лежали черные тени, — а там, на востоке белела уже светлая полоса и меркли

стыдливые звезды. В воздухе начиналось едва ощутимое движение... Все

было полно ожидания, все готовилось зашуметь, запеть на тысячу голосов,

и все молчало, как бы только приглядываясь и прислушиваясь. Маленький

кузнечик еще спокойно досыпал на листочке неподвижного цветка, а непо-

далеку от него, в низком кустарнике, чутко дремала скромная малина... Лучи

восточной зари были еще так слабы, что не могли преодолеть темноту ночи,

однако они уже бросали от себя какой то странный фантастический отсвет,

1361

в котором довольно ясно обозначались все поверхности... Анна Михайловна

стояла на балконе, как очарованная... С жадностью впивала она в себя

эту упоительную прохладу и вдыхала благоухание цветов, растворенное

свежим угренним воздухом. Перед нею лежал сад, густой и мрачный; лишь

одни вершины его резкою чертою проходили по темно-синему своду неба,

там, ниже, все линии сливались еще в одну сплошную массу сумрака...

Но в этом сумраке было столько завлекательного, так охотно погружался

взор в его заманчивую глубину"...

Что же следует из всех этих параллелей и аналогий

к „Трем встречам"? Появившийся в 1852 г. рассказ, как мы

видели, написан в новом для Тургенева стиле. За лирическую

повесть Тургенев впервые взялся в „Трех встречах",— и этот

жанр станет для него с этих пор наиболее привлекательной

формой. Обратившись к лирической повести, Тургенев, минуя

повесть 40-х годов и уклоняясь от принципов натуральной

школы, явно поворачивается в сторону русской романтической

повести 30-х годов; повествовательные традиции поэтики

романтической определенно выступают в его рассказе, при

чем Тургенев вносит и нечто новое в жанр — он дает полное

оформление словесному материалу в зависимости от рас-

сказчика, делая его пружиной действия, но не превращая его

в главного героя повести. К у д р я в ц е в - Н е с т р о е в явился

тем промежуточным звеном, которое соединяет Тургенева

с русской романтической повестью 30-х годов. 2)

*) Кроме Кудрявцева-Нестроева лирическая повесть в 40-х годах встре-

чается, напр., у Е. Кубе — «Лидия. Рассказ из жизни музыкального учителя44

(Москвитянин, 1846, № М» 4, 5, 6 и отдельно в 1843 г. ) Повесть эта значи-

тельно больше по объему, в ней сложнее сюжет — с тремя линиями любов-

ного действия, многочисленнее действующие лица, иная трактовка темы

страсти, но все же многое роднит .Лидию" Кубе с рассказами Кудрявцева

и Тургенева: например, рассказчик, недоумевающий, не понимающий Лидии,

которая кажется ему видением, сном, тема тайны, скрытой в героине,

приемы намека, недоговоренности, незавершенности и т. п.

а) Вопрос о связи „Трех встреч14 с западно-европейской повестью не

ставится в данной работе, потому что цель ее. как это было намечено вна-

чале, с одной стороны, уяснить место рассказа в творчестве самого Турге-

нева, с другой установить ту литературную среду, которая подготовила

его технику. Установление зависимости русской лирической повести от со-

ответствующего жанра в западных литературах уже выступает за пределы

заданий предлагаемой работы и входит в изучение проблемы повествова-

тельных жанров вообще. Впрочем, не можем не отметить, что к сюжету

„Трех встреч'4 представляет аналогии рассказ П. Мериме — „И viccolo di

madam Lucrezia" (Dernieres nouvelles), сюжетное ядро которого составляет

встреча рассказчика с женщиной в белом, высунувшейся из окна запущен-

ного дома в одной из пустынных улиц Рима; в оформлении сюжетного дей-

ствия играет значительную роль таинственный дом, в котором, как пред-

полагает рассказчик, скрывается незнакомка, а двигателем его служит тщетное

желание рассказчика проникнуть в тайну ее любви, — все это напоминает

„Три встречи", но развязка повести совсем не сходна с Тургеневским рас-

сказом - - е е тайна раскрыта и для ее повествователя, и для читателя.