затем, как литературный материал, на ряду с находящимися

1361

здесь же выписками, заметками, набросками. Когда производится

группировка материала (об этой стадии работы дают неко-

торое представление черновые листы большого формата

в папке 2298), то из двух, указанных выше, тетрадей вместе

с различными афоризмами выписываются целые отрывки из

переписки с Екатериной П. П.—В чем же состояла творческая

работа Вельтмана над этими документами любви?

Во первых, он старается у д а л и т ь все наиболее

с у б ъ е к т и в н о е . Цитированное выше объяснение причины

его путешествия выпущено, потому что в нем описывается,

как „он окован страстью, наказан за доверчивость", и оста-

влены лишь последние фразы шутливого характера: „уложим

в кошелек мысли и воображение" и т. д. (II ч.). То же и

в другом месте: „Боже мой, что это с тобой сделалось!

За что ты так ударил кулаком по карте?.. О, вскричал

внутренний голос мой, как я здесь любим! Где?., здесь"...

(тетрадь в переплете, папка № 2279),—в печатном тексте

последние фразы выпущены (112 гл).

В рукописи перед разговором двух приятелей имеется сле-

дующее рассуждение „о важности самых маловажных вещей".

„Этот измятый клочок бумажки, который у меня лежит в запис-

ной книжке, и на котором написано очень нечетко: „Пощадите

меня, вы безжалостны", кажется ничего не значит в глазах

умного, хладнокровного, просвещенного человека, — неправда

ли? А если бы он узнал, что это пример из науки познавать

сокровенные чувства, то он бы признался, что на самоц не-

важном слове основано часто важнейшее откровение, и что от

этого слова зависит часто вся будущность не только одного

или двух, но даже и трех существ. Поняли вы меня?" (№ 2279).

В печати этот личный материал, основанный на действитель-

ном факте (1-ое письмо: „Ваши слова: пощадите меня, вы

безжалостны—были чудными, сладостными звуками для сердца

моего"), выпущен (гл. 189).

Во вторых, автор затушевывает лирические места своих

писем, придавая им комический колорит. Для примера сопо-

ставим два варианта одного стихотворения. В рукописи оно

озаглавлено: „Невинная любовь" (папка № 2279). Эта тема

развивается в трех строфах:

Лети ко мне, младая Геба,

Дай пить! Горят мои уста.

Как свет, как мысль о благах неба

Моя любовь к тебе чиста.

В печатном тексте (гл. 251) темою стихотворения стано-

вится „жажда" и весь смысл его меняется с заменою слова

„любовь" словом „струя".

1361

Лей нектар мне, Ювента — Геба,

Дай пить, горят мои уста.

Как свет, как мысль о благах неба,

Струя прозрачна и чиста.

Вторая строфа совсем выпущена:

Тебя томит, томит усталость,

Склонись... тебя я усыплю.

Не принимай sa дерзость шалость.

Тебя я праведно люблю.

А третья, представляющая наростание чувства и переход

к настроению, противуположному невинной любви:

Как ты мила, как сердце бьется,

Душа кипит, я весь в огне,

О, не ласкай меня, не тронь,

Я друг твой, но могу забыться—

— в печати совершенно изменена, ей придан комический оттенок:

Как сладок взгляд твой, что ж ои томен?

Не буря ли волнует грудь?

Постой, постой, я буду скромен,

Я буду пить, но дай вздохнуть.

В третьих, он о б ъ е к т и в и р у е т личный материал, вкла-

дывая его в чужие уста. Так, „голос", защищающий романти-

ческую любовь, цитирует, как мы видели, второе письмо

автора к Е. П. Монолог „пылкого юноши" представляет собою

также конспект из его писем к ней (209 гл.). „О, если б ты

была свободна! Если б голос не умер на устах моих, я бы

сказал тебе: еще до существования моего я любил тебя".

(Из первого письма). „Что мне уверять тебя? Уверения лишают

доверенности" (1 п.). „Ты прекрасна, добродетельна, ты звезда,

ласково светящая на меня с неба" (Из 4 п. франц.). „Два

звука, согласованные самою природою—я и ты" (8 п. январь).

„Некогда они были одним существом, но какая то враждую-

щая сила разорвала его на двое, чтобы со временем при

встрече нашей насладиться нашим страданием". (Из IX п).

Четверостишие, вложенное в уста юноши, является последней

строфой из длинного стихотворения: „К Kitty", написанного

в феврале между XV и XVII письмами.

Итак, хотя один из романтиков (Генрих фон Клейст) и ска-

зал: „Я не прнимаю, как поэт может передать людям — этой

грубой chrae — дитя своей любви", — у романтика Вельтмана

самые страстные места из писем использованы, как литера-

турный материал. Любовь, заполнявшая писателя в период

творческой работы, вошла и в его создание централь-

ной темой, намеренно не развившейся в сюжет. Р а з р о з н е н -

1361

н о с т ь формы, являющаяся, как мы видели, „принципом"

постройки „Странника", позволяющая считать автора разру-

шителем повествовательных традиций, диктуется внутренней

потребностью—скрыть свои настоящие чувства of читателя,

а общий гротескный тон и стиль маскируют собою лириче-

с к ую струю, которая к концу путешествия все же обнажается.

V

Проблемы формы, поставленные в „Страннике", занимают

Вельтмана и в дальнейшем его творчестве.

„Кощей Б е з с м е р т н ы й " (1833 г., в 3 ч.) носит не-

обычное название: „былины", и автор сам подчеркивает неопре-

деленность его формы, точно колеблясь, к какому жанру

отнести свое произведение: „вышеописанный боярин нисколько

не постороннее лицо тому поколению, о котором идет моя

длинная речь, слово, песнь, повесть, сказание, история, вы-

мысел, поэма, ядро, роман" (I, 236).

Разрозненность, возведенная в принцип в „Страннике",

здесь сказывается в прихотливой перестановке частей пове-

ствования. Начало романа сразу знакомит читателя с харак-

тером главного героя, который показан ему едущим на спине

слуги. Вторая глава неожиданно переносит его за несколько

сот лет назад к предкам Ивы Олельковича и вся I часть

и начало II построены по типу н а н и з ы в а н и я новелл,

историй любви и женитьбы представителей рода Путы-

Заревых. И внутри каждой из них соблюдены те же прин-

ципы постройки. Например в истории Ивы Иворовича: героя

везут в Киев к дяде Мстиславу; автор отвлекается описа-

нием похода последнего, рассказывает о его храбрости и за*

бывает о главном действующем лице. Где Кощей Бес-

смертный, где Ива?"—восклицает он, наконец, устами чита-

теля (стр. 139), но оказывается, спустя несколько страниц, что

Ива неожиданно исчез: „читатель ясно теперь видит, что не

только я, но и никто из нас не знает, где Ива... Но что же