ред. Н. Л. Бродского. Петр. 1923 г.
1361
О том, что стиль итальянского пейзажа „Трех встреч"
восходит к традициям 20—30-х годов русской литературы,
нам уже приходилось упоминать.
Описание маскарада, на фоне которого происходит третья
встреча, тоже ведет нас к повести 30-х годов. Маскарад
в одной из повестей Павлова („Маскарад") является обрам*
лением всего действия. Герой, Левин, в домино, стоит у стены,
подобно незнакомке в ≪Терном домино, прислонившейся
к колонне. И Левин, и незнакомка не только равнодушны
к музыке, веселью; бал — контраст к их настроению. Та же
ситуация и в повести Жуковой „Медальон". Герой ее, Вель-
ской, на блестящем балу узнает, что Софья, которую он лю-
бит, стала невестой другого; он одиноко стоит у стены.
„В дверях танцевального зала, прислонясь к стене и сложа на груди
руки одна на другую, стоял наш внакомец Вельской, в черном платье, всем
чужой, в роли наблюдателя, с странным выражением во взоре". (Вечера на
Карповке" I ч., стр. 326—328).
Даже „скромно-фатальное выражение лица", с которым
рассказчик бродит вдоль колонн, восходит к тем ремаркам,
которыми иногда сопровождается в повести 30-х годов опи-
сание загадочной внешности героя, присутствующего на балу,
но чуждого веселью. „Зачем он тут?" — спрашивает Павлов
по поводу Левина („Маскарад"), „зачем это лицо, полу-пре-
красное, полу-страдальческое, намек о горькой тайне, о язвах
души?... Не подделался ли он с намерением под героев Бай-
рона, чтоб еще раньше представить нам карикатуру на них и
блеснуть сердцем, заглохшим под пеплом страстей?... (стр. 37).
Прием перебоя в слоге повести, переход от обычного
лирико-повествовательного стиля к народной речи в диалогах
(рассказчика с Лукьянычем, старостой, с молодым парнем) тоже
указывает на традиции романтической повести (Марлинский,
Тимофеев), где нередки смена патетической речи комическим
или разговорно-бытовым, сказом, прозы — стихами.
Итак, между „Тремя встречами" и русской повестью
30-х годов, как мы видим, значительное сходство во многих
элементах; но в 30-х годах жанр лирической повести в целом
еще не принял той формы, которую он имеет у Тургенева.
Ближе всего к Тургеневу лирическая форма повествования
у Жуковой, у которой вообще можно найти наибольшее коли-
чество аналогий и к отдельным приемам Тургенева. Жукова,
как и Тургенев в „Трех встречах", ведет повествование от
первого лица, но роль рассказчика у нее пока еще не та,
какую имеет рассказчик „Трех встреч". Он не является
стержнем рассказа, на котором держится все повествование;
он не представляет собой главной пружины действия, его
двигателя, но он незримо присутствует пр≫ событиях, знает
1361
о них больше, чем о них сообщает *), иногда даже беседует
о них с читателем 2), порой рассуждает о них 8); он стоит
рядом с героями, то предупреждая их в момент, для них
опасный 4), то сетуя о них 5), то обращаясь к ним с вопро-
сами 6), называя их дружески-ласково: „моя Катя", „моя —
говорит Жукова — задумчивая Катя" о героине „Провин-
циалки11 („Вечера на Карповке", II ч., стр. 346). Лиризм рас-
сказчика еще пока органически не сросся с повествованием,
легко отделим от него и не является средством, необходимым
для его оформления.
У Тургенева был еще один предшествен-
„Три встречи" и н и к ВЛоживший лирическую повесть в форму, повести Кудряв- т « Ь
дева - Нестроева знакомую нам по „1рем встречам", ото —
Кудрявцев-Нестроев, повести которого начали
появляться в печати с 1836 года; последняя повесть его
написана в 1847 или 1848 г.г., (напечатана после смерти
автора в ,, С.-Петерб. Вед." 1863 г.).
В одной из повестей рассказчик сам характеризует свою
роль в повествовании о событиях: „Я не могу, естественно,
рассказать вам всей постепенности, с которою Сбоев прихо-
дил к своей цели: мне доставалось видеть, так сказать, лишь
отрывки его действий, по которым потом должен был я
соображать о целой системе 7).
Слова эти знаменательны, в них указано на значение
рассказчика — он наблюдатель лишь части событий, их отрыв-
ков, но он вместе с тем их комбинатор, приводит их в си-
стему, их оформляет. Многого рассказчик не знает, — вот
почему один из приемов его повестей — прием незавершен-
ности, отсутствия развязки, прием, который использовал
Тургенев: в „Трех встречах", во „Сне", — рассказчик отказы-
1) »Но видела ли она Мстислава? О, это я знаю. Видела: но как..* (.Про-
винциалка"), „Вечера на Карповке", II ч , стр. 366. 2) „Простите мне, что я занимаю вас Лауретою. Бедная Лаурета! Она
не заслуживает вашего взора по положению, в которое поставил ее случай;
но не судите людей по вашим понятиям и мнениямu и т. д. (Ib. стр. 3%). 8) „Правда ли, что этот день был тяжел для нее? Кому не приятно
быть предметом заботливости и внимания? Пускай то будет из сострада-
ния**... и т. д („Медальон14, „Вечера на Карповке4*, I ч., стр. 263—64).
*) „Ах, Наталья Васильевна, что было бы вам удовольствоваться анти-
поэтическою любовью вашего барона"... (.Барон Рейхман", Ib., I ч., стр. 69).
5) „Ах, барон, лучше бы вам иметь несколько побольше Седин в черных
кудрях ваших" (Ib., стр. 157). 6) „Вы знаете ли, граф Мстислав Валерьянович, черты ее, стан, голос,
все вам кажется знакомо, но это не она... Вы, конечно видели ее в юноше-
ских снах ваших"... („Провинциалка", „Вечера на Карповке", II ч., стр. 249—
250). 7) „Сбоев".—Повести и рассказы". М. 1860 г., ч. II, стр. 279. „Сбоев"
напечатан впервые в „Отеч. Зап.", 1847 г.
1361
вается от раскрытия тайны, которая явилась ему в начале
рассказа и в которую он хотел проникнуть в течение его.
Именно таково, напр., построение рассказа Кудрявцева
„Антонина" 1). Основа его — рассказчик, который в начале по-
вести делится с читателем своими впечатлениями от героини; дан
ее портрет, сообщено, о том, как относятся к ней окружаю-
щие, словом, рассказано лишь то, что мог наблюдать рассказ-
чик. Душевный мир героини закрыт для него, и лишь намек,
сделанный Антониной в беседе с ним, заставляет его предпо-
лагать тайну, которую она хранит в душе. Она говорит ему
о том, что обязательно найдет родственную себе душу, встре-
тит „свою бедную странницу" и с ней войдет в пристань.
Последующие события, о которых сообщает рассказчик,
заставляют забыть об этом намеке. Антонину выдают замуж;
своего мужа она не любит. Дальнейшая судьба ее почти
выходит из сферы наблюдения рассказчика, — до него лишь
доходят странные слухи, и те в конце концов исчезают.
И в момент полной неизвестности рассказчик получает от