сверху…

– Ангелы плюются, глядя на это наше безобразие!

Отец и сын согласно захохотали.

На землю, под коврики, лёг весь лапник, все остатки камыша. На корнях вывороченного пня Глеб заботливо и практично устроил несколько полочек для будущих припасов.

– Давай-ка, сын, употребим ещё немного горячительного.

Приметные для каждого из них личные банки с ягодным кипятком давно уже стояли на привычных местах с краю костра.

Сашка держал банку перчаткой, нетерпеливо, обжигая губы, часто отхлёбывал и уворачивался лицом от лёгкого соснового дымка. Капитан Глеб поставил свою банку в снег.

– Допьём, и пока ещё солнце есть, сходим, прогуляемся за желудями. Считаю, что джентльменам навроде нас негоже коротать долгие зимние вечера без кофе у камина. Согласен?

Сашка кивнул, вытер нос рукавом.

После долгого снегопада деревья и на обрыве, и в оврагах стояли мокрые и тёмные с одной, с восточной, стороны.

Дюжина старых дубов тихо шелестела в высоте не опавшими вовремя, осенью, жестяными листьями. Снега под дубами нападало не так уж и много.

Сначала они раскидывали старые листья ногами, потом стали искать жёлуди наощупь. Сашка первым поднял две штуки, в азарте встал под одним из могучих деревьев на колени. Некоторые жёлуди были вроде как раздавлены, их чёрные шапочки валялись отдельно, на многих топорщилась коричневая отмокшая скорлупа.

«Хорошо хоть, что немного подмёрзли, не такие уж будут и противные поначалу…».

Капитан Глеб знал, что на третий-четвёртый день эти почти гнилые жёлуди будут казаться им лакомством.

– Всё, хорош! Половину рощи мы уже подмели, успели. Остальное соберём завтра с утра.

– А я ещё каштаны видел на просеке! Два или три дерева! Давай завтра и там пройдёмся! Будем, как в Париже!

– Каштаны очень горькие в наших лесах.

– Я всё равно попробую.

– Угостишь?

– Нет, я их под одеялом в одиночку сжую! Весь килограмм!

Сашка повторно и весело шмыгнул носом.

И опять, когда они вернулись к зимовью, капитану Глебу не пришлось длинно объяснять сыну, зачем он ещё днём принёс от берега и уложил с края костра, почти в огонь, несколько больших плоских камней.

Очищенные и вымытые жёлуди сначала резко шипели на раскалённых камнях, потом от них запахло тёплым кофе.

– Терпи. Напиток готовим серьёзный, требующий времени. Напоминай только мне, что продукт нужно пошевеливать, чтобы совсем уж сильно не пригорел.

– И это мы будем.… Без сахара?

Сашка сморщился.

– И без серебряных ложечек, без свежих сливок, без покашливания возле наших кресел седовласого дворецкого.

Глеб Никитин сидел в привычной уже, удобной позе, опираясь плечами на высокое корневище, подбрасывая мелкие прутики в огонь костра.