Нас нет в городе два, три, шесть дней! Единственно разумное объяснение – ничего страшного не увидели, держимся в лесу героями, выигрываем наше трудное пари. Или уже убежали в Канаду.

Поэтому «он» и приедет в субботу. С заботой о нас. За час до полудня.

– Ну, приедет и приедет.… А как мы докажем, что это он убил?

Бессонная ночь – не самый лучший полигон для отработки стратегических решений. Глеб несколько раз устало моргнул, потёр ладонью лоб.

«Держаться!».

– На второй, третий день «он» начнет сильно психовать. Его планы рушатся – нас всё ещё нет в городе! Мы не прибежали домой, не рыдаем на груди у самого главного прокурора. Знаем ли мы что-нибудь или не знаем о Вадиме? Что делаем – греемся у костра и любуемся на звезды или же готовим какие-то хитрые и коварные планы? В эти дни «он» обязательно начнет допускать ошибки, спешить, совершать такие нелепые поступки, которые потом, применительно к нему, приехавшему к нам сюда в последний день, будет легко вычислить. Нам не нужно будет искать убийцу среди множества наших знакомых. Это «он»! Мы и только мы с тобой будем знать об этом! И найдем возможность его наказать! Пусть даже будет официальное расследование, на нас будут коситься, допрашивать и оскорблять. Пустяки! Самое главное – мы тоже будем иметь возможность обвинять человека, который приедет сюда, в лес! Проверяйте, господа полицейские, и его алиби, и его телефонные переговоры, и все вчерашние его перемещения!

– Зачем ему тогда самому сюда ехать? Мы вернёмся, а через несколько дней «он» как-нибудь осторожно намекнёт и направит сюда следаков?

– Убийца не должен допустить, чтобы мы вернулись героями. У кого хватит решимости голословно обвинять славных челюскинцев, почти папанинцев, а?! Нужно ждать. Он будет здесь!

– Ну и что? Не признается же ведь! Просто приехал нас проведать, подбросить до города!

Сашка никогда ещё не видел своего отца небритым.

Глаза Глеба тоже непривычно и устало блестели в тёмных полукружиях. Но улыбнулся он по-прежнему белоснежно и по-волчьему хищно.

– Посмотрим на его поведение. Мы здесь одни. И он тоже. Рядом с замороженным телом немногие выдержат дружескую беседу в таких условиях. Кроме того, мы объясним товарищу, что прятать одно или два трупа в здешних лесах – для нас, таких закоренелых душегубов с большими ножиками, – не принципиальная разница. Справишься?

Сашка молчал, ковыряя носком ботинка снег и отбивая рифлёной подошвой небольшие льдинки от травяных корней.

– Это единственный выход. Не полагаться на случай, не быть опороченными и опозоренными, а выдержать и самим довести дело до конца. Найти и отомстить. В кинофильмах говорят, что месть – блюдо, которое нужно подавать холодным. У нас оно получится холоднее некуда…

Никто ещё не выдерживал такого напора и таких атак капитана Глеба Никитина. А этот, юный…

– Ну, я же в здравом уме был, когда соглашался идти с тобой…

– Был-то ты тогда в здравом, а вот если неделю придётся спать в лесу рядом с этим.…

Глеб махнул рукой в сторону берега.

– Я готов.

Отец отважного юноши Сашки улыбнулся, сразу же потеряв во взгляде почти все напряжение последних минут.

– Вот и порядок. Я рад. А то работать без подручных и скучно, и грустно. Но знай – мы сами себе набрасываем петли на шеи. Если мой расчет даже слегка неверен, и кто-то приедет сюда раньше, то все наши объяснения будут выглядеть смешными и нелепыми. Натоптано вокруг Вадима уже немало, а мы всё ещё на месте преступления – тут уже не оправдаешься незнанием.

Дело было сделано.

Глеб Никитин немного похвалил себя за удачный психологический дебют и тут же, не расслабляясь, переключил организм на другое. Решение принято единогласно, теперь его было нужно грамотно, без ошибок выполнить. И не то, чтобы он сомневался в своих силах – ещё и не такие эпизоды случались в кочевой жизни капитана Глеба, но этот случай был уникальным. Без полной уверенности, что они с сыном выдержат эти семь дней в зимнем лесу, Глеб ни за что бы изначально не стал ввязываться в такую авантюру. Теперь же ситуация невероятно усложнилась и его практические действия должны стать гораздо ответственнее. Он легко бы подправил хмурое настроение сына в обычной обстановке, но как Сашка поведёт себя завтра, послезавтра, ежедневно, ежеминутно и нервно ожидая развязки этой трагедии? Как справится со своими воспоминаниями о живом и громком Вадиме, каждый раз засыпая голодным и холодным совсем рядом с его телом, у ночного костра? Как будет чувствовать себя все эти дни, ожидая неминуемых обвинений в убийстве?

– Пошли, прогуляемся немного.

Глеб хлопнул сидящего сына по плечу.

– Сия жизнь – один час, а потому употребим его на дела.

К началу настоящего дня похолодало очень заметно, уже и не приходилось ожидать того весёлого нулевого морозца и солнышка, что сопровождали их на всём беззаботном пути сюда.

– Кажется, синоптики опять нас огорчили. Придется зимовать в гораздо худших условиях.

Сашка тоже, очень по-отцовски, на ходу потянулся, глубоко вздохнул.

– А если бы у нас огонь трением не получился?

– В первый же солнечный день познакомлю тебя с резервными способами.… Но это всё потом. С чего, как ты думаешь, нам необходимо начать готовиться к зимовке?

– Ну, огонь у нас уже есть… Еды бы добыть какой-нибудь неплохо. Правильно?

– Еда – это хорошо. Но думать нужно на перспективу. Светлое время суток скоро будет заканчиваться, всё-таки зимнее солнцестояние на нашем носу, так что правильнее будет озаботиться удобствами ночлега. Ты сегодня не замёрз?

– Ого, ещё как! Один раз даже проснулся оттого, что зубами колочусь!

– Вот видишь, факт имел место. Важнее всего для нас – это остаться здоровыми и, уже потом, по возможности, стараться быть сытыми. Но этого, извини, в полной мере обещать не могу. Будем худеть.

– Пока толстый сохнет, тощий сдохнет!

– Пораженческие настроения. У нас же с тобой есть ножи и две головы, полные умных мыслей, так что без провианта мы никак не останемся. Кстати, уже пришли…

Они остановились на плоском, песчаном, густо заросшем золотистым сухим камышом, участке берега.

– Извини, но командовать именно этим парадом буду всё-таки я.… Режь камыш под самый корень, ближе к воде, складывай в охапки, в такие, чтобы за один раз можно было унести, и таскай их наверх, к нашему логову. А я…

– А ты куда?

Глеб оставался непроницаем командирским лицом, хоть и вовсю улыбался внутри своего отцовского характера.

«Пока ещё робеет оставаться в одиночестве…».

– Я схожу за веревками, мы их бросили там вчера в беспорядке. Пригодятся они нам сейчас.

В уютных, почти домашних заботах прошёл почти час.

Раз за разом, пыхтя и подметая окружающий снег длинными метёлками камыша, Сашка приносил с берега к костру огромные шуршащие букеты. Сам же капитан Глеб устроился поближе к огню и занялся кропотливым распутыванием мокрой оранжевой сетки из-под картошки.

– А зачем тебе так много веревок?

– Богатств много не бывает, богатства у людей всегда обязательно почему-то в дефиците. Смотри.

Прихватив обеими руками охапку камыша за толстые комли, Глеб примерился к ним и с десяток лишних стеблей отбросил в сторону.

– Теперь держи, перехватывай у меня.

Грязно-оранжевой капроновой верёвкой Глеб аккуратно и туго обвязал пучок почти у самых корней. Другим обрезком так же прочно перехватил камышовую охапку примерно в метре от первой стяжки.

– Ферштейн?

– Не-а…

Сын был искренен в своём изумлении, поэтому Глеб деликатно пояснил.

– Теперь обрезай эту конструкцию сантиметрах в пяти от второго жгута. Та-ак, правильно. Эй, транжира, чего это ты вздумал такие роскошные обрезки совать в костёр?! Это не наш метод – они пригодятся нам как черновой материал, бросай их на ельник, всё мягче будет почивать.